Чтение 25–й страницы книги ~Войны начинают неудачники~

ломтем ветчины. Не обращая внимания на выстроившихся вдоль ворот бойцов,
монах демонстративно зевнул и, утерев тыльной стороной ладони сальные губы,
поинтересовался:

- Ну, и сколько среди вас раненых?

- Ни офного, - признался Кувалда, - мы...

- Тогда за каким чертом вас сюда принесло? Мы не продаем наркотики.

- Мне не нужны наркотики! - рявкнул фюрер. - Мне нужен отец Финамус!
Немефленно!!

- Отец Динамус? Настоятель? - вопли Шибзича слегка позабавили монаха. -
Он спит, так что придется общаться со мной. Кстати, не желаете исправить
прикус? Будет стоить недорого, зато речь намного улучшиться, моя личная
разработка.

- Я не собираюсь разговаривать с санитаром, - прошипел Кувалда.

- А с врачом поговоришь? - Из калитки, снимая и на ходу испачканные
кровью резиновые перчатки, появился тощий, жилистый эрлиец. - Здорово,
Кувалда.

- Зфорово, брат Ляпсус. - Фюрер помолчал, обдумывая ситуацию. - Фолго мы
буфем говорить на пороге?

- Конечно же, нет, - жизнерадостно улыбнулся эрлиец, - но внутрь я пущу
только тебя и этого уйбуя, - он кивнул на Наваху. - Остальные пусть пасутся
на улице.

- Хорошо, - сдался Шибзич.

- И сними косынку, сын мой, - буркнул брат Курвус, - это все-таки храм, а
не кабак.

Красные Шапки послушно сняли головные платки, обнажив блестящие лысые
головы, и прошли в калитку.

Через короткий, ярко освещенный коридор монахи провели гостей в небольшую
комнату, в которой, видимо, коротала время дежурная смена. Обстановку
составляли изящный столик, на котором стояла тарелка с бутербродами и
откупоренная бутылочка "московского", несколько удобных кресел, книжный шкаф
и мини-бар. На тумбочке, в дальнем углу, прятался аудиоцентр, а со стены
что-то беззвучно вещал телевизор.

- Садись, Кувалда, в ногах правды нет.

Шибзичи вальяжно расположились в предложенных креслах, при этом Наваха
ухитрился стащить с тарелки бутерброд.

- Фело весьма важное, брат Ляпсус, - осторожно подбирая слова, начал
Кувалда. - Как бы это выразиться... не простое.

- Я догадываюсь, - кивнул монах. - Раз уж вы хотели поговорить с самим
отцом-настоятелем, дело действительно серьезное. Я вас слушаю.

- У нас похитили одну вещь, - теперь маленькие глазки Шибзича буквально
ели эрлийца. - Черный рюкзак. Ее украл чел, наемник по имени Кортес, и я
фумаю, что он в монастыре. Это так?

Брат Ляпсус кивнул. Правда, нехотя, не сразу, но все-таки кивнул.
Существовали вопросы, на которые он обязан был отвечать.

- Я хочу поговорить с ним, - фюрер резко подался вперед. - Привефи его!
Немефленно!!

- Ты, Кувалда, как я посмотрю, совсем одичал, - степенно произнес монах.
- Ты же знаешь, что Кортес находится под нашей защитой. И увидеть его ты
сможешь только, если он сам того захочет. В противном случае мы...

- Знаю, - недовольно перебил его Шибзич. - Вы из нас навский шурк
сфелаете.

- Не думал, что ты увлекаешься кулинарией, - усмехнулся брат Ляпсус. -
Кстати, на будущее: правильно произносится "шуркь". Но я имел в виду другое,
- монах кивнул на телевизор, как раз показывающий крупный план разнесенных
ворот Замка, - мы ведь не в тундре живем и очень хорошо знаем, что
происходит в городе. Один звонок, и через пятнадцать минут здесь будет де
Гир и столько гвардейцев, что из вас сварят не навский шуркь, а чудский
блинг.

Это было правдой. Кувалда понял, что погорячился, и вновь вернулся к
максимально осторожному тону:

- Брат Ляпсус, но вефь чуфы не префъявили права на этот рюкзак, а я
префъявил. У меня есть свифетели, что его у меня украли, и ты обязан
показать мне его фля опознания.

Это был хитрый ход. Согласно договоренностям между Великими Домами,
монастырь мог защищать своего пациента, что бы тот ни натворил, до тех пор,
пока раненый не был готов к бою. Однако, если были сомнения в происхождении
личных вещей пациента, монастырь был обязан выдавать их по первому
требованию, и слова фюрера клана в данном случае было более чем достаточно.

