Чтение 25–й страницы книги ~Суровые времена~

обугливающимся бумагам. Я лежал в луже крови, скопившейся вокруг. Топот
бегущих отдавался в ушах, словно мерная, оглушающая поступь гигантов. Слышал
я и крики, коим не было конца. Костоправ меня предупреждал. А я забылся. Он
ведь не сказал - а может, и не понимал, - что понятие "дома" чье-нибудь
сознание может определить как страшную эмоциональную боль... Рвущую.
Терзающую. Копченый отнес меня в Таглиос, только - в тот момент, что казался
концом самого времени. Дрогнув от отвращения, я понесся назад, и отвращение
было столь сильно, что я завлек самого себя, и ненавистные обрывки прошлого,
и сбитого с толку Копченого в самую Преисподнюю.

Не имея ни личности, ни воли, он не мог и не стал смеяться над тем, как я
тонул в океане боли.

У Преисподней есть название. Дежагор - имя ей. И все же Дежагор - лишь
меньший из ликов Ада.

Из величайшего же мне удалось бежать. Еще раз.

Ни воли, ни личности...

Ветер метет, равнину сияющего камня, но ничто не колыхнется на ней.
Опускается ночь, и ветер умирает. Равнина стряхивает с себя тепло, и
пробуждаются Тени. Лунный свет озаряет безмолвие камня.

Равнина простирается на все четыре стороны света, не имея границ,
различимых изнутри, однако центр ее определен вполне. То - эпическое,
строение из того же камня, что и равнина, и столпы ее.

Ничто не шелохнется в бездвижности той, лишь дрогнет порою дымка в лучах
света, пробивающихся сквозь врата сна. Тогда Тени отсиживаются в укромных
уголках. И так, в едва уловимых биениях сердца тьмы, протекает их жизнь.

Глава 37

Воли - нет. Личности - нет.

И Копченого - нет.

Только боль. Такая, что и Копченый покинул меня. Теперь я - лишь раб
воспоминаний.

Теперь я - дома. В обители боли.

Глава 38

А-а, вот и ты!

Вот мы и снова встретились. Ты опять куда-то пропал...

...существо, хоть и безлико, однако ж довольно улыбается...

Ночь была полна приключений, верно? И забавы еще не кончены. Вон, гляди.
Черный Отряд со вспомогательными подразделениями начали атаковать
тенеземцев. А то - прут на рожон, словно до смерти желают пожить в стенах
Дежагора...

Гляди, вон двойники и иллюзорные солдаты, чтоб заманивать южан в засады
или же заставлять выдать себя.

А, ладно. Идем назад, на стену. Мелочь, а ведь о ней саги сложить
могут...

Бой переместился на восточный конец города. Вряд ли кто-то еще здесь
торчит. Несколько человек несут вахту на стене, и все. Да еще несколько
нерасторопных тенеземских пластунов отсиживаются там, в темноте, и на все им
плевать. Иначе не пропустили бы того малыша, что, наподобие паука,
спускается со стены по веревке.

И с чего бы это двухсотлетнему волшебнику четвертого разбора лазать по
веревкам, да еще туда, где поджидают его отнюдь недружелюбные смуглые
карлики? А ежели им захочется поплясать на его животе?

Раненый жеребец загадочной колдовской породы перестал визжать.
Наконец-то... Подох. Но зеленоватый пар до сих пор поднимается из раны, а
края ее все еще мерцают.

Там? Ну да. Взгляни. Просто дьявольски выглядят в этой багровой дымке.
Хотя идут сюда вроде бы не за тем, чтобы пожрать весь город, как думаешь?

Что это? Тенеземцы за стеной заметались, словно лиса в курятнике. И в
криках их - неподдельный ужас: что-то темное мечется среди них. Гляди,
человека утащило.

Света теперь мало, центр битвы сместился. Старикан наш черен, словно
сердце самой ночи. Думаешь, зоркости смертного хватит, чтобы заметить, как
он снует меж мертвецов? Куда это он? К дохлому коню Тенекрута?

Кто бы мог подумать... Да он с ума сошел!

И эта ползучая тьма тоже направляется туда. Видал? Как глаза вспыхнули
красным в зареве городских пожаров... Нет, каков дурень, ему бы прочь
бежать, а он... Плохо может обернуться такое упрямство.

Вот черный человечек пропал. Остановился. Значит, услыхал-таки... И снова
побежал к мертвому жеребцу. Копье свое хочет забрать! Может, такое безумство
и имеет смысл. Он над этим копьем здорово потрудился.

