Чтение 25–й страницы книги ~Заблудившиеся во сне~

отвечать на вопросы. Меня, что называется, угораздило совершить крупную
бестактность, чего в яви я себе, как правило, не позволяю. Хотя (подумал
я, внутренне усмехаясь) увиденное давало мне лишний козырь в разговоре с
ним - учитывая, что присутствовать и участвовать будет и его жена.

Итак, Сорокопут вскочил, разъяренный, даже не стараясь прикрыть свои
гениталии. Девица (между прочим, крайне симпатичная и вовсе не на улице
подобранная), как мне кажется, не успела даже толком удивиться: краткой
формулой я услал ее - даже не знаю, куда, так что в каких краях ПС ее сон
завершился - не имею представления, да и не хочу иметь. Что же касается
его (при всей растерянности он через долю секунды оказался уже полностью
одетым), то следующее сочетание слов и жестов перенесло нас в мой
шерифский офис. На всякий случай я пристегнул свидетеля наручником к
радиатору отопления (вообще-то там отопления не было, пришлось присочинить
его) и приступил к допросу.

- Назовите ваше имя и фамилию, домашний адрес и место работы, -
потребовал я тоном, не обещавшим ему легкой жизни.

Он, однако же, оказался не из робких.

- Потрудитесь сказать, что все это означает, - вопросил он достаточно
хладнокровно - совсем как человек, не числящий за собой никаких грехов.

- Здесь спрашиваю я, - пришлось напомнить ему прописную истину.

- Это не значит, что я здесь отвечаю!

Таким вот образом. Каков гусь!

- Прекрасно, - сказал я. - Вы отказываетесь отвечать. Может быть, вам
угодно вызвать адвоката? Не получится: обвинение вам еще не предъявлено.
Да и вообще - никаких адвокатов тут не будет.

- Разговор тет-а-тет, - ухмыльнулся он достаточно нагло.

Чем дальше, тем менее нравился мне его характер. Ну, ладно. В два счета
сделаю из тебя оперного певца. Соловья-разбойника я из тебя сделаю!

- Не совсем, - ответил я. - Даю вам несколько минут, чтобы подумать и
избрать более пристойную линию поведения. На это время я оставлю вас
одного. Но предварительно...

Не закончив, я принялся за дело: включил ящик и заказал клевую порнуху:
пусть смотрит. Я сам не однажды прибегал, находясь в Пространстве Сна, к
простому способу побега: выйти в Квадрат Сна, то есть уснуть, уже находясь
во сне - и таким образом переместиться на второй уровень ПС, оставив
удерживающих тебя с пустыми руками. А при таком зрелище на экране,
соображал я, он будет делать, что угодно, но уснуть никак не сможет.
Вырубить ящик ему не удастся: он прикован достаточно далеко. Все это была,
понятно, перестраховка: чтобы пользоваться Квадратом Сна, нужно иметь
определенную подготовку, каковой у него, по моим сведениям, не было.
Однако же, как любил говорить один мой приятель, пережженного бок
пережжет. У него был сильный финский акцент; я имею в виду приятеля, а не
Сорокопута, который изъяснялся на южнороссийском диалекте.

- Смотрите и думайте, - напутствовал я его. - Вернусь не более чем
через полчаса. Надеюсь, этого времени вам хватит, чтобы прийти в разум.

На самом деле, конечно, ни о каком получасе и речи быть не могло: если
считать временем Производного Мира, тут все совершается за считанные
секунды. Но большинство людей в ПС бессознательно приравнивает то
кью-время, то есть квази-время, в котором они находятся в данный миг,
многоканальное и эластичное, к окостенелому Производному времени, которое
только и существует наяву. Сейчас я собирался отсутствовать никак не более
двух-трех секунд. Но пусть он считает, что у него времени навалом и можно
позабавиться зрелищем и заодно придумать, каким способом слинять отсюда,
не дожидаясь моего возвращения.

Отправился же я, как всем уже ясно, за его супругой, заранее боясь, что
и ее потревожу не в самый удобный для знакомства момент.

Тут, однако, все оказалось в порядке. Мадам Сорокопут, дама весьма
видная и чинная, занималась, когда я ее увидел, тем, что руководила
каким-то - не могу определить точно, что это было такое: заседание,
собрание, конференция, съезд... Народу было много, главным образом -
пристойно упакованные женщины, и сидевшая в центре президиума Лариса
Савельевна выполняла свои председательские обязанности умело и с
удовольствием.

Возможно, это являлось ее любимым занятием, которого наяву ей
недоставало; сужу по тому, что она не очень обрадовалась, когда окружавшее
ее великолепие растаяло и она очутилась в моем шерифском офисе, на не
очень удобном стуле, лицом к лицу с собственным супругом.

Меня, впрочем, больше интересовала его реакция; я не ошибся: он был
неприятно удивлен и окатил меня взглядом, словно ведром воды из проруби. Я
постарался ответить тем же - с той только разницей, что моя воображаемая
жидкость была не столь чистой, не такой холодной и вовсе не из проруби.

