полнейшее равнодушие к секретарю суда, который быстро читал обвинительный
акт.
- Подсудимый, вы, кажется, оглохли?..-раздался, наконец, голос судьи.
- Нет, господин судья, - ответил я, вставая.
- Признаете себя виновным?
- Простите, господин судья, - произнес я с максимальной вежливостью и
достоинством. - Раньше, чем ответить на ваш вопрос, прошу суд занести в
протокол следующее мое заявление. Меня зовут Самюэль Пингль, родом я из
Эшуорфа. Никогда я не был знаком с покойным доктором Рольсом, никогда не
служил у него. Никаких преступлений в жизни не совершал...
- Отвечайте прямо на мой вопрос, - жестко сказал судья.
- Простите, господин судья, я обeщал вам ответить после окончания моего
заявления, - точно таким же жестким тоном отпарировал я. - Все обвинение
основано лишь на том, что меня принимают за другого. Это ошибка мистера
Грега, который в ходе следствия трудился над собиранием документов,
уличающих какого-то бандита, но не меня, Сэмюэля Пингля, отлично
известного вашему городу...
- То есть как это "известного"? - поморщился судья.-Вы хотите доказать,
что вы Пингль? Пингль, труп которого был выброшен на берег?
Но недаром меня учили в Дижане начаткам юридических наук. О милые учителя
мои, мистер Ауэр и мистер Слоули! Только теперь я понял, что надо учиться
всему и что нет на свете наук, которые когда-нибудь не пригодятся.
- Да, господин судья и господа присяжные! - громко произнес я, выпрямляясь
и эффектно поднимая руку, этим жестом обычно в колледже мистер Слоули
сопровождал цитаты из речей Цицерона.-Я торжественно заявляю, что я именно
тот Сэмюэль Пингль, который дебютировал в здешнем "Колоссэуме" в роли...
Тут последовала пауза, которую рекомендовал делать в колледже мистер Ауэр
"перед всяким словесным ударом". Я видел разинутые рты, иронические
полуусмешки и прищуренные глаза окружающих. Надо было не передерживать
паузу и ударять.
- ... в роли "Человека легче воздуха"!
На местах для публики все всколыхнулось. Стул под журналистом оглушительно
треснул. Судья неистово потряс колокольчиком.
- Объявляю перерыв!-наконец выкрикнул он, стараясь быть услышанным.
Суд удалился на совещание. К скамье, на которой я сидел, приблизился
благообразный джентльмен и произнес:
- Судья разрешил мне переговорить с вами. Вы слишком молоды, чтобЫ
спихнуть с себя такой ворох обвинений. Если вы хотите жить, то я помогу
вам. Я юрист Годвин и буду защищать вас бесплатно. Подпишите доверенность.
По тому почтению, с которым смотрели на мистера Годвина окружающие, я
понял, что мне не стоит отказываться, и подписал клочок бумаги. Годвин
ушел.
Он вернулся через пять минут и уселся впереди меня за стол, как раз
напротив прокурора. По бокам его сели два других джентльмена. Они стали
выгружать из портфелей справочники, сборники законов, тетради, блокноты,
письменные принадлежности, и скоро на столе у них стало так же тесно, как
на столе у прокурора.
Годвин обернулся ко мне.
- Я внимательно слушал весь обвинительный акт и обвинительное заключение.
Тут, несомненно, роковое недоразумение, и, думаю, не только в отношении
вас. Когда вы сделали заявление суду, я почувствовал себя убежденным.
Теперь надо убедить присяжных. Это мы с коллегами сейчас сделаем. Вам не
надо тратить своего красноречия, отвечайте судье односложно. Если я
поправлю себе волосы на голове правой рукой, говорите "да", если левой -
настаивайте на "нет". Мы сейчас устроим небольшой турнир. Мужайтесь,
Пингль. Суд немножко отдохнул, выпил содовой и идет...
Никогда не забуду я выступления моего защитника, когда он получил слово
для обоснования моего заявления. О, у него был опыт, у этого Годвина! Он
вышел на середину зала перед судейским столом с видом человека, которого
заставляют переставить Эверест на другое место. Начал он тихим, усталым
голосом:
- В жизни бывают ситуации, которые...
Наступила такая тишина, что слышно было, как позвякивали брелоки на
часовой цепочке Годвина, как бы аккомпанируя ему. А в ложе печати уже было
полным-полно. Журналисты писали, не отрываясь от блокнотов. Где-то щелкали
фотоаппараты. А Годвин входил во вкус защиты.
Он не был скуп на жесты и умел делать паузы, как будто играл на каком-то
очень громоздком многострунном инструменте. Полы его сюртука развевались,
когда он обращался за сочувствием к публике, делая легкий полуоборот.
