Чтение 25–й страницы книги ~Последний полустанок~

космических полетах, но и в народном хозяйстве.

Новые скафандры, защищающие от всевозможных вредных радиации, от
ослепляющих вспышек и прочих явлений, связанных с атомным распадом, уже
испытаны и дали положительные результаты. Эти же скафандры используются
летчиками для высотных полетов. Так, например, один из руководителей
одного научно-испытательного аэрологического института широко применяет их
в работах аэрологических лабораторий..."

- "Один из руководителей одного института..." - рассердился Дерябин и,
не дочитав страницу, вернул ее Набатникову. - Да ведь это же о Медоварове.
Врет он все. Мне летчики говорили, что не хотят пользоваться золотыми
набалдашниками Литовцева. Как я раньше не догадался, откуда их выписал
Медоваров.

- А я его понимаю. Пластмассы - это давнишнее увлечение Анатолия
Анатольевича. Так сказать, "пунктик". Явление абсолютно положительное.

Иногда человек становится от этого благороднее.

- Не уверен. Ведь Медоваров из своих полимеров только брошки да клипсы
прессовал. Да, кстати, а что за деятель к тебе приезжал? Аспирантом
назывался.

- Не помню фамилии. То ли Поваров, то ли Пирожков.

- Плешивенький такой?

Набатников рассмеялся:

- Прошу без намеков. А вообще верно, мальчик был довольно лысоват.

- Ну, тогда это Пирожников. К нам он приезжал с "космической броней".

Протягивая Дерябину журнальную страницу, Набатников указал на
фотографию:

- Слона ты и не приметил. Узнаешь?

- Какой-то дурак даже снялся в таком огромном блестящем колпаке.

Действительно, вместо головы самовар.

- Благодарю покорно. - Афанасий Гаврилович прижал руку к груди и
комично поклонился. - Ведь это я оставил свою личность потомству. Впервые
в жизни мой портрет появился в журнале.

- Хорошо, что без подписи. А товарища Литовцева я уже могу на улице
узнать.

Привык к его портретам в разных журналах. Два раза по телевидению
лицезрел.

- Но чем же он все-таки знаменит? Наш Серафим - ведущий конструктор
"Униона", он его создал, а пишут про окошки Литовцева. Ерунда какая-то! -
Набатников взял Дерябина под руку. - Ты еще не видел, как мы здесь
устроились?

Войдя в прохладный вестибюль главного пункта космических наблюдений, то
есть в башню, о которой даже Борис Захарович знал только понаслышке,
Набатников открыл дверцу лифта.

- Не бойся, сюда можно входить без колпака. Это я вниз собирался
спуститься, в подземный зал, - говорил он, поднимаясь вместе с Дерябиным.
- А наверху у нас только контрольная аппаратура. Кстати, там можно следить
за координатами "Униона". Когда я уходил, то видел, что он примерно в
сотне километров отсюда. Я не тороплюсь, хочется еще кое-что проверить,
пока мы его не посадим.

Лифт остановился на пятом этаже. Вдоль стен круглого зала выстроились в
длинную очередь десятки стеклянных дверей. Похоже было, что притащили сюда
телефонные будки. Но первое впечатление обманчиво. Какие там будки! За
каждой дверью находилась сравнительно большая комната с окном во всю стену.

Некоторые из окон были зашторены, а в остальных горели отблески
заходящего солнца.

Набатников задержал Бориса Захаровича у одной из дверей и показал
сквозь стекло:

- Узнаешь? Все твои самописцы работают. Ты их встретишь чуть ли не на
каждом контрольном пункте.

Действительно, не только за этой дверью Борис Захарович видел знакомые
ему автоматы-самописцы, они были повсюду. В некоторых кабинах за длинным
столом у стены сидели люди, сосредоточенно смотрели на приборы и что-то
записывали без всякой автоматики, от руки. Перед ними то вспыхивали, то
гасли небольшие экраны, мигала разноцветные лампочки. Надо попять их язык
и, сопоставив многие данные, записать выводы. Вся эта обстановка была
Борису Захаровичу знакома, но тут его поражала глубокая продуманность
каждой мелочи, каждой детали: и эти отдельные комнаты с полной
звукоизоляцией, с толстыми двойными стеклами в дверях, чтобы сотрудники не
мешали друг другу, и сосредоточение множества приборов на одном пульте, и
видеотелефоны в каждой кабине.

