Чтение 25–й страницы книги ~Непобедимый эллин~

Что же это было за наказание?

Приказал Громовержец двум могучим богам в течение целых суток (!) прислуживать троянскому царю Лаомедонту и исполнять все его сумасбродные желания.

Ой, как обрадовался царь! Влез с ногами на трон и минут двадцать на нем от счастья прыгал, затем поправил съехавшую набекрень корону, посерьезнел и приказал Посейдону с Аполлоном возвести вокруг Трои неприступные стены.

И вот за одни сутки выросли вокруг Илиона великолепные, воистину неприступные стены, со сторожевыми башнями и подъемным мостом. Короче, всё как положено.

На следующий день "щедрые" олимпийцы весело заявились во дворец Лаомедонта и предъявили тому весьма кругленький счет на восковой дощечке, от вида которого глаза у царя медленно, но неотвратимо полезли из орбит.

- Д-д-да в-вы чт-т-то! - заикаясь от ужаса, прохрипел Лаомедонт. - Где же я вам возьму столько золота?

- А это не наши проблемы, - высокомерно бросил Аполлон.

- Вытащи свои золотые зубы! - гулко хохоча, посоветовал веселый Посейдон.

- Ах, вы... - прошипел, стремительно багровея, троянский царь.

- Ну-ну, кто же? - грозно поинтересовались боги.

- Э... - Лаомедонт слегка запнулся, - нехорошие обманщики.

- А что, бывают хорошие? - удивился Аполлон.

- И почему именно обманщики? - возмутился Посейдон.

- Ну как же? - в отчаянии вскричал царь. - Ведь в тот день, то есть вчера, по высочайшему распоряжению эгидодержавного Зевса вы должны были исполнить любое мое желание.

- Ничего мы тебе, смертный, не должны! - высокомерно отрезал Аполлон. - Любишь на колеснице кататься, люби и конский навоз в конюшне убирать. Вчера мы возвели тебе прекрасные стены, сегодня пришли за причитающейся нам платой. Ведь мы вложили в свой труд определенные усилия и теперь хотим, чтобы эти усилия были оплачены по заслугам.

Хитрые олимпийские мерзавцы даже наказание Зевса сумели превратить в весьма выгодное дельце. Вот у кого стоит поучиться уму-разуму!

- Ничегошеньки я вам не дам, - грустно вздохнул на троне Лаомедонт и, поразмыслив, не менее грустно добавил: - А будете настаивать, я лично оборву вам уши.

Угроза была необидная, и могучие боги от души посмеялись над несговорчивым царем.

- Что ж, не хочешь по-хорошему... - вполне добродушно пробулькал Посейдон, - будет тебе по-плохому...

Сказано - сделано.

Подкупив богов ветра несколькими сосудами с чудесной амброзией, Посейдон с Аполлоном устроили в Трое такую засуху, что царь Лаомедонт уже через три дня начал молить о пощаде. Но неумолимы были боги.

Впрочем, как обычно.

- Мы вернем твоим землям плодородие, - так ответил царю бог морей Посейдон, - но за это...

- Да-да, я всё заплачу... - нервно подхватил гордый царь. - Сегодня вечером я иду к известному зубодеру снимать свои золотые коронки.

- Это само собой, - кивнул Посейдон. - А сверх того ты принесешь в жертву морскому киту-убийце свою юную дочь Гесиону.

- О нет, о нет... - заголосил царь и начал в припадке рвать на себе волосы, но вдруг успокоился, слегка просветлел лицом и, усевшись обратно на трон, весело бросил: - По рукам!

Несчастную, ни о чем не ведавшую Гесиону схватили, связали, отвели к морю и приковали к скале как раз у того места, где в последний раз видели ужасного гигантского кита...

* * *

- Вот так история! - покачал головой Геракл. - Однако какой же этот Лаомедонт негодяй. Принести в жертву собственную дочь, да еще при этом улыбаться. Но вы с Аполлоном тоже хороши, обрекли невинную девушку на неминуемую гибель.

