за то, что я этого не сделала?
как я отняла тебя от груди. Мы оба этого хотели. Именно в эти первые годы
особенно важен индивидуальный контакт: психологи окончательно доказали
это. Полную социализацию можно развить только из этого аффективного
начала... Я была согласна продолжать партнерство. Я пыталась добиться,
чтобы Палата назначили сюда, в Аббенай. Здесь не было мест для
специалистов его профиля, а ехать без назначения он не хотел. Была в нем
упрямая жилка... Сперва он иногда писал мне, как ты, а потом перестал
писать.
болезни, было покрыто очень мелкими капельками пота, так что его щеки и
лоб казались серебристыми, точно смазанными маслом.
голосом:
следовало оставаться с тобой и поддерживать тебя в период твоего
формирования. Он умел быть опорой, родителем, а я этого не умею. Для меня
на первом месте - работа. И так было всегда. Все же я рада, Шевек, что ты
теперь здесь. Может быть, теперь я смогу быть тебе чем-нибудь полезна. Я
знаю, что Аббенай вначале кажется пугающим. Чувствуешь себя затерявшимся,
оторванным, не хватает простой солидарности, свойственным маленьким
городкам. Я знаю интересных людей, с которыми ты, может быть, захочешь
познакомиться. И людей, которые могли бы быть тебе полезны. Я знаю Сабула;
я могу представить себе, с чем тебе пришлось столкнуться и у него, и во
всем Институте. Они там играют в "Кто кого превзойдет". И чтобы понять,
как их обыграть, нужен известный опыт. И вообще я рада, что ты здесь. Это
доставляет мне удовольствие, которого я раньше не знала... какую-то
радость... Я прочла твою книгу. Ведь это твоя книга, правда? Иначе зачем
бы Сабулу публиковаться в соавторстве с двадцатилетним студентом? Ее
предмет выше моего понимания, я ведь всего лишь инженер. Признаться, я
горжусь тобой. В этом есть что-то странное, правда? Нелогичное. Даже
собственническое. Как будто ты - вещь, принадлежащая мне! Но когда человек
стареет, у него появляется потребность, не всегда вполне логичная, в
какой-то поддержке. Чтобы вообще были силы жить дальше.
угрожала ему. Она угрожала верности его отца, той незамутненной,
постоянной любви, в которой были корни его, Шевека, жизни. Какое она имеет
право, она, бросившая Палата, когда была ему нужна, теперь, когда это
нужно ей, приходить к сыну Палата? Он ничего, ничего не может дать ей, и
вообще никому.
относиться ко мне, как к статистическому показателю.
от него взгляд.
бок.
претензии. Но я имела в виду, чтобы ты заявил на меня претензии. Если бы
захотел.
ее губах опять появилась слабая улыбка. - Ты меня не помнишь, а младенец,
которого помню я - не нынешний двадцатилетний мужчина. Все это - прошлое,
это уже не важно. Но здесь и сейчас мы - брат и сестра. А именно это и
важно по-настоящему, не так ли?
плохо. А теперь, как мне сказали, все будет в полном порядке. Я думаю, я
больше не приду.
действительно краем глаза увидел, как ее лицо, пока она говорила это,
страшно изменялось, искажалось, то ли этот кошмар ему померещился. Должно
быть, показалось. Она вышла из палаты грациозной, размеренной походкой
красивой женщины, и он увидел, как в коридоре она остановилась и с улыбкой
что-то сказала медсестре.
обещаний, бессвязности Времени. Он не выдержал. Он заплакал, пытаясь
спрятать лицо, закрыв его руками, потому что у него не было сил
повернуться на другой бок. Один из стариков, больных стариков, подошел,
присел на край его койки и похлопал его по плечу.
его и ощущал его прикосновение, но это не утешало его. Даже брат не может
утешить в недобрый час, во тьме у подножия стены.
начинался новый семестр, и теперь он сможет осесть в Раю, чтобы жить и
работать, а не только заглядывать в него снаружи.
требовали преподавательской работы, но он сам спросил, нельзя ли ему
преподавать, и администрация устроила эти семинары. Идея открытых лекций
не принадлежала ни ему, ни администрации. С этой просьбой к нему пришла
делегация студентов. Он сразу же согласился. Так организовывались курсы в
анарресских учебных центрах: по требованию студентов, или по инициативе
преподавателя, или по обоюдному желанию. Обнаружив, что администраторы
встревожены, он рассмеялся.
- Кем же еще может быть молодежь? Когда ты - на дне, приходится
организовываться со дна вверх!
- ему уже раньше приходилось вести такие бои; и студенты стояли на своем
твердо, потому что он заразил их своей твердостью. Чтобы избежать
неприятной огласки, Ректоры Университета сдались, и Шевек начал читать
свой курс, в первый день - двухтысячной аудитории. Вскоре посещаемость
упала. Он упорно придерживался только физики, не касаясь ни личностей, ни
политики, и уровень этой физики был изрядно высок. Но несколько сот
студентов продолжали ходить. Некоторые приходили из чистого любопытства -
поглазеть на человека с Луны; других привлекал сам Шевек как личность, его
качества как человека и как сторонника свободы, которые они могли мельком
уловить из его слов, даже когда им не удавалось разобраться в
математической части его рассуждений. И очень многие из них - удивительно!
- были способны разобраться и в философии, и в математике.
острый, готовый к восприятию. Когда он не работал, он отдыхал. Их ум не
притупляли и не отвлекали десятки других обязанностей. Они никогда не
засыпали на занятиях от того, что вчера наработались на сменном дежурстве.
Их общество полностью ограждало их от нужды, забот и всего, что могло бы
отвлечь их от учебы.
сложилось впечатление, что их свобода от обязанностей была пропорциональна
отсутствию у них свободы проявлять инициативу.
не мог представить себе ничего, что сильнее подавляло бы естественное
желание учиться, чем эта система набивания студента информацией, чтобы он
потом извергал ее по требованию преподавателя. Сначала Шевек отказывался
давать контрольные работы или вообще ставить оценки, но это так напугало
администрацию Университета, что он сдался, сознавая, что он - их гость, и
не желая быть невежливым. Он попросил каждого студента написать работу по
интересующей его физической проблеме, и сказал, что каждому поставит самую
высокую оценку, чтобы бюрократам было, что записать в свои бланки и
списки. К его удивлению, очень многие студенты пришли к нему жаловаться.
Они хотели, чтобы он сам ставил проблемы, задавал подходящие вопросы; они
хотели не придумывать вопросы, а записывать выученные ответы. И некоторые
из них резко возражали против того, чтобы он ставил всем одинаковые
оценки. Как же тогда можно будет отличить прилежных студентов от тупиц?
Зачем же тогда стараться? Если не будет конкурентных различий, то с тем же
успехом можно вообще ничего не делать.
выполнять какую-то работу, то вы и не должны ее делать.
державшиеся открыто и вежливо. То, что Шевек читал об истории Урраса,
привело его к мысли, что они в сущности, аристократы, хотя нынче это слово
употреблялось редко. Во времена феодализма аристократы посылали своих
сыновей в университет, тем самым придавая этому учреждению престиж. Теперь
было наоборот: университет придавал престиж человеку. Студенты с гордостью
рассказывали Шевеку, что конкурс на стипендии в Иеу-Эун возрастает с
каждым годом, что доказывает, как демократично это учреждение. Он ответил:
них он не испытывал особо теплых чувств. Они хотели стать научными
работниками - теоретиками или прикладниками - и то, что они узнавали от
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Сертаков Виталий
Роллинс Джеймс
Пехов Алексей
Херберт Фрэнк