данных о движении против введения бетризации в первоначальный период.
Пожалуй, особенно сильным оно было в государствах с наиболее прочными
военными традициями кровавых войн, таких, как Испания и некоторые страны
Латинской Америки. Впрочем, нелегальные союзы борьбы против бетризации
возникали во всем мире, особенно в Южной Африке, и на некоторых тропических
островах. Использовались все средства, начиная от подделки медицинских
свидетельств о бетризации и кончая убийством врачей, проводящих прививки.
Когда период массового сопротивления и бурных стычек прошел, наступило
кажущееся спокойствие. Кажущееся потому, что именно тогда начал зарождаться
конфликт поколений. Бетризованная молодежь, подрастая, отбрасывала
значительную часть достижений общечеловеческой культуры: нравы, обычаи,
традиции, искусство, все это подвергалось коренной переоценке. Перемены
охватили самые различные области - от сексуальных проблем и норм общежития
до отношения к войне.
неожиданностью. Закон о бетризации вошел в силу лишь спустя пять лет с
момента утверждения, так как все это время готовились кадры воспитателей,
психологов, специалистов, которые должны были позаботиться о правильном
воспитании нового поколения. Необходима была коренная реформа народного
образования, пересмотр репертуара театров, тематики чтения, фильмов.
Бетризация - чтобы охарактеризовать размер перелома в двух словах - своими
разросшимися последствиями и потребностями поглощала в течение первых десяти
лет около 40 процентов национального дохода в масштабах всей Земли.
собственных родителей. Не разделяла их интересов. Питала отвращение к их
вкусам. На протяжении четверти века приходилось издавать два типа журналов,
книг, пьес - одни для старшего, другие для младшего поколения. Но все это
происходило восемьдесят лет назад. Теперь уже .рождались дети третьего
бетризованного поколения, а небетризованньгх в живых оставалась жалкая
горстка; это были стотридцатилетние, старцы. То, что составляло содержание
их молодости, новому поколению казалось таким же далеким, как традиции
каменного века.
достижении минувшего столетия. Это было покорение гравитации. Это столетие
даже называли "Веком парастатики". Мое поколение мечтало победить гравитацию
в надежде, что эта победа вызовет полнейший переворот в астронавтике.
Действительность оказалась иной. Переворот наступил, но прежде всего он
коснулся Земли.
была грозой моего времени. Я помню, как самые крупные умы безуспешно бились
над проблемой: как разгрузить постоянно забитые шоссе и дороги, чтобы хоть
немного уменьшить неумолимо возраставшее количество несчастных случаев.
Ежегодно сотни тысяч человек гибли в катастрофах, задача казалась
неразрешимой, как квадратура круга. Возврата к безопасности пешехода нет,
говорили в то время; самый лучший самолет, самый совершенный автомобиль или
локомотив могут выйти из-под контроля человека. Автоматы более надежны, чем
человек, но они тоже выходят из строя; любой, а стало быть и самый
совершенный, механизм всегда может отказать.
неожиданное, сколь и необходимое, ибо мир бетризованных должен был стать
миром абсолютной безопасности; иначе биологическое совершенство этой меры
повисало в воздухе.
математики, добавлю сразу: дьявольской. Наиболее общее решение, пригодное
"для всех мыслимых вселенных", предложил Эмиль Митке, сын почтового
служащего, гений, который сделал с теорией относительности то же, что с
теорией Ньютона сделал Эйнштейн. Это была долгая необычайная и, как всякая
правда, неправдоподобная история, смешение мелкого и великого, человеческого
комизма и величия, история, которая привела, наконец, спустя сорок лет к
появлению маленьких черных ящичков.
экипаж, каждый плавающий или летающий корабль; они были гарантией от
"преждевременного избавления", как на склоне лет шутливо выразился Митке; в
момент катастрофы - падения самолета, столкновения автомобилей или поездов,
например, - они высвобождали заряд "гравитационного антиполя". Антиполе,
взаимодействуя с силой инерции, высвобождающейся вследствие удара или вообще
резкого торможения, давало в результате нуль. Этот математический нуль был
самой реальной действительностью - он поглощал всю энергию удара.
парашютистов, на океанские корабли и... мопеды. Простота их конструкции была
столь же ошеломляющей, сколь и сложность теории, которая их породила.
повалился на кровать, сознавая, что познакомился со второй после бетризации
великой революцией, свершившейся за время моего столетнего отсутствия на
Земле.
постели, я нащупал рукой отложенную ночью книгу - "Проблематику звездных
полетав" Старка.