- Рюкзак я видел, - буркнул брат Ляпсус, - но в монастыре его нет. Кортес
не настолько глуп.

- Это официальный ответ? - поколебавшись, спросил Кувалда.

- Да. Мы соблюдаем закон о нейтралитете монастыря.

- Проклятье! Шибзичи подскочили и, не прощаясь, покинули комнату.

Потухший фонарь уже не раскачивался во все стороны, а смирно висел над
воротами в ожидании следующей ночи. Кувалда, горько жалея, что допил виски,
достал телефон и набрал номер колдуна.

- Любомир, это Кувалфа. - Фюрер откашлялся. - Кортес у эрлийцев, но он
избавился от фобычи. Это точно. Поэтому я решил не штурмовать монастырь, а
просто выставить охрану...

- У них полно потайных ходов вокруг, - проворчал колдун.

- Что?

- Ничего. Приезжай ко мне, - приказал Любомир и положил трубку.

***

Студия Алира Кумира

Москва, Ленинградский проспект, 27 июля, вторник, 05:27

- Она красивая, - после недолгого молчания решил Сантьяга, - очень
красивая.

- Она божественна, комиссар, она светится изнутри, и ее улыбка подобна
первому лучу солнца, подобна звездам летней ночи, подобна... - художник
развел руками. - Вы сами все видите, комиссар.

Сантьяга, не отрывая взгляд от картины, покачал головой:

- Вам удалось перенести на холст свою любовь, Алир.

Маленькое лесное озеро, залитое лунным светом, сонные звезды и юная,
ослепительной красоты девушка, осторожно, входящая в тихую воду. Художник
сумел передать не только очарование прелестной купальщицы, но и свое
восхищение ею.

- Прекрасная работа, Алир. Сколько вы хотите за нее?

- Она не продается.

- И это говорит шас?

Кумар насупился:

- Не все в этом мире продается, кое-что делается для души.

- Понимаю, - Сантьяга улыбнулся. - Вы влюблены.

- Нет, - не согласился Алир. - Я ее люблю, а это совсем иное.

- Странная штука любовь.

Алир Кумар был типичным шасом. Черноволосый, черноглазый, с горбатым
носом, он происходил из старинного рода Кумар и был известнейшим художником
Тайного Города. Хрупкая девушка на картине была челом.

- Через неделю я женюсь на ней, - спокойно сказал Алир. - У нас будет
ребенок.

- Полукровка, - задумчиво произнес Сантьяга. В его голосе не было
презрения или превосходства, только констатация факта и грусть. - Семья Шась
вряд ли примет его.

- Я знаю.

- И вы уже решили, что делать?

- Для начала я отправлю их подальше отсюда, а там будет видно.

- Это ваш выбор, Алир, и никто не вправе навязывать вам свою точку
зрения, - рассудительно заметил Сантьяга. Комиссар, наконец, оторвался от
картины и мягко прошелся по огромной студии Кумара. - Я бы хотел узнать о
судьбе моего заказа.

- Конечно, - художник подошел к стоящей в углу и накрытой белой тканью
фигуре. - Признаться, мне никогда не приходилось работать в столь сжатые
сроки, но я старался.

- Двойная оплата, которую вы потребовали за срочность, наверняка
способствовала вашему усердию, - заметил экономный Сантьяга.

- В какой-то мере - да, - согласился шас. - Кстати, комиссар, давно хотел
спросить: почему вы сами не делаете куклы? Ваши возможности...

- Возможности - это еще не способности, - улыбнулся нав и указал на
картину. - Посмотрите, как тонко вы передали свою любовь, Алир, как ярко
выразили свое восхищение. Этому невозможно научиться, это написано сердцем.
Поэтому когда мне нужна кукла, которую невозможно отличить от оригинала, я
обращаюсь к вам.

- Благодарю.

Польщенный художник склонил голову и сбросил ткань со статуи:

- Ваш заказ.

Кукла представляла собой точную копию ближайшего помощника Сантьяги. Как
и предсказывал комиссар, работа Кумара не вызвала никаких нареканий.
Сантьяга поймал себя на мысли, что вряд ли бы отличил копию от своего
подчиненного. Он обошел безжизненное создание и медленно провел по его груди
острым ногтем мизинца. Из тонкой царапины выступила густая навская кровь.

- Блестяще, Алир. Вы уже оживляли ее?

- Я ждал вас.

- Приступайте.

Художник вытащил из кармана маленькую золотую пластинку с выгравированным
заклинанием оживления и положил ее в рот кукле.

- Волнующее мгновение, - прошептал Алир.

- Вы беспокоитесь о заклинании?

- Нет, - ответил художник, не спуская горящих глаз с куклы. - Жизнь,