Чтение 25–й страницы книги ~Марсианские хроники~

будешь артачиться, пойдем в суд.

- Я не могу! - вскричал парень; по его щекам покатились слезы. - Если я
не уеду сегодня, я не уеду никогда.

- Я отлично тебя понимаю, Силли, да-да, и сочувствую тебе. Но ничего,
мы будем хорошо обращаться с тобой, парень, хорошо кормить. А теперь ступай
и берись за работу, и выкинь из головы всю эту блажь, понял? Вот так, Силли.
- Тис мрачно ухмыльнулся и потрепал его по плечу.

Парень повернулся к старикам, сидящим на веранде. Слезы застилали ему
глаза.

- Может... может, кто из этих джентльменов...

Мужчины под навесом, истомленные зноем, подняли головы, посмотрели на
Силли, потом на Тиса.

- Это как же понимать: ты хочешь, чтобы твое место занял белый? -
холодно спросил Тис.

Дед Квортэрмэйн поднял с колен красные руки. Он задумчиво поглядел в
даль и сказал:

- Слышь, Тис, а как насчет меня?

- Что?

- Я берусь работать вместо Силли.

Остальные притихли.

Тис покачивался на носках.

- Дед... - произнес он предостерегающе.

- Отпусти парня, я почищу, что надо.

- Вы... в самом деле, взаправду? - Силли подбежал к деду. Он смеялся и
плакал одновременно, не веря своим ушам.

- Конечно.

- Дед, - сказал Тис, - не суй свой паршивый нос в это дело.

- Не держи мальца. Тис.

Тис подошел к Силли и схватил его за руку.

- Он мой. Я запру его в задней комнате до ночи.

- Не надо, мистер Тис!

Парень зарыдал. Горький плач громко отдавался под навесом. Темные веки
Силли набухли. На дороге вдали появился старенький, дребезжащий "форд",
увозивший последних цветных.

- Это мои, мистер Тис. О, пожалуйста, прошу вас, ради бога!

- Тис, - сказал один из мужчин, вставая, - пусть уходит.

Второй поднялся.

- Я тоже за это.

- И я, - вступил третий.

- К чему это? - Теперь заговорили все. - Кончай, Тис.

- Отпусти его.

Тис нащупал в кармане пистолет. Он увидел лица мужчин. Он вынул руку из
кармана и сказал:

- Вот, значит, как?

- Да, вот так, - отозвался кто-то.

Тис отпустил парня.

- Ладно. Катись. - Он ткнул рукой в сторону лавки. - Надеюсь, ты не
собираешься оставлять свое грязное барахло?

- Нет хозяин!

- Убери все до последней тряпки из своего закутка и сожги!

Силли покачал головой.

- Я возьму с собой.

- Так они и позволят тебе тащить в ракету всякую дрянь!

- Я возьму с собой, - мягко настаивал парнишка.

Он побежал через лавку в пристройку. Слышно было, как он подметает и
наводит чистоту. Миг, и Силли появился снова, неся волчки, шарики, старых
воздушных змеев и другое барахло, скопленное за несколько лет. Как раз в
этот миг подъехал "форд"; Силли сел в машину, хлопнула дверца.

Тис стоял на веранде, горько улыбаясь.

- И что же ты собираешься делать там?

- Открою свое дело, - ответил Силли. - Хочу завести скобяную лавку.

- Ах ты дрянь, так вот ты зачем ко мне нанимался, задумал набить руку,
а потом улизнуть и использовать науку!

- Нет, хозяин, я никогда не думал, что так получится. А оно получилось.
Разве я виноват, что научился, мистер Тис?

- Вы небось придумали имена вашим ракетам?

Цветные смотрели на свои единственные часы - на приборной доске
"форда".

- Да, хозяин.

- Небось "Илия" и "Колесница", "Большое колесо" и "Малое колесо",
"Вера", "Надежда", "Милосердие"?

- Мы придумали имена для кораблей, мистер Тис.

- "Бог-сын" и "Святой дух", да? Скажи, малый, а одну ракету назвали в
честь баптистской церкви?

- Нам пора ехать, мистер Тис.

Тис хохотал.

- Неужели ни одну не назвали "Летай пониже" или "Благолепная
колесница"?

Машина тронулась.

- Прощайте, мистер Тис.

- А есть у вас ракета "Рассыпьтесь, мои косточки"?

- Прощайте, мистер!

- А "Через Иордань"? Ха! Ладно, парень, катись, отваливай на своей
ракете, давай лети, пусть взрывается, я плакать не буду!

