Чтение 25–й страницы книги ~Уши в трубочку~

- Да... что-то в этой логике есть...

Глава 7

Торкесса отвернулась к окну, я рассеянно посматривал по сторонам, а мой сосед с другой стороны, через узкий проход, полный мужик с розовым лицом, начал медленно зеленеть, лоб покрылся испариной, мелкими капельками пота, что выросли до размеров виноградин. Я посматривал сочувствующе, мужик совсем плох, начинает дергаться, такой если блеванет, то и меня достанет, я сказал сочувствующе:

- Да вы успокойтесь, успокойтесь... Ничего страшного. Видите, у вас над головой кнопочка?

Он прохрипел:

- Ну и че?

- Нажмите, - посоветовал я.

- И че?

- У стюардессы в ее кабине загорится лампочка...

Он прохрипел люто:

- Мать ее... мне плохо, мне гадко, сейчас сблевану, а она, мать ее, сама себе лампочку зажечь не может? Ну, Аэрофлот, ну порядочки... Щас я им всем морды начищу...

Он сорвался с места и, пошатываясь, направился к пилотской кабине. Я покачал головой, спросил у торкессы:

- Не тошнит?

- Тошнит, - ответила она сердито. - Но полет здесь ни при чем.

От пилотской кабины раздался шум, раздраженные голоса, потом щелкнуло, все в салоне услышали частое дыхание, шум борьбы, затем сдавленный голос пилота:

- Говорит борт триста семидесятый. Мы захвачены террористами... Требуют изменить курс на Эмпайр стейтс билдинг.

После паузы раздался беспечный голос:

- Говорит диспетчер Шереметьево-два. Щас проверим, никуда не уходите, хорошо?.. Та-а-ак, согласно таможенной декларации на ваш самолет пронесли девяносто семь килограммов тротила. Мы еще подумали, на хрена им столько?

Торкесса прошептала:

- Надо узнать, куда требуют изменить курс! Вдруг этот Эмпайр стейтс ближе, чем Хитроу?

- Дура, - сказал я, - это вообще в другой стране. Хорошо бы, конечно, чтобы самолет повалил их небоскребы, но тогда не попасть в Англию... Черт, мы сейчас не над Украиной?

- А что такое?

- Да так, - ответил я хмуро. - Впрочем, американские самолеты и российские ракеты тоже созданы друг для друга... Ну что за экстримная жизнь! Нам только над Австралией безопасно. Да и то вдруг страусы на гнездование полетят...

Сосед впереди меня начал медленно зеленеть, пальцы нервно забарабанили по крышке чемоданчика. Я наклонился вперед, прошептал негромко:

- А жизнь-то вне всякой логики...

- Не понимаю, - ответил он потрясенно, - ведь одна же стотысячтриллионная...

- А вероятность жизни на Земле, - ответил я, - вообще одна стоундециллионная... Даже гугольная! Оттуда все и пошло. Кстати, видите, как реагируют пассажиры? Посмеиваются. Опять, значит, шуточки экипажа...

Торкесса нервно завозилась, сказала тихо:

- Мне нужно в туалет.

- Терпи, - посоветовал я хмуро. - Все туалеты заняты.

- Да в этом самолете их в десять раз больше, чем было раньше!

Я покачал головой:

- Ты все еще не знаешь, зачем в самолетах и поездах туалеты? Темнота... Уже по всему миру эти клубы экстримного секса. Любители кто в туалетах, на эскалаторах, в лифтах... С учетом роста подобных экстремалов часть площадей приходится отдавать под новые кабинки.

У торкессы от любопытства загорелись глаза, я намотал себе на ус, давненько не бывала на Земле, такую новость запомнила бы в первую очередь, но сейчас сосредоточился на проблеме, как же все-таки попасть в такую близкую Англию, ведь через океан лететь, а потом обратно - влом, да и грохнут нас по дороге, если пролетим вблизи Украины...