ослабеете. Кроме того, не рекомендуется читать до рассвета. Вы знаете? Врачи
отзываются об этом в высшей степени неодобрительно.
назойливым.
как-то спокойно и медлительно дивился тому, что вернулся, что действительно
нахожусь на Земле, поражался не только прочитанному за ночь, но просто тому,
что сижу в кровати, что у меня бьется сердце - что я живу. И в честь этого
открытия мне захотелось сделать что-нибудь, но, как водится, ничего
подходящего не пришло в голову.
шкатулки" я быстро выпил кофе и, как только робот ушел, переоделся и побежал
к бассейну. Честное слово, не знаю, почему я все время спешил. Что-то
подгоняло меня, словно я предчувствовал, что в любую минуту может кончиться
этот, как мне казалось, незаслуженный и невероятный покой. Как бы там ни
было, именно постоянная спешка подхлестывала меня, когда, не оглядываясь, я
пробежал напрямик через сад, несколькими прыжками взлетел на площадку
трамплина и, уже отталкиваясь от доски, вдруг заметил мужчину и женщину,
вышедших из-за дома. Очевидно, прибыли мои соседи. Разумеется, я даже не
успел их рассмотреть. Я сделал сальто, не из лучших, и, нырнув до дна,
открыл глаза. Зеленая вода была как зыбкий хрусталь, тени волн плясали на
дне, освещенном солнцем. Я поплыл над самым дном к ступеням, а когда
вынырнул, в саду не было никого. Я подумал, а не переплыть ли бассейн еще
раз, но Старк взял верх. Предисловие к книге - автор говорил в кем о полетах
к звездам как об ошибке астронавтической юности - меня так разозлило, что я
готов был захлопнуть книгу и больше к ней не возвращаться. Но я пересилил
себя. Пошел наверх, переоделся, спускаясь, увидел в зале на столе вазу,
полную бледно-розовых фруктов, немного похожих на груши, набил ими карманы
рабочих брюк, нашел самое уединенное местечко, окруженное с трех сторон
живой изгородью, забрался на старую яблоню, выбрал развилку среди ветвей,
подходящую для моего веса, и там взялся изучать эту эпитафию, посвященную
делу всей моей жизни.
доводы, которые трудно было опровергнуть. Он опирался на скудные данные,
полученные двумя первыми экспедициями, предшествовавшими нашей; мы называли
их "уколами", потому что это было всего лишь зондирование на расстоянии
нескольких световых лет. Старк составил статистические таблицы вероятного
разброса - иначе говоря, "плотности заселения" Галактики. Вероятность
встречи разумных существ составляла, по его расчетам, одну двадцатую. Иначе
говоря, из каждых двадцати экспедиций - в радиусе 1000 световых лет - лишь
одна имела шансы открыть обитаемую планету. Однако подобный результат, как
это ни странно, Старк считал вполне ободряющим, и план космических контактов
рушился под его анализом лишь в следующей части вывода.
подобных нашей, то есть предпринятых еще до открытия эффекта Митке и явлений
парастатики: он считал их бессмыслицей. Но только от него я узнал точно, что
теперь в принципе возможно создание корабля, который развивал бы ускорение
порядка 1000, а может быть, и 2000 g. Экипаж такого корабля вообще не ощущал
бы ускорения при разгоне или торможении - на борту сохранялась бы постоянная
сила тяжести, меньшая, чем на Земле. Таким образом, Старк признавал, что
полеты к границам Галактики и даже к другим галактикам - трансгалактодромия,
о которой так мечтал Олаф, - возможны, и притом даже в течение одной
человеческой жизни. При скорости, лишь на доли процента меньшей, чем
световая, экипаж, достигнув глубин Метагалактики и вернувшись на Землю,
состарился бы в крайнем случае всего на несколько десятков месяцев. Но на
Земле за это время прошли бы уже не сотни, а миллионы лет. Цивилизация,
которую застали б вернувшиеся, не смогла бы принять их. Неандертальцы легче
приспособились бы к нашей жизни. Но и это не все. Ведь дело касалось не
только судьбы группы людей. Они были посланцами человечества. Человечество
задавало вопросы, на которые они должны были принести ответ. Если этот ответ
касался проблем, связанных с данным уровнем развития той, другой
цивилизации, то человечество само должно было получить его раньше, чем
вернутся его посланцы. Ведь с момента постановки вопроса до получения ответа
должны были пройти миллионы лет. Но и это еще не все. Сам ответ был бы уже