- Да какую гибель, о чем ты говоришь! - протестующе замахал перепончатыми руками Посейдон. - Ни у кого и в мыслях не было ее убивать. Гесиона стала бы очередной новообращенной нереидой, только и всего. Под водой с ней бы проделали небольшую хирургическую операцию, вшили бы жабры, и жила бы она у меня в подводном дворце, бед никаких не зная...

- Вшили бы жабры? - в ужасе переспросил сын Зевса. - Все вы, олимпийцы, немного того... сумасшедшие, а я еще удивляюсь, отчего меня время от времени на всякие безумства тянет.

- Наше семя! - с гордостью подтвердил Посейдон. - Ну ладно, я поплыл, а то совсем засохну тут с тобой. Может, тебя на моем подводном корабле куда подкинуть?

- Нет, спасибо, не надо, - поблагодарил могучий герой. - Я тут еще немного погуляю, разведаю, так сказать, обстановку.

- Ну, как знаешь, - пожал чешуйчатыми плечами владыка морей, после чего, вернувшись на борт своего железного кита, скрылся в маленьком круглом отверстии.

Вода вокруг гиганта тут же с шумом забурлила, и морской монстр плавно ушел под воду.

- Такие дела! - прошептал Геракл, почесывая героический затылок.

* * *

Расторопный Софоклюс привел спасенную девушку в чувство.

- О мой герой! - пролепетала Гесиона, бросаясь на широкую грудь сына Зевса.

- Это начинает мне нравиться, - проговорил польщенный Геракл, легонько похлопывая девушку по аппетитной попке.

- Ты как хочешь, - гневно бросил Софоклюс, - но записывать твой продолжительный треп с Посейдоном как триумфальный десятый подвиг я решительно отказываюсь!

- А тебя об этом никто и не просит, - презрительно скривился могучий герой.

Еще немного поругавшись, греки решили отвести Гесиону во дворец царя Трои, а то по пути с молоденькой девушкой всякое может случиться. Места у Трои неблагополучные, то и дело по берегу насильники рыскают.

Царь Лаомедонт встретил эллинов с большим неудовольствием.

- Вы зачем ее освободили? - гневно закричал он, подпрыгивая на троне. - Кто вам дал такое право? Разве вам предназначалась эта жертва? Кто вы, в конце концов, такие? Стража-а-а-а...

- Я Геракл! - недружелюбно буркнул сын Зевса, и царь мгновенно заткнулся.

Подоспевшая было стража, сбившись в плотную кучку, попятилась прочь из тронного зала.

Лицо Лаомедонта расплылось в подобострастной улыбке.

- О могучий сын Зевса, - сладко проговорил царь Трои, - как же отблагодарить мне тебя за спасение единственной любимой дочери?

- Ну... - Геракл задумался, прикидывая в уме. - От двух быстроногих коней я бы не отказался.

- А от одного? - хитро прищурился пройдоха царь.

- От трех! - азартно выпалил герой.

- Полтора! - с готовностью предложил Лаомедонт.

- М... м... м... давай сойдемся на четырех кобылах! - примирительно кивнул сын Зевса. - Или лучше на пяти.

- Одна лошадь, и это моя последняя цена, - бескомпромиссно отрезал царь.

Ужасно любивший честно поторговаться Геракл медленно обнажил свой меч.

- Хорошо-хорошо, - быстро пошел на попятную царь. - Я дам вам в награду за спасение моей единственной дочери прекрасного белого коня и не менее чудесного циркового пони.

- Согласен! - улыбнулся Геракл, задвигая в ножны божественный клинок и ехидно поглядывая на дергающегося Софоклюса, ибо и морскому ежу было ясно, кто поскачет в Тиринф на этом "чудесном цирковом пони"...

Не успел сын Зевса выйти из тронного зала царя Лаомедонта, как в коридоре его схватила за руку заплаканная Гесиона.

