вот сейчас - в петлю. - Я себя несчастным не считаю.
Повеселились.
твоя... Ведь хороший чекист всех врагов победил, Крючков его обнадежил, мы
так понимаем, что вот буквально через неделю после концовки настанет светлое
будущее... И в то же время - <Труба>. И ты так объяснил, что, дескать, всем нам
труба и стране труба. Ты что, не понимаешь, что в свете этого разъяснения все
плюсы в книжке меняются на минусы, и наоборот? Издевательство же
получается над честным чекистом и его честным начальством!
поймет. А потом - еще...
И тем более дырка в затылке.
нахальной наивностью намекаю, что двадцать восьмого августа Горбачев умер
в Форосе от инсульта и впрямь отнюдь не естественным образом. Мой бравый
герой постарался. Лихо преодолев все препятствия. Там и цээрушники будут, и
грушники будут - а он их всех а-адной лева-ай! Ведомый мудрыми указаниями
будущего первого всенародно избранного президента Российского Советского
Союза товарища Крючкова. И это было правильно, это было нужно людям! И те
люди, которые это знают или, по крайней мере, догадываются, всячески
выражают моему герою признательность. Впрямую ничего не говорится,
естественно, но все же умные, читатель у нас такой искушенный, соображает.
Да, вот так, ну что ж... зато спасли страну от иностранного капитала. Увидишь,
они мне еще Госпремию дадут. За наглость. Ведь ни одна сволочь не
признается, все прячутся за медицинское заключение. А я почти в открытую
заявлю - угробили, и молодцы. Давно пора было. Им и деваться будет некуда,
опубликуют и поблагодарят. А называется - <Труба>. И кто-нибудь опять
поймет...
думал - ты совсем исхалтурился.
в ее нутро. Лоб его пошел складками.
не делает писанину литературой. А литературой у меня и не пахнет.
визг.
застрявший в какой-то невидимой, но почти смертельной ране. Он повел
головой, втянул ее в плечи и пролепетал с интонациями Ляпишева:
прекрасные карие глаза были печальны, словно прозревали конец мира.
непочатой бутылкой. - Давай...
банке - зажевать отраву остатками сардин, но Вербицкий остановил его руку.
я надеюсь... А Ляпа проснется, похмелится, а даже и закусить нечем. У него ж,
кроме этой банки, в дому, похоже, еды ни черта. Опять завинтится.
вот не сообразил. Только ведь, знаешь, он не вспомнит в холодильник
посмотреть. Давай ему депешу напишем, печатными буквами.
мы все убрали в холодильник! Закусь тоже!> А потом они действительно все
убрали в холодильник.
Фуфырь почти не тронутый.
меньше останется.
голове окончательно затуманилось, стул под задницей раскалился и куда-то
поехал.
несколько невнятной - тоже пробило, видать. - Ты-то пишешь что-нибудь?
предпоследнюю <пегаску>, тоже закурил. Сигареты уж который год были
отвратительные, хуже, казалось бы, некуда, и тем не менее они все-таки
становились все хуже и хуже - но совсем бросить курить у Вербицкого так и
не получалось пока. Ляпа всхрапнул - видимо, на слово <нет>. - Так...
статейки. Не могу, Саш. Тошнит. Все слова уже сказаны. И как об стену горох.
Те, кто стреляет дружка в дружку, читать не станут. А кто станет читать - так
они и так не стреляют.
медленно пульсирующий зигзаг дыма серо засветился в лучах бьющего в
кухонное окошко заходящего солнца.
улыбнулся, как бы извиняясь, и повторил в тон уже Вербицкому: - Не так
скажу, не так сделаю... обижу...
еще не стал. Есть опасность, что так и не станешь. А надо стать, иначе -
кранты. Другого пути уже нет, но хотя бы этот путь надо пройти до конца. Ты
понимаешь это?
твердостью. - Не понимаю. И никогда не пойму.
ему его фразу Сашенька.
нетвердо бредя от остановки автобуса к дому.
деревьев таинственно и уютно мерцала в свете только что затеплившихся
фонарей. В ближнем скверике, на лавочке, которую время от времени то
опрокидывали, то сызнова ставили на раскоряченные ножки, по случаю
погожего вечера веселилась молодежь - тупо постукивали стаканы, булькали
напитки, бренчала расстроенная гитара, и несколько голосов с кретиническим
весельем орали, не попадая ни в одну ноту: <Повсюду танки! Повсюду танки!
Жена, стирай мои портянки!>
Не далась мне высота. Крупным писателем уже не стал. Вербицкий немножко
гордился собой - не надрался сегодня. Опьянел, да, разумеется, но ведь для
того и пьем. А вот не надрался. Завтра будет вполне нормальный, полноценный
день. Запись на радио, гранки перевода, обработка воспоминаний этого
косноязыкого партайгеноссе... Все успею. Все сделаю. Любую халтуру. Чужую.
Но сам халтурить не стану. Просто не сумею, это уже ясно. Не знаю, как вам, а
мне ясно. Пробовал. И раз пробовал, и два, и три. Да не так уж это и сладко -
халтурить. Не в смысле делать заведомую дрянь, отнюдь нет; в смысле
шабашить. Зашибать. Калымить. Велик могучим русский языка! Вон, по Са-
шеньке видно - уж как он старался научиться быть крепким ремесленником
еще каких-то лет пять-семь назад! Ну, научился. И затосковал - для души
теперь чего-то хочется. Вот, начал фиги показывать. А я это просмотрел; не
скажи он - не заметил бы. Но это тоже чушь. Тоже не выход. Это он, наверное,
скорее в оправдание себе придумал; и строит теперь такое лицо, будто
совершил подвиг. Сначала пишет текст, который с гарантией издадут и со
свистом пролистают в сортирах и трамваях, а потом придумывает к нему
подтекст. Чтобы в душе еще и гордиться собой. Впрочем, зачем я гадости
измышляю... что я знаю? В конце концов, если человеку только кажется, будто
он совершает подвиг, если он только думает, будто совершает подвиг -
мужества ему требуется не меньше, чем для настоящего подвига. Но дали бы
ему свободу писать, что хочется? А дали бы мне свободу писать, что я хочу -
мне бы стало легче? Да нет же! Я ни о чем уже писать не хочу! Раньше-то в
основном только про то и хотелось писать - что нельзя писать о том, о чем
хочется писать. А если бы было можно... Стало бы не о чем? Вот ужас!
Порочный круг. Но сейчас, хотя ни о чем нельзя, все равно стало не о чем.
Атрофировалось от постоянных и многолетних а, Валерка? Перед самим собой,
честно, положа руку на сердце! Не знаю, не знаю... не мне судить...
такт коротким словам не имеющего ответов вопроса. И мысль уже хваталась за
спасительную соломинку, выруливая на проторенную дорожку страхующих от
мыслей штампованных острот: ага, вечные вопросы российской интеллигенции!
Где делать, с кого начать? Но не помогало. Уже и это не помогало. Не смешно,
не весело. Глупо просто.