Самолет вроде бы качнулся, его тряхнуло. В салоне раздался женский плач.

- Эх, - сказал я тоскливо, - почему самолеты не

делают из того же материала, что и черные ящики для них?

Торкесса смотрела на меня широко распахнутыми глазами.

- Дорогой, а ведь в самом деле...

- А теперь вот объявят в аэропорту: "Хотел совершить посадку самолет, выполнявший рейс 370-й..." Это про нас, значитца. Ладно, сиди, сам открою.

Я поднялся, пошел к пилотской кабине. Пассажиры провожали меня заинтересованно-встревоженными взглядами. Я чувствовал, как по спине пробежала большая холодная ящерица. Лапы мерзкие, так и леденят кожу, а дальше холод проникает во внутренности. Страшновато, если говорить без выкрутасов. А если еще проще, поджилки трясутся, хоть я и герой. Герою не всегда везет, ведь не проломилась же почему-то проклятая стена.

Кабина приближалась неровными толчками. Я вытащил пистолет, ухватил за дверную ручку и дернул. В кабине трое летчиков, а мой бывший сосед расположился в крайнем кресле, в руке небольшой баллончик. Резко обернулся, дуло моего пистолета взглянуло ему прямо в переносицу.

Он сказал быстро:

- Не дури. Стоит мне отпустить палец, этот газ положит всех.

- Не бреши, - сказал я. - Это нехорошо.

Пилоты съежились, один только осмелился умоляюще покоситься в мою сторону. Я улыбнулся ему ободряюще, точнее прицелился в террориста.

- А теперь положи этот баллончик на пол!.. Только очень медленно.

Он пожал плечами:

- Как скажешь.

Медленно наклонился, опустил на пол, выпрямился, в черных глазах торжество. Красная кнопка, которую раньше вжимал, приподнялась, открывая отверстие, оттуда тугой струйкой ударил зеленоватый дым.

- Чтоб ты сдох, - пожелал я.

Дым быстро заполнял кабину, я поспешно отступил, держа его на прицеле, нащупал дверь и выскользнул, тут же заперев ее с этой стороны. Торкесса уже здесь, спросила жадно:

- Ну как?

- Все правой, - ответил я.

Она кивнула на кабину:

- А террорист?

- Скоро узнаем.

Выждав малость, я приоткрыл, дверь, готовый захлопнуть при малейшей опасности. Дым уже рассеялся, кондишен все-таки работает, однако все трое пилотов спят мертвецки, как и террорист, словно набрались по случаю Дня пилота. Торкесса подпрыгивала за моей спиной, заглядывала через мое плечо.

- Молчи, - шепнул я.

Мы скользнули в кабину, куда же без женщины, я спихнул с кресла грузное тело первого пилота, быстро взглянул на пульт управления. Сердце сжалось, конечно же, этот гад, умирая или просто засыпая, успел разбить бортовой компьютер...

Я надел наушники, сказал громко:

- Алло, аэропорт Хитроу? Вызывает борт самолета номер триста семьдесят... Или это рейс триста семьдесят, неважно. У нас сгорел компьютер! Срочно ответьте. Повторяю, срочно.

Мы затаили дыхание, через минуту послышалась скороговорка:

- Борт триста семьдесят, вызывает Хитроу!.. Играйте на запасном, играйте на запасном!.. Повторяю, играйте на запасном...

Голос истончился, пропал. Я вздохнул горько, закатал рукава и взялся за штурвал. Торкесса вскрикнула в испуге:

- А ты сможешь?..

- Да ерунда все это, - ответил я бодро, хотя внутри все похолодело, превратилось в ледяшки, а потом и в целый айсберг. - Как будто есть на свете люди, что не умеют посадить самолет!.. Или вертолет. Это ничуть не сложнее, чем какой-нибудь там зачуханный звездолет.

Она смотрела с величайшим почтением:

- Все люди могут?

- Конечно! Сажают ведь. И поднимают тоже. Как целину.