- Итак, - сказал я ему, - если вы по-прежнему не намерены отвечать на
мои вопросы, мне придется адресовать их даме, которую вы видите перед
собой. И, разумеется...

Я не стал разъяснять, что именно "разумеется": он и так понял. Что
касается жены, то она при этих словах несколько насторожилась.

- Спрашивайте, - проворчал он с таким видом, словно я был зубным врачом
и, поигрывая бором, предложил ему открыть рот.

Я повторил заданные ранее вопросы. Он ответил; ничего удивительного: в
них никакой опасности не было. Но он наверняка предполагал, что за ними
последуют и другие - такие, на которые отвечать будет уже не столь просто.
Я имею в виду - отвечать правдиво.

Дальше допрос шел примерно так:

Я: Вы являетесь первым заместителем господина Груздя на фирме, если не
ошибаюсь?

Он: Вы не ошиблись.

Я: С какого времени?

Он: Последние четыре года.

Я: Какими были ваши отношения с господином Груздем?

Он: Хорошими. Деловыми. Иначе я там и не работал бы.

Я: В какой степени он доверял вам?

Он: Не было признаков того, что он мне в чем-то не доверял. Во всяком
случае, мне об этом ничего не известно.

Я: Следовательно, можно полагать, что вы были в курсе всех его дел?

Он: Если говорить именно о делах - то, пожалуй, да. Но это никак не
относится к его, так сказать, частной жизни.

Я: Вы, разумеется, в курсе всего, связанного с, если можно так
выразиться, исчезновением его сознания? С тем, что мы называем его уходом?

Он: Всего - это слишком сильно сказано. Я вообще не могу судить об
этом, поскольку мне известен только сам факт - но не причины, его
породившие. Предупреждая ваши дальнейшие вопросы, скажу сразу: я ничего не
знаю о том, намеренный ли это уход, или следствие какой-то патологии,
хотел ли и сделал ли это он сам - или его заставили, применили, так
сказать, насилие... И, наконец, если он действительно пребывает здесь, в
мире сна, то у меня нет ни малейшего представления о том, где именно он
может находиться. Могу, однако, категорически утверждать, что причиной
того, что произошло, не могли и не могут быть никакие столкновения с
законом, финансовые или иные деловые проблемы и тому подобное. Все налоги
аккуратно уплачивались и уплачиваются, средства в пенсионный фонд
вносятся, жалованье и премиальные все получают с точностью до минуты,
аудиторская проверка не выявила никаких нарушений. Документация в
идеальном порядке. Вот все, что могу сказать по этому поводу.

(Я обратил внимание на то, что он применил совершенно
непрофессиональное выражение "мир сна". Возможно, он и на самом деле был -
что касалось его знаний о ПС - не более чем заурядным обывателем, простым
снивцем.)

Я: Как по-вашему - физически в последнее время он чувствовал себя
хорошо? Или существовали какие-то признаки неблагополучия?

Он: Я не думаю... Нет, пожалуй - нет. Вообще он не относится к людям,
которые, как говорится, сжигают себя. Он никогда не забывал о здоровье и
соблюдал определенные, так сказать, нормы.

Я: Прибегал к услугам врачей?

Он: Я имел в виду прежде всего не это. Образ жизни. Не забывал о
динамических нагрузках: регулярно плавал, бегал. Упражнялся с
отягощениями. Играл в теннис. И, по-моему, все это делал с удовольствием.

Я: Замечал ли он женщин? Я говорю о женщинах вообще, не имея в виду
какие-то определенные имена.

(Неожиданно в разговор вступила Лариса Савельевна, хотя я не приглашал
ее ни словом, ни движением, ни взглядом.)

Она: Замечать - это не то слово. Он их видел, понимаете, что я хочу
сказать? Видел и ощущал.

Он: По-моему, к тебе не обращались. К тому же после твоих слов у шерифа
может сложиться мнение, что Николай Савельевич был, так сказать...
женолюбом. Но ты же знаешь...

Она (перебивая): Шериф не обратился прямо ко мне, во-первых, потому,
что он человек воспитанный. И во-вторых, они тут, у себя, могут просто не
знать, что Николай - мой родной брат. Хотя мне казалось, что это всему
миру известно. И я знаю о нем куда больше, чем все его сотрудники, весь
аппарат, и даже чем ты. А то, что ты тут говорил относительно бабника, то
это полная чепуха. С молодых лет женщины привлекали его преимущественно
эстетически, как произведения искусства... Хотя, судя по всему, он был,
что называется, нормальным мужиком.

Он: Собственно, я и хотел сказать то же самое.

Я: Иными словами, он не производил впечатления человека, которому его
тело стало - или становится - в тягость?

Он: Ни в коем случае.

Она: Он был жизнелюбом - вот вам точное определение.

Я: Всегда и при всех условиях?

Он: Н-ну... где-то года три тому назад был период, когда он, по-моему,
немного нервничал. Хотя никаких поводов для этого ни в его научной