Машина покатила прочь в облаке пыли. Силли привстал, приставил ладони
ко рту и крикнул напоследок Тису:

- Мистер Тис, мистер Тис, а что вы теперь будете делать по ночам? Что
будете делать ночью, хозяин?

Тишина. Машина растаяла вдали. Дорога опустела.

- Что он хотел сказать, черт возьми? - недоумевал Тис. - Что я буду
делать по ночам?..

Он смотрел, как оседает пыль, и вдруг до него дошло. Он вспомнил ночи,
когда возле его дома останавливались автомашины, а в них - темные силуэты,
торчат колени, еще выше торчат дула ружей, будто полный кузов журавлей под
черной листвой спящих деревьев. И злые глаза... Гудок, еще гудок, он хлопает
дверцей, сжимая в руке ружье, посмеиваясь про себя, и сердце колотится, как
у мальчишки, и бешеная гонка по ночной летней дороге, круг толстой веревки
на полу машины, коробки новеньких патронов оттопыривают карманы пальто.
Сколько было таких ночей за все годы - встречный ветер, треплющий космы
волос над недобрыми глазами, торжествующие вопли при виде хорошего дерева,
надежного, крепкого дерева, и стук в дверь лачуги!

- Так вот он про что, сукин сын! - Тис выскочил из тени на дорогу. -
Назад, ублюдок! Что я буду делать ночами?! Ах ты гад, подлюга...

Вопрос Силли попал в самую точку. Тис почувствовал себя больным,
опустошенным. "В самом деле. Что мы будем делать по ночам? - думал он. -
Теперь, когда все уехали..." На душе было пусто, мысли оцепенели.

Он выхватил из кармана пистолет, пересчитал патроны.

- Ты что это задумал, Сэм? - спросил кто-то.

- Убью эту сволочь.

- Не распаляйся так, - сказал дед.

Но Сэмюэль Тис уже исчез за лавкой. Секундой позже он выехал в своей
открытой машине.

- Кто со мной?

- Я прокачусь, пожалуй, - отозвался дед, вставая.

- Еще кто?

Молчание.

Дед сел в машину и захлопнул дверцу. Сэмюэль Тис, вздымая пыль, вырулил
на дорогу, и они рванулись вперед под ослепительным небом. Оба молчали. Над
сухими нивами по сторонам струилось жаркое марево.

Развилок. Стоп.

- Куда они поехали, дед?

Дед Квортэрмэйн прищурился.

- Прямо, сдается мне.

Они продолжали путь. Одиноко ворчал мотор под летними деревьями. Дорога
была пуста, но вот они стали примечать что-то необычное. Наконец Тис сбавил
ход и перегнулся через дверцу, свирепо сверкая желтыми глазами.

- Черт подери, дед! Ты видишь, что придумали эти ублюдки?

- Что? - спросил дед, присматриваясь.

Вдоль дороги непрерывной цепочкой, аккуратными кучками лежали старые
роликовые коньки, пестрые узелки с безделушками, рваные башмаки, колеса от
телеги, поношенные брюки и пальто, драные шляпы, побрякушки из хрусталя,
когда-то нежно звеневшие на ветру, жестяные банки с розовой геранью,
восковые фрукты, коробки с деньгами времен конфедерации, тазы, стиральные
доски, веревки для белья, мыло, чей-то трехколесный велосипед, чьи-то
садовые ножницы, кукольная коляска, чертик в коробочке, пестрое окно из
негритянской баптистской церкви, набор тормозных прокладок, автомобильные
камеры, матрасы, кушетки, качалки, баночки с кремом, зеркала. И все это не
было брошено кое-как, наспех, а положено бережно, с чувством, со вкусом
вдоль пыльных обочин, словно целый город шел здесь, нагруженный до отказа, и
вдруг раздался великий трубный глас, люди сложили свои пожитки в пыль и
вознеслись прямиком на голубые небеса.

- "Не хотим жечь", как же! - злобно крикнул Тис. - Я им говорю сожгите,
так нет, тащили всю дорогу и сложили здесь - напоследок еще раз посмотреть
на свое барахло, вот оно, полюбуйтесь! Эти черномазые невесть что о себе
воображают.

Он гнал машину дальше, километр за километром, наезжая на кучи, кроша
шкатулки и зеркала, ломая стулья, рассыпая бумаги.

- Так! Черт дери... Еще! Так!

Передняя шина жалобно запищала. Машина вильнула и врезалась в канаву,
Тис стукнулся лбом о ветровое стекло.