- Чего же ты плачешь, красавица? - участливо спросил сын Зевса. -Лично я не вижу никаких причин для слез. Только что я спас тебя от ужасного морского монстра, затем привел во дворец и передал из рук в руки отцу.

- В том-то и дело, - всхлипывала Гесиона. - Старый маразматик опять что-нибудь со мною сделает. Продаст в рабство или снова принесет в жертву.

- С чего бы это? - ужаснулся Софоклюс.

- Лаомедонт давно хочет жениться на моей тринадцатилетней подружке, а я для него только помеха.

- Вот же старый безобразник! - искренне посочувствовал девушке историк. - Геракл, что же делать?

- Пойдем с нами! - Сын Зевса ободряюще потрепал Гесиону за розовую румяную щечку. - И ничего не бойся!

- Эй, вы куда? - возмутился начальник дворцовой охраны, когда гости проходили через главные ворота. - Царь запретил своей дочери покидать покои!

Ответом ему был тяжелый кулак Геракла.

Прочие троянские солдаты, присутствовавшие в тот момент на царском дворе, поспешно отвели глаза, смотря куда угодно, но только не на мрачно насупившегося сына Зевса. Затем один из троянцев осторожно склонился над распростертым телом начальника, попробовал у того пульс и, повернувшись к остальным воякам, знающе прокомментировал:

- Солнечный удар! К вечеру будет как огурчик...

А Геракл с Софоклюсом и несчастной девушкой уже шагали далеко за стенами неприступной Трои.

Могучий герой обернулся и скептически посмотрел на грозный город.

В принципе разрушить его сын Зевса мог бы за какие-то двадцать четыре часа. Но делать это в тот момент Гераклу было попросту лень. Вот если бы наместе Трои оказался Карфаген... тогда да. Лежать бы ему к утру в дымящихся руинах.

Уцелела в тот раз великая Троя, ибо было ей предначертано погибнуть много позже из-за "прекрасной" Елены и еще доброй тысячи неблагоприятно сложившихся обстоятельств, в том числе и на самом Олимпе.

Оседлав поджидавших на морском берегу дарственных лошадок, эллины в задумчивости поглядели на несколько растерянную Гесиону. Геракл достал сотиус-мобилис и, ничтоже сумняшеся, позвонил самому Зевсу.

- Да, сынок, - страшно обрадовался Громовержец. - С высоты Олимпа я вижу тебя просто отлично. Что случилось?

- Да тут такое дело... отец. - Могучий герой слегка замялся. - Тут нужно одну хорошую девушку пристроить. У вас там на Олимпе вакантные места есть?

- А она хорошенькая? - живо поинтересовался Зевс.

- А ты сверху будто не видишь!

- Да-да, весьма неплоха... вот только... слишком юна. Впрочем, думаю, я смогу ее пристроить в свиту к нашей Афродите.

- Спасибо, папуля! - улыбнулся Геракл и, повернувшись к перепуганной Гесионе, ласково добавил: - Не бойся, крошка, всё у тебя будет чики-пуки...

И через несколько секунд девушка исчезла, чтобы тут же объявиться на светлом Олимпе.

Что ж, пожалуй, это был единственный совершенно бескорыстный (кони не в счет), честный и справедливый подвиг великого Геракла, несмотря на то, что богами он так и не был засчитан.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

ПОДВИГ ДЕСЯТЫЙ: ДОЧЕРИ ЦАРЯ ГЕРИОНА

- Софоклюс, какой у тебя чудесный пони! - улыбнулся сидевший в золотой колеснице Копрей.

- Да иди ты, - огрызнулся историк, которого уже порядком достали всяческие издевательства.

Не посмеяться над хронистом в тот день поленился один лишь оборванный нищий, да и то по причине абсолютной слепоты.

Каждый встречный на дороге в Тиринф обязательно тыкал в Софоклюса пальцем и весело, от души реготал.

