тяжелый камень звонко стукнул по борту лодки. Такая оплошность
взорвала Арро. Не заботясь о том, что сам производит больше шума, чем
злополучное грузило, он выхватил из воды весло и замахнулся, чтобы
хорошенько вытянуть им Опэ по спине. Пусть это послужит ему уроком,
напомнит, что первейший закон для рыбаков в море - соблюдение тишины.
Судьба, однако, рассудила иначе, и Опэ так и не получил очередной урок
искусства ловить рыбу в открытом море.
включенных на торможение, и поднятое весло в руке Арро дрогнуло,
повторяя судорогу мышц, сведенных от инстинктивного страха. Что это,
гроза? Не может быть... Он, Арро, вот уже двадцать два года знает
наперечет все признаки надвигающейся непогоды, изучил все штормы,
смерчи, ураганы, малейшие их симптомы... Даже древние беззубые
старики, которых, хотя они и впали в детство, в деревне продолжают
нянчить и кормить, из-за этого опыта и мудрости, обладание коими
облегчает ежечасную жестокую борьбу за жизнь, не припомнили бы, чтобы
в небе гремел гром в это время года! Значит, это не гроза, а что-то
другое, более страшное, ибо не слышалось после первого удара
перекатов, замирающих вдали. Резкий, режущий уши свист возник снова,
словно разрезая на части клубящиеся облака. "Небо кричит, тучи стонут
в ответ, - в ужасе содрогнулся Арро. - А все наши смотрят на меня, на
кормчего, и ждут моего слова. Конечно, ведь это я руководил ими и
порой объяснял даже то, чего не понимал сам. Но что сказать? Я
чувствую лишь, что кричащее небо несет смерть, все мы погибнем,
пережив еще раз тот ужас, который низвергает на нас эта неведомая
смерть с неба. Вот она близится, я чувствую это..."
чтобы разразиться криком. Но в этот момент небо вдруг замолчало, дикий
вой оборвался. Наступила тишина. Бившаяся в ушах кровь словно
отсчитывала секунды этой тишины. Только бы не повторилось снова! Но
время шло, тишина казалась устойчивой и вечной, только волны мирно
плескались о борт лодки.
показался ревом. Арро усилием воли заставил себя еще раз глубоко
вздохнуть для того, чтобы хоть что-то сказать своим людям, привычным
звуком голоса успокоить себя и их, словами заслонить пережитый только
что необъяснимый ужас.
Казалось, северный ветер, тяжелый от снега, продирается сквозь теснину
в горах, впивается ледяными волчьими клыками в живое, трепещущее тело.
Волна безотчетного страха застилала глаза, уши, мозг. И не было ей
конца, беспощадной, растущей, как болезнь. Нуа первая бросилась на дно
лодки, зарывшись головой в груду еще мокрых, скользких рыбок,
вытащенных при первом забросе сети. Через мгновение весь экипаж
последовал ее примеру, ища убежища на дне утлого суденышка и замирая
от страха, сковавшего намертво руки и ноги. Шелестящий свист
приближался...
над их головами повисло невиданное чудовище. Прошло еще некоторое
время, и Сид, действуя согласно программе, на высоте ста метров снова
запустил громоподобные двигатели ракетоплана.
Нелегкое испытание, что говорить, но теперь будет лучше. Я с вами.
два часа, лишь изредка прерываемый коротким вопросом собеседника.
Длинное, не менее ста девяноста сантиметров, стройное тело удобно и
покойно полулежало в кресле, словно его обладатель с рождения привык
находиться в командных салонах межпланетных кораблей. Возраст двадцать
два года, это он знал точно. Высокий лоб, серые глаза. В памяти опять
возникло воспоминание о первой минуте после пробуждения. Он открыл
глаза, ощупал внимательным взглядом внутренность командного салона,
затем поднял голову, убедился в том, что консоциатор убран на свое
место под потолком, и, слабо улыбнувшись, проговорил:
обезьяна, попали сюда одновременно? Если не предположить, что именно
ты прилетел за нами на ракетоплане. Теперь-то мне понятно, что этот
дьявольский звук мог исходить только от "Воспа".