- Целину?

- Ну, энтузиазм масс. Или ярость. Без всякой виагры.

Она прошептала:

- Тогда это у вас в древних генах?.. Не случайно Древнюю Мудрость ищут на этой планете...

- Конечно, не случайно, - заверил я. - У нас много диковин есть! Каждый мудак - Бетховен... Словом, как мы живем - государственная тайна, на что живем - коммерческая.

Очень медленно я начал двигать штурвалом, стараясь понять, когда откликается и чем именно, ничего сложного, все знакомо, и хотя я не очень-то люблю авиасимуляторы, но в самые красивые, конечно же, не утерпел, что значит - полетал над Ираком, сбивал неуловимые стелсы, участвовал в бомбежках Дрездена, одно время даже был директором собственного аэропорта, так что приходилось решать задачки и посложнее.

Торкесса смотрела с великим изумлением, в глазах страх мешается с восторгом, почтением, а когда самолет начал снижаться, а земля медленно поднималась навстречу, уже темная, ночная, только огни вдоль посадочной полосы, они со стюардессой обнялись, зажмурились и прижались в уголочке.

Не скажу, что я посадил самолет ювелирно, но все же лучше любых местных профи. Когда нас отбуксировали на стоянку, экипаж как раз начал приходить в себя, торкесса и стюардесса уже связали террориста и положили лицом вниз.

Спустили трап, мы с торкессой постарались там оказаться первыми, на фиг нам корреспонденты и признательность королевы, быстренько прошли терминалы, багажа с собой никакого, пистолет я благоразумно оставил в заднем кармане джинсов и прикрыл сверху выпущенной майкой, но при выходе из самолетов осмотр совсем липовый, мы вышли в большой зал, а там у справочного бюро уже топчется благообразный господин с внешностью дворецкого и плакатом "Жду мисс Лилею".

- Я мисс Лилея, - сказала торкесса.

- А я ее телохранитель, - представился я. - Гакорд, единственный наследник герцогства Ургундии.

Адвокат расплылся в улыбке, бросил плакат под ноги приехавшим из Индии туристам и принялся трясти нам руки:

- Благодарю, благодарю, что приехали так оперативно! Прошу в мой автомобиль, но, умоляю, поспешим! Я насторожился:

- За вами погоня?

- Хуже, - ответил он в страхе, - припарковал в неположенном месте.

Когда вышли, мне показалось, что из солнечного аэропорта попали в чистилище Вергилия: туман, сырость, уныние, все пропитано влагой, небо прямо над головами, стоит вскинуть руку, как щупаешь теплое пузо проплывающей тучи. Повезет, успеешь дернуть за вымя.

- Добро пожаловать в Англию, - сказал адвокат. - Я мистер Джонс, сам я не местный. Естественно, местные сейчас режутся в гольф, это игра такая дурацкая, а мы, лимитчики, вкалываем. Потом эти местные скулят, что начинаем ими руководить.

- Знакомо, - сказал я.

- Правда?

- А то, - ответил я. - Не были вы в Москве!

Автомобильчик оказался японским, нет у английских лимитчиков национальной гордости, пер не по-английски резво, чихая на знаменитые туманы, мы проломились сквозь их стены и оказались в офисе на краю городка. Адвокат выложил перед торкессой фотографии поместья, а пока готовил документы, она подпрыгивала и повизгивала, словно у них там в Хохзвездии до тысячи лет все еще деточки. Домик, судя по фотографии, не просто домик, а особнячок, расположен в очень живописном, хотя и в несколько уединенном, на мой придирчивый взгляд, месте.

Пока она рассматривала фотографию и план, я пролистал историю поместья. Чувство дискомфорта стало сильнее. Адвокат по-прежнему улыбался, но я чувствовал за его смайлом волчий оскал профессионала.