Специалисты разных профилей находились в отдельных кабинах, но были
связаны друг с другом через центральную диспетчерскую, где хозяйничал
профессор - человек поистине энциклопедических знаний, говорящий на
нескольких языках.

Он выполнял заявки как советских, так и зарубежных ученых.

Астрофизики, занятые в данный момент изучением солнечных протуберанцев,
могут видеть на контрольных экранах своей кабины характер космического
излучения. Метеорологи могут попросить диспетчера включить магнитофонную
пленку с записью сигналов анализатора Мейсона именно в те минуты, когда
"Унион" находится в грозовом облаке.

Ученых было пока немного. Очередная высотная ракета запускалась совсем
недавно, а следующая будет запущена не так скоро. Что же касается
"Униона", то о нем знали лишь единицы и официальных приглашений на
предстоящие испытания никто еще не получал.

"Да, это не "последний полустанок", - подумал Дерябин. - Здесь
Медоварову делать нечего".

Набатников подвел Бориса Захаровича к следующей двери. За стеклом можно
было рассмотреть склонившегося над столом человека с пышной шапкой седых
волос.

Называя фамилию известного ученого, Набатников спросил:

- Слыхал, наверное?

- Ну еще бы! Датчанин. Недавно получил от него в подарок новую книгу о
воздушных течениях в верхних слоях атмосферы.

- Ему нужен экспериментальный материал. Не в каждой стране запускаются
высотные ракеты. Дорогое удовольствие.

В соседней комнате о чем-то спорили два инженера: сухощавый венгр и
немец с солидным брюшком - специалисты по электронной оптике.

На "Унионе" сейчас включились самонаводящиеся телескопы с телевизионным
устройством. Их можно было направлять на любую планету или далекую звезду.

Эти телескопы представляли собой изумительное достижение электронной
оптики, и даже сам Борис Захарович, повидавший всякие технические чудеса,
при установке этих телескопов в "Унионе" ахал и восхищался.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Речь пойдет о "подлой технике". В научной и справочной

литературе этот термин не употребляется, но автор не

мог назвать иначе технику, что создана для целей

весьма неблагородных. Даже в тех необыкновенных

условиях, в которых оказались наши молодые инженеры,

подленький аппаратик доставил им немало треволнений.

Техника бывает разная. Одна направлена на благо человечества, другая на
смерть и разрушение. Но существует еще и "подлая техника". Первые
упоминания о ней теряются в глубине веков.

Пыточные орудия испанских инквизиторов, "железная дева", сжимающая
жертву в своих объятиях, гильотина - дьявольское изобретение французского
врача Гильотена, электрический стул американцев, немецкая "душегубка"...
Все это - подлая техника, придуманная для расправы с беззащитными.

Проходили годы, техника совершенствовалась, и если электрический стул
не претерпел каких-либо изменений, то в других отраслях подлой техники
произошла целая революция. В самом деле, до чего же раньше была
примитивная техника подслушивания, подглядывания, шантажа! Запись
телефонных разговоров, автоматические фотоаппараты... Все это абсолютно
устарело! А сейчас любому американцу можно подложить под шкаф карманный
магнитофон, малюсенькую радиостанцию с чувствительным микрофоном или
подсунуть телепередатчик. Ведь такие "автоматические сыщики",
"механические шантажисты" и "сплетники"

выпускаются разными американскими радиофирмами.

Подлая техника! А разве воздушные шары с фотокамерами и радиостанциями,
шары с автоматами для сбрасывания листовок не подлость? Правда, техника
эта не очень совершенная. Выловленные в разных странах шары с
фотоаппаратами далеко не всегда опускались там, где можно воспользоваться
заснятой пленкой.

Воздушными шарами управляли по радио, чтобы приземлить их на территории
стран, правители которых с удовольствием возвратили бы аппаратуру своему
хозяину, но капризы воздушных течений еще мало изучены. Пролетит такой шар
над Чехословакией, сфотографирует, что нужно, а найден будет где-либо под
Орлом.

Чем же был удивлен Багрецов, когда Бабкин показал ему в летающем
разведчике маленькую золотистую трубочку? Глаз фотообъектива, смотрящего