факта, свидетельством того, что "новорожденный" не думает изъясняться
на своем родном наречии. Если это волосатое существо ему ответит, все
станет на свои места. Если нет, то он воспримет его как второстепенный
факт действительности, имеющий лишь косвенное отношение к решению
загадки, и этим не стоит заниматься. Очевидно, эта обезьяна попала в
"Галатею" так же, как и он, - в порядке выполнения составленной кем-то
программы. Когда, как, для чего - второстепенные вопросы, не это
сейчас главное.
осмысленную фразу, полную логики и разума, он запрыгал бы от радости
на своем седалище, позабыв о своей чопорности, - думал Гилл. - Да, это
человек! А кто я? Волосатая обезьяна? Ну, погоди! Хотя ты и умен, все,
что произошло до этой минуты, дело моих рук. Даже твой разум и
железная логика созданы мной, обезьяной, сидящей перед твоим носом".
проявлений радости или душевного подъема. Пусть его собеседник,
бронзовотелый герой, увидит: да, это он, волосатая обезьяна, является
автором и исполнителем всего, что здесь произошло! Речь лилась плавно,
в той легкой иронической манере, в которой он, первый ассистент и
правая рука Бенса, бывало, одинаково клал на лопатки престарелых
мудрецов и юных ниспровергателей основ. В считанные минуты
обезоруживал их длиннейшими и округлыми оборотами речи, нанизываемыми
с неповторимым изяществом. Первую фразу они еще понимали, над второй
задумывались, а пока разгадывали ее смысл, он произносил уже пятую или
шестую. Этот умник тоже выдержит недолго... Но серые глаза по-прежнему
смотрели на него с интересом, а вежливая улыбка по-прежнему выражала
равнодушие. Гилл ускорил темп своей словесной вязи, насколько мог, но
в конце концов понял, что старается напрасно. Нечего строить из себя
дурака. Его противник знает столько же и так же хорошо, как он сам.
Если не лучше... И как эта очевидная истина сразу не пришла ему в
голову?
из своей роли.
белых зубов, он произнес:
М-а-ат! - Очевидно, для большей ясности. Это прозвучало оскорбительно,
хотя Мат вовсе не имел намерения обижать косматого собеседника. -
Продолжай, пожалуйста. Все, что ты говоришь, очень интересно.
быть понятым, как-то сблизиться с собеседником. "В конце концов, мы
одинаковы, как два близнеца, - думал Гилл. - Человек беседует с самим
собой; редкий случай, и хотя попахивает сумасшедшинкой, не без
приятности". Мат сделался для него как бы младшим братом, любимым и
близким. Захотелось отдать ему все, чем он, Гилл, по воле случая
оказался богаче, проживая здесь, в "Галатее", в обличье Юму. Затем
внезапно вспомнил о фазе регрессии и с тревогой поинтересовался, как
Мат себя чувствует.
психики трансплантируемой личности. Все зависит от объекта, на который
она переносится.
известно, но все же..." Он удержался и промолчал. Мату, пожалуй, можно
об этом не знать. Но тот, разумеется, угадал.
сочувственной. - Тебе не удалось ее избежать?
верно? Мой долг велит мне позаботиться, чтобы ты... чтобы у тебя...
пот по всему телу.
себя плохо, сразу скажи... Итак, на чем я остановился? - Он продолжал,
продолжал, как человек, несущий на плечах тяжелый камень по дороге,
которой не видно конца, а камень все тяжелее. Гилл рассказал о всех
своих сомнениях и неудачах, о Сиде, о двух Максимах, об Эдди, о
геликоптере и гибели Эора и Рэ; наконец, о том, как они обнаружили
деревушку рыбаков на берегу океана, как доставили их сюда на
ракетоплане "Восп".
будет лучше. Я здесь с вами". Правда ли это? Во всяком случае, в нее
надо верить, иначе все теряет смысл. Гилл злился на себя. Ведь его
постоянные сомнения и напряженность ненамного лучше, чем безотчетный
страх Сида. Гм... Однако его уважаемый двойник довольно-таки
бестактный тип. Теперь, пожалуй, его очередь излить душу. "Должен же
он понимать, что, несмотря на неказистость Юму, я тут старший. Нет,
так совсем уж глупо. Старший по рангу, я хотел сказать. А он только
Лукин Евгений
Роллинс Джеймс
Шилова Юлия
Курылев Олег
Ибсен Генрик
Шилова Юлия