Дареный пони и впрямь оказался чудесным, без правой задней ноги, замененной искусным деревянным протезом, который, когда "лошадка" стояла на месте, был почти незаметен.

- А ты всё сторожишь мою колесницу, - похвалил Копрея Геракл, спрыгивая с прекрасного белоснежного жеребца. - Ну и как, кто-то пытался на нее посягнуть?

- Еще как пытался! - закивал посланец Эврисфея, наглядно демонстрируя герою порванную в нескольких местах накидку. - Сегодня я сгонял на ней утром к Эврисфею, затем вернулся на перекресток, и тут мне приспичило в кустики. Пока я вынужденно отсутствовал, два странствующих иудея попытались отодрать от бортов колесницы пару кусков золота, якобы для некоей больной Юзуфи. Но я живо надавал им по пейсам, хотя один из них всё же как-то немыслимым образом изловчился и откусил кусок, там внизу, у правого колеса.

Нахмурившись, Геракл присел у правого борта боевой повозки.

Копрей не врал, кто-то действительно оттяпал кусочек золотой обшивки, оставив в сравнительно мягком металле рваные следы от своих алчных зубов.

- А как этих странствующих негодяев звали, ты, часом, не помнишь? - на всякий случай спросил сын Зевса.

- По-моему, один из них назвался Агасфером, - неуверенно ответил Копрей, - хотя точно утверждать я не берусь.

Могучий герой с чувством ударил кулаком по борту колесницы:

- Вот так всегда, даже на сутки нельзя оставить боевой экипаж без присмотра! Обязательно отыщется какой-нибудь юркий прохиндей, обуреваемый приступом внезапного вредительства.

- Красиво сказал! - восхитился Софоклюс. - Я это, пожалуй, даже запишу.

По правде говоря, у историка уже скопилось вполне приличное количество так называемых словесных перлов или, если угодно, героических афоризмов сына Зевса.

В этом длинном списке были и настоящие шедевры вроде "Да что немейский лев? Ведь это просто фигня!" или "Грецию объехать - не Стикс переплыть!". Имелись там и такие высказывания, как "Цербера боги кормят", "Любишь вино пить, люби и морды лукавые кентаврам бить!", "Хорошо, в ожидании чудовища я пока немного вздремну", "Пьяных циклопов по осени считают" и "Зевса бояться - на Олимп не ходить".

Многие из этих перлов героико-античной словесности годились практически на все случаи жизни. Особенно популярным изречением Геракла среди простого народа (то бишь смертных) стало "Чем глубже в лес, тем злее овцы".

Хитрый Софоклюс даже подумывал об издании героических афоризмов отдельным обширным трудом под названием "Антология античного идиотизма".

- Держи пояс! - Геракл протянул Копрею свой с трудом добытый трофей.

- Ты снял его прямо с царицы амазонок Целлюлиты? - уточнил посланец.

- Нет, с циклопа Полифема! - огрызнулся сын Зевса.

- Просто я хорошо знаю габариты царицы амазонок. - Копрей задумчиво вертел в руках переливающийся пояс. - Что-то он маловат.

- А откуда тебе известны габариты царицы? - с большим подозрением спросил Софоклюс.

- Ну... гм... - посланец неожиданно покраснел, - у Эврисфея есть гипсовый слепок отпечатка ее босой ноги.

- Ага! - хором выдали Софоклюс с Гераклом и понимающе ухмыльнулись.

- А что это вы тут так пошло "агакаете"? - разозлился Копрей. - Может, у них было взаимное чувство, а вы как кони ржете...

- Они что, действительно знакомы? - опешил историк.

- Они часто переписывались, - оскорблено ответил посланец. - Но вмешались вездесущие олимпийцы, и разрыв высоких отношений стал неизбежен. Целлюлита призналась Эврисфею в любви, но подлый Герм... гм... один из олимпийцев рассказал царице амазонок, как на самом деле выглядит ее возлюбленный.

- А что... - хохотнул Геракл, - он описывал себя в письмах двухметровым красавцем атлетом с длинными вьющимися волосами?