- Хорош, - признал я. - Очень даже хорош. Жаль, конечно, что все его обитатели умерли не своей смертью... Зато, конечно, пожили в свое удовольствие, это немало в наше беспокойное время, не так ли?..

Торкесса слегка насторожилась, но спросила все еще милым щебечущим голоском:

- Все до единого? Как это случилось?

- О, - ответил адвокат с неудовольствием, - стоит ли вдаваться в подробности? Все-таки копилось столько веков... Одни сходили с ума и выбрасывались из окон, хоронили себя заживо, вскрывали вены, бросались на мечи и каменные топоры, стрелялись и вешались, даже топились.

Его помощник, явно нотариус, судя по облику, спросил осторожно:

- Может быть, потому, что особняк построен на месте гигантского захоронения римских легионеров? Говорят, битва с тевтонами была настолько кровавой, что ручьи неделю текли кровью! Земля размокла на глубину копья, а потом вообще росло что-то немыслимое...

Мистер Джонс нахмурил брови:

- Ошибаешься. Особняк построен не на месте захоронения, а на месте старинного кладбища.

- Но битва была же здесь?

- Да, но это было давно. Потом на этом месте друиды совершали свои сатанинские обряды, затем христиане сожгли самих друидов с их реликвиями. А на этом месте построили кладбище. Правда, хоронили здесь только самоубийц, клятвопреступников, казненных, а также бродяг без имени... Обширное было кладбище, скажу вам! Но потом, чтобы не показывать, насколько у нас больше преступников, чем честных людей, кладбище сровняли с землей. Место пустовало недолго, прибыла из Нового Света семейка Адамсов, выстроили этот особнячок и жили в нем пару столетий. А затем, когда уехали, имение перешло к вашим родственникам. Правда, поговаривали, что они сами Адамсы, но с той поры не сохранилось записей...

Торкесса прощебетала:

- Ничего, мы не суеверные! Зато особнячок такой милый, такой милый... Я давно о таком мечтала.

На улицу мы вышли уже с документами на право владения. Туман все тот же, я начал догадываться, что это не туман вовсе, это просто Англия, у нее всегда так. Ну как у нас, скажем, всегда преступный режим, на Марсе каналы, а на Луне кратеры, так вот здесь эти туманы, ставшие уже не туманами, а привычной атмосферой, а коренные англичане начинают отращивать жабры.

На ближайшей стоянке мы арендовали просторную ауди, я получил ключи, и через десять минут уже неслись по просторной провинциальной автодороге. Я посматривал на солнце, высчитывал по карте, не проще ли заночевать, а выехать утром, но торкесса взмолилась:

- Поехали!.. Ну, поехали же!

Я буркнул:

- А если не успеем добраться до темноты?..

- Заночуем в автомобиле, - решительно сказала она. - Дорогой, я постараюсь скрасить тебе сон... если ты, конечно, сумеешь заснуть, свинья!

- Ну да, ну да, - ответил я саркастически. - Во время ночевки дашь мне возможность удовлетворить все мои сексуальные фантазии.

Она просияла:

- Вот именно, дорогой! Наконец-то я тебя расколола!

- До самой задницы, - согласился. - Твое кодовое имя не Черная Вдова?

Она удивилась:

- У нас нет кодовых имен!

- Тогда ник?.. Псевдик?.. Партийная кличка?.. Или просто принадлежишь к виду безымянных черных вдов? Она насторожилась:

- А что это хоть такое?

Я раскрыл рот, чтобы ответить, но наткнулся на ее честнейший взгляд, махнул рукой:

- Ладно, забудь. Просто черные вдовы тоже дают возможность удовлетворить все сексуальные фантазии... Сперва. Поначалу. Ладно, поехали. Но если где-то застрянем в дороге, то...

- Дорогой, ты не пожалеешь!

- Верю, - ответил я. - Если из ночных кустов выпрыгнет чудище, я отдам ему тебя. Это будет справедливо, не так ли? И вполне в духе современных веяний типа: спасайся, кто как и за сколько может.