Крупные капли пота выступили на его лице, глаза блестели. Он делал
непостижимо легкий профессиональный жест рукой, и один из его помощников
моментально подавал ему раскрытый справочник. Годвин ловил книгу почти на
лету, прочитывал статьи законов, с шумом бросал справочник на стол и
говорил, постепеннo повышая голос. Теперь он гремел, как труба архангела:
- Необходимо сразу решить, кто он...
Правая рука Годвина дотронулась до виска. Я сидел зачарованный, слушая и
убеждаясь с каждым словом защитника, что самое невинное существо на земном
шаре это Сэм Пингль.
- Да, необходимо суду сейчас же постановить...- ораторствовал Годвин,
вцепляясь в свои мокрые кудри правой рукой и обжигая меня молниеносным
разъяренным взглядом.
- Да! Да! - закричал я изо всей силы, вспомнив наставление защитника.
Так я выступил в качестве аккомпаниатора на ударных этому великолепному
певцу Фемиды.
Годвин говорил больше двух часов. Он имел на это право по законам штата, в
котором меня судили.
- Требую от суда проверить утверждение моего подзащитного, что он не кто
иной, как тот самый Самюэль Пингль, который два года назад выступал в
нашем "Колоссэуме",-заканчивал Годвин при нарастающем возбуждении всего
зала. - Припомните, леди и джентльмены!
Никто в мире не мог проделать смертельного номера, кроме этого юноши
"легче воздуха", который был единственный раз подброшен памятной нам всем
чудовищной катапультой. После него несколько человек пытались повторить
номер, но оказались, к сожалению, тяжелее воздуха... И вот блестящий
чемпион фигурного прыжка мистер Пингль опять перед вами. Над ним тяготеет
ужаснейшее обвинение - в убийстве. Кровь убитого вопиет к небу об
отмщении. Кстати, труп Рольса не найден... Но здесь раздается вопль
невинного. Этот юноша невиновен...
- Нет! нет! - чуть не зарыдал я, так как теперь левая рука Годвина рвала
волосы на его голове.
- Пингль требует только одного - возможности доказать, что он Пингль.
Годвин заложил правую руку за борт сюртука и отчетливо произнес, чеканя
слова, как новенькие гинеи:
- Прошу об удовлетворении просьбы.
Он упал на свое место в совершенном изнеможении. Я отчетливо видел, как от
его головы шел пар. Мною овладело безумное желание поцеловать защитника,
но звонок судьи помешал этому.
- Исходя из того, что решающим...
Так начал судья, и мне казалось, что он не говорит, а что-то жует. Слова
причудливо сплетались в тончайшие узоры, то ехидно высмеивая Годвина, то
касаясь судьбы юноши, отданного в руки правосудия. Этот судья был тоже
хитрецом и стилистом. Голос его начинал приобретать густоту и окраску.
Слушая его, я то возносился на вершины надежд, то низвергался в бездны
отчаяния. И вот когда мелодия в голосе судьи уже звучала трагически, он
внезапно снизил тон:
- Постановляю: предоставить обвиняемому возможность доказать свою
личность, проделав перед судом смертельный номер цирковой программы.
Заседания суда по моему делу были прерваны на десять дней. В течение
этого срока я должен был подготовиться к выступлению.
Жизнь моя в тюрьме с того момента, как меня привезли из суда. изменилась
как по волшебству.
- Ого, ты не простая птичка,-сказал Джиге, входя за мной в камеру и
захлопывая дверь. - Как вы с Годвином обработали судью... Восхитительно!
Ты, конечно, проголодался? Я распорядился подать тебе обед сюда. Повар
смотрителя недурно делает паштеты. Закажи, кстати, что-нибудь и на ужин...
- Милый Джиге, вы издеваетесь, - горько усмехнулся я.
Тот почти обиделся.
- Над артистом? Над чемпионом? Это не в моем характере. У меня два сына -
оба спортсмены. Они бредили "Человеком легче воздуха", когда вернулись с
твоего дебюта в "Колоссэуме". И неужели, дружище, жизнь не научила тебя не
удивляться?
Принесли роскошный обед. Я проглотил его, как иигшу глотает мышонка.
Джиге критически оглядывал камеру.
- Рядом освободилось прекрасное помещение. В нем полгода прожил один очень
остроумный парень, оправдавшийся перед судом, хотя его накрыли за
расплавкой сейфа в кладовой банка. -Надеюсь, что пребывание в его камере
принесет тебе окончательное счастье...
После обеда я перешел в соседнюю камеру. Там стояла прекрасная мебель,
мягкая постель, мраморный умывальник. Недоставало только картин в золотых
багетах.
- Ущипните меня за нос. Джиге, чтобы я проснулся, - попросил я, с
наслаждением располагаясь в мягком кресле.-Что произошло, Джиге?
Надзиратель приятно улыбался.
- Сенсация произошла, друг. Везет вашему брату. Теперь все газеты только и
будут писать о тебе. Ха, "Человек легче воздуха"! Ты будешь принимать
посетителей?