минуты.
бровь Эгин, которому отчего-то стало обидно. Неужели то, что он не
фанатик, написано у него на лбу? И если да, то эту вредную запись нужно
стереть поскорее. На всякий случай.
жизнь". Если бы не это ваше "разумеется"... - вкрадчиво, но вполне
дружественно сказал Дотанагела. - Разве, заступая на службу в офицеры
Свода, вы не давали клятву, что предпочтете смерть предательству?
- Но помните, Эгин, что не стоит пытаться предавать нас так же, как
предали Свод!
это был задорный голос Знахаря.
оказаться в обществе коллег, отправившихся в столь увлекательное
путешествие на всех парусах, - ни с того ни с сего провозгласил Эгин.
Все вздохнули с облегчением, а Вербелина привычным движением поправила
прическу. Ах нет, не прическу, Хуммер ее раздери! А свой славный парик.
Подарок Дотанагелы?
которую способен варанский офицер, поведай нам, что ты по этому поводу
думаешь.
На провокацию нельзя отвечать провокацией. Сглотнув комок воздуха, Эгин
прочистил горло и начал:
Но теперь я заодно с вами, причем скорее рад этому, нежели опечален. Дело
в том, что задание, данное моим непосредственным начальником Норо оке
Шином, собственно, то задание, ради выполнения которого я и поднялся на
борт "Зерцала Огня", было заданием совершенно не выполнимым. Это был
тупиковый туннель, оканчивающийся в подвалах Опоры Единства. Вы, мои
коллеги, должно быть, понимаете, о чем я. Вдобавок этой ночью я совершил
служебный проступок и сунул нос в такое странное дело, от которого мне
следовало бы держаться подальше. Я стал поперек горла Хорту оке Тамаю, для
начала сцепившись с его людьми, а затем укрывал у себя его племянницу,
которая поутру отправила к праотцам двух моих слуг и словно бы
превратилась в морской ветер. Или, выражаясь более прозаически, сбежала. Я
обнажил Внутреннюю Секиру - чему свидетелем любезный Шотор, - меня
испытывал на честность Норо оке Шин... Словом, за последние дни произошел
ряд событий, смешавших с дерьмом и пеплом мою карьеру и поставивших жирный
знак вопроса на моей жизни...
Эгина, союзник. Красноречие хорошо только тогда, когда обдумывать каждое
слово вовсе не обязательно. Красноречие уместно там, где слова ничего не
значат. Там, где речь - лишь музыка. С пар-арценцами следует быть
искренним, смущенным и правдивым. Лгать нельзя. Лгать не следует. Лучше не
договаривать. Это сложно, но выполнимо, да и доказать ему следовало всего
лишь то, что он, Эгин, в безвыходной ситуации.
Сиятельный князь, и истина - обречены, мне, обреченному офицеру, вовсе не
с руки. Ибо моего разумения хватает на то, чтобы предпочесть предательство
гибели. Причем двойной гибели, милостивые гиазиры.
удовлетворенно покачал головой. Кажется, Эгину удалось добиться своего.
Пар-ар-ценц поверил большей половине того, что говорилось.
обаятельно ухмыльнувшись, подытожил Знахарь, обращаясь как бы ко всем - к
Эгину и к каждому в отдельности. - В его словах очень много, правды, -
добавил он, но уже обращаясь к одному лишь Дотанагеле.
поддакивать и еще больше удивляться.
разговор, этот, сколь бы важным он ни был, не мог продолжаться вечно. И
спустя три, а быть может, четыре часа предатели князя и истины встали
из-за столика и стали расходиться по своим каютам. Вербелина
демонстративно льнула к Дотанагеле, Самеллан зевал, а русоволосая Авор, не
проронившая ни слова с момента своего представления Эгину, укутавшись в
кружевную пелерину, заторопилась к выходу из "капитанского зала". "Если бы
я не знал наверняка, что она была близка с Ардом оке Лайном, я бы, верно,
подумал, что она девственница", - отметил про себя Эгин" провожая взглядом
хрупкую фигурку девушки с тощими русыми косами: Один Знахарь был
удивительно бодр и свеж. Казалось, печать озабоченности и
неопределенности, которая лежала в уголках искушенных глаз всех
профессиональных лицедеев из Свода Равновесия, была совершенно чужда ему.
"И откуда они только берут их, этих Знахарей?" - вот о чем думал Эгин,
выходя в соленую черноту ночи.
Иланаф, обдавая Эгина хмельными запахами ужина.
бесконечные сутки отдавая должное затейливой судьбе, волею которой каюта
Арда, которую он совсем недавно осматривал, вооружившись Зраком Истины,
стала его каютой. Тем склепом, где ему, по всему видать, придется торчать
еще долго.
У самого носа корабля Иланаф облокотился о фальшборт и бросил назад
взгляд, который Эгин, не будь он офицером Свода, быть может, счел бы
нечаянным. Нет, они были здесь одни. Матросы, не занятые на вахте, спали.
Оба были уверены в том, что собеседник абсолютно трезв. Физически и
духовно.
корабле, так это только Ила-нафу. Что бы этот сукин сын ни готовил!"
уже довелось услышать Эгину из уст Дотанагелы.
был готов заплатить за свою жизнь.
несколько смущенно отвечал Иланаф. Возможно, ему было неловко, что,
несмотря на его протекцию, Эгину все-таки изрядно досталось по голове
обернутым в войлок шестопером. А возможно-и скорее всего, - он, как и
всякий офицер Свода, чувствовал неловкость всякий раз, когда кто-либо
начинал подозревать его в том, что ему не чужды старомодные человеческие
чувства. Те, что не приветствовались в Своде, ибо не являлись
необходимыми. Привязанность, любовь, сострадание.
находили приступы той же болезни.
Даже лучше. Ты все сказал правильно. Дотанагела тебе поверил, а от этого
зависело все. "Несчастлив и лих тот час, когда ты вызовешь гнев
пар-арценца!" Это не пустые слова... Но ты ему, кажется, понравился,
несмотря ни на что. Насколько ему вообще кто-то может понравиться.,
Иланаф знает, что Эгин и Вер-белина состоят в связи. Или, точнее, состояли
до вчерашнего утра. Он вполне мог поделиться своим знанием с пар-арценцем.
Чтобы набрать весу в его глазах. Но и без этого! О Шилол! Какую глупую
игру затеяла Вер-белина. Дотанагела из Опоры Писаний. Гастрог - тоже из,
Опоры Писаний. Гастрог прекрасно осведомлен о том, что он, Эгин, спит с
Вербелиной, чем он с радостью поделился с Эгином. То, что знает
подчиненный, знает и начальник. Значит?.. Эгин взглянул на Иланафа, ища не
то опровержения, не то утешения.
ее. С Вербелиной или без".
наставника.
как можно более естественным:
собой сорвалось с его языка. - Мы шли вместе с ним после последней пьянки,
и мне показалось...
стал жестким и немного свирепым.
прошедшие два дня отняли у Эгина три четверти его таланта удивляться
услышанному и увиденному. А потому Эгин лишь распустил пучок на затылке.
Его волосы рассыпались по плечам. Пускай это будет знаком траура.