не было ни зонта, ни шляпы, а его плащ, ворсистый редингот, был почти
сухим. Приехать на машине он не мог: улицу перекрыли из-за дорожного
ремонта. Следовательно, этот человек должен жить поблизости.
практиканта изготовили словесный портрет разыскиваемого, и сыщики обошли с
ним консьержек на улице Амели. Клиентом оказался не кто-нибудь, а
ученый-химик по фамилии Дюнан. Доктор Жером Дюнан. Тогда я снова
перелистал книгу записей и обнаружил странное обстоятельство: инициалы
Ж.Д. фигурировали в каждой из трех записей по дням, предшествовавшим трем
припадкам безумия у Прока.
стороне. Я отправился к нему после полудня. Он сам открыл дверь. Я тут же
узнал его по наброску наших специалистов.
ваши. Какие основания у вас думать, что Прок мог умереть?
чтобы это дело не получило огласки. Его необходимо скрыть от прессы. Иначе
это может иметь роковые последствия.
добился.
Сюрте, да и то получив санкцию своего начальства.
снабжающих прессу сенсациями. Это я понял уже потом. С ним у нас было
немало хлопот. В конце концов все обставили, как он требовал. Мой шеф
вошел в контакт с начальством Дюнана - на его допрос потребовалось
согласие двух министерств.
Франция не исключение. О химическом оружии все говорят с негодованием. Но
и над ним работа не прекращается. Именно он, доктор Дюнан, занимался
поисками препаратов, именуемых депрессантами, которые в виде газов или
пыли поражали бы психику неприятельских солдат. Что нам в результате
удалось выяснить? Под расписку о неразглашении нам сообщили, что доктор
Дюнан более четырех лет работал над синтезом такого депрессанта. Начав с
определенного химического соединения, он получил значительное количество
производных. Одно из этих производных оказывало требуемое воздействие на
мозг. Но лишь в огромных дозах. Нужно было принимать его ложками, чтобы
вызвать характерные симптомы: сначала фазу возбуждения и агрессивности,
потом - депрессии, переходящей в манию самоубийства. В подобных
обстоятельствах нередко производят реакцию замещения различных химических
групп в исходных соединениях и проверяют фармакологические свойства
производных, то есть полагаются на случай, в надежде, что он укажет верный
путь. Так можно работать годами, но можно получить вещество с нужными
характеристиками сразу же. Первый вариант, конечно, куда более вероятен.
годы не раз оказывался клиентом Прока. Без очков он шагу не мог ступить,
поэтому у него было три пары. Одни носил, вторые держал при себе как
запасные, третьи хранил дома. Таким предусмотрительным он стал, когда
очки, которыми он пользовался, разбились однажды у него в лаборатории и
работу пришлось прервать.
абсолютной изоляции. Перед входом в лабораторию переодевался с ног до
головы, менял даже башмаки и белье, а свои вещи оставлял в раздевалке,
отделенной от рабочего места компрессорной камерой. На голову надевал
прозрачный пластиковый шлем. Воздух подавали по специальному эластичному
шлангу. Ни его тело, ни очки не соприкасались с веществами, с которыми он
работал. Запасные очки Дюнан теперь до начала работы клал высоко над
головой - на полку с реактивами. Как-то, потянувшись за нужным реактивом,
он смахнул очки на пол и вдобавок наступил на них. Пришлось идти к Проку.
как после тяжелой болезни. Пожаловался, что, наверно, чем-то отравился и
ночью с ним был странный припадок; еще и сейчас, неизвестно почему, ему
хочется плакать.
недоволен: одна дужка жала, а новая линза неплотно охватывалась нейлоновой
оправой и через несколько дней вылетела, а так как это опять случилось в
лаборатории, где пол выложен кафелем, стекло разбилось вдребезги.
выглядел, как Лазарь, - словно за эти сутки постарел на десять лет. Дюнан
из вежливости стал расспрашивать его о подробностях повторного "припадка".
По описанию это походило на острую депрессию при химически вызванном
психозе - полное совпадение с симптомами, какие вызывал препарат X, над
которым Дюнан трудился так давно. Однако столь острую реакцию обычно
вызывала доза порядка десяти граммов вещества в порошке - какая же могла
быть связь между этим и очками, отданными в починку?..
полке, над бунзеновской горелкой, и предположил, что пары вещества X,
поднимаясь, могли в микроскопических дозах оседать на этих очках. Он решил
проверить догадку, подверг линзы химическому анализу и убедился, что на
них и на металлических шарнирах оправы действительно есть следы вещества
X. Но это были дозы порядка микрограммов, то есть тысячных частей
миллиграмма. Среди химиков известна история, как был открыт ЛСД. Ученый,
работавший с этим веществом, не предполагал, как и никто в ту пору, что
оно обладает галлюциногенным действием. Вернувшись домой из лаборатории,
он испытал типичный "взлет", с видениями и психотическим состоянием, хотя,
как всегда, перед уходом тщательно вымыл руки. Однако под ногтями у него
осталось ничтожное количество ЛСД, попало в пищу, когда он готовил ужин, и
этого оказалось достаточно для отравления.
в оправу новые стекла и распрямляя дужки. Чтобы выпрямить пластмассовые
дужки, он быстро проводит ими над газовой горелкой. Неужели вещество X при
подогреве подвергается изменениям, в миллион раз усиливающим его действие?
Дюнан стал подогревать вещество всевозможными способами - над горелкой,
спиртовкой, на пламени свечи, но безрезультатно. Тогда он решил поставить
так называемый перекрестный опыт. Он согнул дужку очков и покрыл ее
раствором препарата X, настолько разбавленным, что после испарения на
оправе остались следы вещества порядка одной миллионной грамма. И отнес
очки мастеру в третий раз. А когда явился за ними, увидел за прилавком
полицейского. Вот и вся история. История без разгадки и тем самым без
конца.
вызывал изменение препарата X. Что происходила каталитическая реакция,
усиливающая действие препарата почти в миллион раз. Но найти катализатор
ему не удалось.
виновных надо искать не среди людей, а среди атомов. Преступления
совершено не было, так как доза вещества X, нанесенная Дюнаном на очки, не
могла убить и мухи. Насколько я знаю, все реактивы из фотолаборатории
купил у мадам Прок Дюнан или кто-то по его поручению. Дюнан
последовательно проверил их воздействие на вещество X, но безрезультатно.
что после ее смерти Дюнан на время перебрался в опустевшую мастерскую и
чуть ли не всю зиму брал пробы со всего, вплоть до фанерной переборки,
крошек от шлифовального камня, стенной краски, пыли на полу, но так и не
обнаружил катализатора.
ваше дело из той же епархии. Такие дела творятся на свете с тех пор, как
его научно усовершенствовали. Вот и все.
всю дорогу молчали. Я узнал черты безумия Прока, как узнают знакомое лицо.
Недоставало только фазы галлюцинаций, но кто знает, что привиделось этому
несчастному? Странно, но к тем жертвам я относился, как к элементам
головоломки, а Прока мне стало жаль - из-за Дюнана. Я понимал: тому не
хватало мышей. Их нельзя было довести до самоубийства. Ему нужен был
человек. Дюнан ничем не рисковал - увидев в дверях полицейского, он
заслонился Францией. И это я мог понять. Но его слова: "как вы сегодня
себя чувствуете, старина Дьедонне?" - приводили меня в бешенство.
Фамилия, наверно, изменена. Я прикидывал, почему инспектор Пиньо дал мне
прослушать эту историю: не просто же из симпатии. Что скрывалось за этим?
Эпилог, возможно, также присочинен. В таком случае это могло быть попыткой
под невинным предлогом передать Пентагону информацию о новом химическом
оружии. Я поразмыслил над этим, и такое предположение показалось мне
правдоподобным. Козырь был так ловко пущен в ход, что в случае
необходимости легко от него отречься, я же слышал слова, что _ничего_ не
найдено, и не мог быть уверен в обратном. Будь я просто частным
детективом, то наверняка не удостоился бы подобного сеанса, но астронавт,
даже на второстепенных ролях, ассоциировался с НАСА, а НАСА - с
Пентагоном. Если решение об этом приняли в высоких инстанциях, то Пиньо -
только исполнитель, и смущение Барта тоже ни о чем не говорит. Положение
Барта оказалось деликатнее моего. Он-то наверняка ощутил дуновение большой
политики в столь неожиданном акте "помощи", но не хотел со мной об этом
говорить, тем более что сам был ошарашен. В том, что его не предупредили,