Вот снова встал, и глаза небось выпучил, принюхавшись к ночи и ощутив
почти забытый запах. И в тот же миг убийственная тьма почуяла его.

Победный рев пантеры заставил замереть все сердца на равнине. И тьма
помчалась - быстрее, быстрее...

Черный человечек схватил свое копье и побежал к стене. Успеет ли? Унесут
ли старые, кривые ноги от нагоняющей смерти?

Она огромна. И похоже, довольна ходом событий.

Вот человечек ухватился за веревку. Однако до безопасного места ему еще
восемьдесят футов... А он стар и запыхался. Вот закрутило его, но
координация у старикана отличная. Навершье копья выставилось вперед
одновременно с прыжком чудовища. Тварь извернулась в воздухе, пытаясь
избежать убийственного острия, однако копье, пронзив ее морду, вышло за
левым ухом. Чудовище взревело. Зеленый пар повалил из раны. Тварь утратила
всякий интерес к старику, и тот начал свой долгий подъем на стену, закинув
причудливо украшенное копье за спину.

Никто не заметил этого. Бой продолжался повсюду.

Глава 39

Похоже, южане просто-напросто зажмурились и сунули голову в улей.

Что? - Почему это "неохота"? Идем поглядим. Забавно.

Всюду, куда хватает глаз, южане отступают. Где - бегом, где - просто
ускользая в тень, пока смерть не настигла.

Глянь! Вражий царь, Тенекрут, в полном здравии, только охромевший, ни на
что не обращает внимания, кроме этих сияющих багрянцем образин, пришедших с
холмов пожрать его!

А Могаба... Глядите на него, гения тактики! Взирайте на совершенного
воина, воспользовавшегося всеми до единого слабыми местами противника -
после того, как не осталось шансов воплотить дьявольский замысел,
определявший его деяния с вечера! Видишь? Ни единый южанин, сколь великим ни
числился бы, не решается приблизиться к нему. Величайшие из тенеземских
героев становятся зелеными юнцами, стоит лишь самому Могабе выступить
вперед!

Да он - больше самой жизни, этот Могаба... Он - средоточие общего триумфа
в самим собою придуманной саге!

***

Что-то такое покинуло южан.

Они жаждали победы. Они понимали, что другого выбора нет, так как
меньшего их повелитель, Тенекрут, не потерпит. Он отличается завидным
отсутствием понимания в случае неудач. Его подданные натвердо закрепились в
городе. Чего еще надо, кроме малой толики упорства?

Однако они бегут.

Что-то такое нашло на них и мигом убедило, что оставшиеся в Дежагоре не
смогут спасти даже душ своих.

Глава 40

- Мурген, ты в порядке?

Я встряхнул головой. Чувствовал себя, точно мальчишка, раз двадцать
крутанувшийся на пятке - специально, чтобы закружилась голова перед тем, как
влезть в какое-нибудь дурацкое состязание.

Я стоял в переулке. На меня с весьма озабоченным видом взирал коротыш
Гоблин.

- В полном, - отвечал я. И тут же опустился на колени, упершись руками в
стены, чтобы те не кружились больше. И повторил:

- В полном порядке.

- Ну да, еще бы. Шандал, присмотри за этим уродом. Будет рваться в бой -
оглуши. А то что-то он сострадателен к ближним стал...

Я старался не давать воли своему "я". Может, я и вправду был слишком
мягок. А мир весьма неласков к задумчивым и вежливым...

Мир тем часом замедлял кружение, и вскоре мне уже не нужно было
удерживать стены.

Позади вспыхнула потасовка. Кто-то гнусаво и тягуче выругался. Другой
зарычал:

- Ш-шустрый, однако...

- Эй-эй-эй! - закричал я. - Оставьте его! Пусть подойдет сюда!

Шандал не стал бить меня по голове или возражать. Ко мне, потирая правую
щеку, подошел низкорослый, плотный нюень бао, что провожал меня в укрытие к
Кы Даму. Казалось, он был крайне изумлен тем, что кто-то посмел тронуть его.
И его "я" тут же было уязвлено еще раз: он заговорил со мной на нюень бао, а
я отвечал:

- Прости, старина, моя твоя не понимай. Говори уж по-таглиански или
по-грогорски. - И, по-грогорски же, спросил:

- Что стряслось?

Грогорский - родной язык моей бабки по матери. Именно в Грогоре дед ее