- Ну... примерно так, - подтвердил Копрей. - Мой хозяин не скоро оправился после внезапного разрыва с царицей, он сильно болел, его тут же свалил приступ хронический диареи, а затем началось тотальное выпадение волос.

- М-да-а-а-а... - задумчиво протянул Софоклюс. - Вижу, душевная травма была просто сокрушительной.

- Под стать габаритам возлюбленной! - подхватил сын Зевса.

- Именно поэтому Эврисфей и пожелал иметь у себя в Микенах часть гардероба любимой, - скорбно вздохнул посланец.

- Секундочку! - Геракл неистово почесал под шлемом кудрявый затылок. - Почему Эврисфею понадобился именно пояс Целлюлиты, а не, скажем... ну... ее меховой сапог? Ведь сапог царицы было бы достать намного легче и, главное, быстрее.

Копрей снова вздохнул:

- Эврисфей желал иметь такую вещь любимой, которая наиболее близка к ее столь недоступному, желанному телу...

"Так-так, - ехидно прищурился Софоклюс, - интересно, что по этому поводу сказал бы наш старый знакомый Зигмундис Фрейдиус? Наверное, накатал бы очередную сумасбродную монографию о любовном влечении к женским вещам!"

- Ладно, - махнул рукой сын Зевса, - кончай трепаться, давай следующий подвиг!

- Я заучил его наизусть! - радостно похвастался посланец и нараспев прочел: - Великий Эврисфей повелевает Гераклу Олимпийскому привезти в Микены дочерей царя Гериона, что правит плодородными землями на западном крае Греции, там, где сходит на закате с неба лучезарный бог солнца Гелиос.

- Да на фиг мне этот Гелиос, - возмутился Геракл. - Лучше скажи, что за дочери такие и на кой сатир они понадобились нашему недоделку?

- Отвечаю. - Копрей торжественно кивнул. - Дочерей ровно двенадцать: Пиропа, Мирона, Тэратос, Мегафона, Гэфира...

Сын Зевса предупреждающе показал посланцу кулак, и тот благоразумно перешел к ответу на второй поставленный вопрос.

- Эврисфей всё еще никак не может оправиться после трагического разрыва с Целлюлитой, и поэтому дочери царя Гериона нужны ему для его... э... э... гарема!

- Что?!

- Вот так!

- И много там у недоношенного сейчас женщин? - усмехнулся Геракл.

- Ни одной, - честно ответил Копрей, - точнее, лишь хромой горбатый слуга.

- Как? - выдохнул Софоклюс.

- В качестве кого? - вытаращил глаза сын Зевса.

- В качестве евнуха! - разъяснил посланец.

- А... - разочарованно покачал головой Геракл. - Жаль, что эта должность в гареме Эврисфея уже занята, а то я думал порекомендовать ему Софоклюса.

- Кого? Меня? - взвизгнул историк. - Да тысячи, тысячи гречанок в разных концах Аттики клятвенно тебе подтвердят, что никакой я не евнух!

- Хорош врать! - строго осадил личного хрониста могучий герой. - У меня от твоих припадочных воплей уже голова разболелась.

Копрей тем временем жадно пялился на великолепного жеребца царя Лаомедонта.

- А можно назад в Микены я поеду на твоем коне, Геракл? - робко спросил посланец. - Ведь всё равно у тебя есть прекрасная боевая колесница, зачем же тебе еще и этот превосходный скакун?

- Поедешь в Микены на пони Софоклюса! - бескомпромиссно отрезал Геракл. - Либо потопаешь пешком...

На том они и расстались.

Проводив взглядом нелепо скачущего на хромой лошадке Копрея, сын Зевса позвонил на Олимп и попросил Гефеста переправить себя вместе с колесницей и хронистом в западные края Греции. Чудесного же жеребца Геракл подарил своему эгидодержавному папане, и лошадь была незамедлительно телепортирована на Олимп.