Мы мчались с некоторой осторожностью, но копов вроде бы здесь на дорогах не расставлено, джентльменам верят на слово, ну тут мне и пошла карта, я сперва выжал сто пятьдесят, потом сто семьдесят, а когда обнаружил, что машина способна дать двести, то стал ломать голову, будучи славянином, как на этой заморской заразе хрякнуть хотя бы двести двадцать.

Бензина пока хватало, но я не знал, как далеко следующая бензоколонка, решил подстраховаться, заметив впереди знакомый знак, однако увидел также, как скудное солнце блестит на металлически округлых, как муравьиные панцири, бачках мощных мотоциклов, их не меньше дюжины. Могучего сложения байкеры пьют пиво и курят возле таблички "Курить строго запрещено, бензин!". С ними три девицы, жилетки наброшены на голое тело, короткие кожаные шортики едва прикрывают ягодицы, хорошенькие мордочки наглые и гордые, ведь у них двенадцать парней, по четыре на каждую, в то время так иные красотки не могут похвастаться даже одним.

Я добавил газу, пронесся мимо. Байкеры засвистели, девицы насмешливо заулюлюкали, одна очень ловко швырнула в машину банан, доказывая свою древнейшую родословную. Я угрюмо смолчал, мы, мужчины, произошли от медведей, нам не пристало, не пристало...

Торкесса разъяренно цокотала, как белка, вертелась, возмущалась. Я гнал молча. С одной стороны вскоре начала мелькать высокая каменная стена, с другой потянулся бесконечный обрыв. Дорога над самым краем, но, к счастью, засыпающих водителей от падения в бездну оберегает высокий, мне до пояса, гранитный забор, армированный металлическими штырями в мою руку толщиной.

Торкесса озабоченно указала на дорогу, что вилась далеко внизу. Отсюда она кажется совсем крохотной.

- Дорогой, разве не там главная дорога?

- Почему так решила?

- Там едет танк...

- Это в России главная дорога та, - пояснил я, - по которой прет танк. А мы сейчас в немножко отсталом обществе... Мы, умные, делаем машины под наши дороги, а здесь, дураки, делают дороги под свои машины. Видишь, как едем? Не качнет, заснуть можно.

- А я слышала, - проворковала она, - что в России три беды - дороги, дураки и дураки, показывающие дорогу...

- Глупость, - возразил я. - В России только две беды - дураки и дороги. В Америке одна. А дороги у них хорошие.

- А у вас?

- У нас тоже становятся все лучше и лучше, - отрезал я. - Танки уже не застревают!

Скала постепенно понижалась, пока не сменилась ровным английским лугом с зеленой, почти синтетической травкой. Я крутнул руль, машина удивилась, но послушно съехала с асфальта и покатила по траве.

Торкесса спросила встревожено:

- Дорогой, что-то случилось?

- Срежем угол, - объяснил я с оптимизмом. - Мы же люди, а не роботы. Или какие-нибудь там отсталые с Бетельгейзе!

- Сколько раз тебе говорить, что я не с Бетельгейзе?

- А я разве тебя имел в виду? Я про отсталых.

Она помолчала, дулась, буркнула нехотя:

- Но здесь нет дороги!

- Есть, - сказал я и объяснил для доступности: - Я уже говорил, дорогой русский человек называет то место, где собирается проехать. Так что под нами самая что ни есть дорога.

Она ахнула, впереди показался цветник. Я пустил напрямик, машина сильно накренилась, но я удержал. Впереди быстро приближается широкая асфальтовая лента, грязь и ошметки цветов летят нам на крышу. Машина на большой скорости съехала на дорогу, я успел повернуть руль, чтобы не врезалась в ограждение, и мы понеслись, как добропорядочные жители Запада, разве что в забрызганной соком раздавленных цветов машине.

- Вот видишь, - сказал я бодро, - полчаса сэкономили!

Она сверилась с картой, воскликнула: