пищей, то все мы совершили ужаснейшую ошибку. Порыскайте кругом. Наверняка
что-нибудь да найдется.
четыре фута в секунду за секунду. Вперед и еще вперед на протяжении
пятнадцати бесконечных часов удвоенной тяжести. За это время они пролетели
семнадцать миллионов миль и достигли огромной скорости - шестисот сорока
миль в секунду. Но сухая цифра мало что говорит воображению; лучше
представить: один толчок сердца - и совершено путешествие из Нью-Йорка в
Чикаго, которое даже на стратоплане занимает полчаса.
ускорение, безнадежно пытались заснуть, тяжело дыша и стараясь улечься
так, чтобы уменьшить изнуряющее воздействие перегрузки. Заккуром же
Барстоу двигало чувство ответственности за других. Он продолжал ходить,
хотя казалось, что на шее у него висит, пригибая его к полу, груз весом в
триста пятьдесят фунтов...
из одного отсека в другой и осведомлялся о самочувствии. Ничего, абсолютно
ничего нельзя было сделать, чтобы облегчить страдания людей. Они лежали
там, где нашли место, - мужчины, женщины и дети, скученные, словно гурт
скота. Им негде было удобно пристроиться, поскольку корабль не
предназначался для такого количества пассажиров.
- это свалившиеся на них несчастья, которые не дают им возможности думать
ни о чем остальном. Они слишком потрясены, чтобы доставлять беспокойство.
Позднее, он был уверен в том, начнутся сомнения в том, стоило ли бежать
таким образом, будут встревоженные расспросы о том, почему на борту
находится Форд, о непонятных и не всегда предсказуемых действиях Лазаруса,
о его, Заккура, собственной противоречивой роли. Это будет позднее. Но не
сейчас.
пропагандистскую кампанию до того, как сгустятся тучи. Но если он не
успеет... а он и не успеет, если будет сидеть сложа руки, тогда... тогда
все будет кончено. Да, это точно.
палубу. Пробираясь между лежащими людьми, он чуть не наступил на женщину,
которая прижимала к себе ребенка. Барстоу заметил, что ребенок мокрый и
грязный, и собрался сказать матери, чтобы та привела его в порядок,
поскольку она вроде бы не спала. Но потом опомнился, сообразив, что
ближайшая чистая пеленка теперь находится на расстоянии многих миллионов
миль от них. Впрочем, на следующей палубе могло храниться десять тысяч
пеленок, но сейчас она казалась ему такой же недосягаемой, как и родная
планета.
даже не заметила его. После первого чувства глубокого облегчения, которое
она испытала, оказавшись в безопасности на корабле вместе с ребенком, она
представила полную возможность обо всем беспокоиться старшим, а сама впала
в глубокую апатию под действием эмоционального шока и перегрузки. Когда на
них навалилась эта ужасная тяжесть, ребенок заплакал, а потом затих,
подозрительно затих. Она с усилием приложила ухо к его грудке, чтобы
убедиться в том, что сердечко бьется. Убедившись, что он жив, она снова
впала в оцепенение.
Либби убрал тягу. Теперь корабль летел со скоростью, которая увеличивалась
только благодаря нарастающему притяжению Солнца.
и осведомился:
Давай-давай, а то ты уже выглядишь как использованное полотенце.
сейчас останешься здесь, то наверняка будешь по-прежнему следить за
приборами и вычислять. Так что давай-ка! Слэйтон, гоните его прочь!
в воздухе телами. В конце концов ему все же удалось найти свободное
местечко, привязать ремень к настенной скобе и заснуть.
облегчением, однако этого не произошло. Довольными оказались только те,
кто и раньше бывал в космосе, - примерно один процент всех обитателей
корабля. Болезнь невесомости, как и морская болезнь, кажется басней только
не подверженным ей. Разве что Данте было бы по плечу описать картину этого
недомогания десятков тысяч человек одновременно. На борту, конечно же,
где-то имелись средства от тошноты, но их еще нужно было найти. Так что
новое состояние только усугубило страдания людей.
плыл к рубке, по пути утешая наиболее несчастных.
немного пришли в себя? Это очень помогло бы.
жизни гораздо важнее маневренный корабль, чем умиротворенные завтраки в
желудках. От морской болезни еще никто не умирал... хотя многие сейчас о
подобной участи и мечтают.
его притяжения. Способные к передвижению помогали тем, кто чувствовал себя
совсем скверно.
свыкшимся с невесомостью людям. С момента ареста Семей он практически не
смыкал глаз - его деятельный ум был занят решением проблемы межзвездного
двигателя. Огромный корабль совершил легкий разворот, но это не разбудило
его. Заняв новое положение, корабль вдруг огласился звуком предстартовой
сирены. Либби проснулся мгновенно. Он сориентировался, расположился у
переборки со стороны кормы и стал ждать; вес почти сразу же навалился на
него - на сей раз ускорение было троекратным, и Либби понял, что сложилась
чрезвычайная ситуация. В поисках местечка для себя он удалился от рубки
почти на четверть мили, и теперь ему придется преодолевать эту злосчастную
четверть при утроенной нагрузке. Он с трудом поднялся на ноги и начал
нелегкий путь. По дороге он безжалостно распекал себя за то, что дал
Лазарусу уговорить себя уйти из рубки.
потребовались героические усилия, равные восхождению на верхний этаж
десятиэтажного здания с человеком на каждом плече, - когда вдруг вернулось
состояние невесомости. Остаток пути он преодолел подобно лососю, плывущему
на нерест, и вскоре оказался в рубке.
пилота, попутно изучая астронавигационные данные.
координаты и соответствующие векторы.
кораблей не бывает. Это миноносец.
была каждая секунда, чтобы наверняка оторваться от него.
вмешательство Флота уже исключено.
нашим, - независимо от того, какие отдавались приказы с тех пор, как я...
как я покинул Землю. Скорее всего венерианский.
Администратор, наверное, обратился за помощью к венерианцам и получил ее;
так сказать, дружественный жест межпланетной доброй воли.
их на машине, установленной в его собственной голове.
увильнули в единственно возможном направлении, которое у нас оставалось, -
к Солнцу.
такая уж горячая. У человека же на этот счет своя точка зрения: он вполне
может получить солнечный удар с фатальным исходом в тропиках, находящихся
в девяноста двух миллионах миль от Солнца, и, греясь под его лучами, не в
состоянии даже долго смотреть на него. А на расстоянии в два с половиной
миллиона миль Солнце палит с силой, в четырнадцать сотен раз превышающей
мощь жгучего потока, низвергающегося на Долину Смерти, Сахару или Аден.
Такой силы излучение уже нельзя назвать теплом или светом. Это смерть,
более верная, чем от луча бластера. Солнце - это водородная бомба
естественного происхождения. И "Новые Рубежи" сейчас приближались к
смертоносному пределу.