Чтение 25–й страницы книги ~Амулет безумного бога~

Мелиадус.

В темноте они пробрались к своим коням, надели шлемы, пристегнули к
поясу мечи и уселись в седла.

Внезапно послышался конский топот - по дороге на холм поднимались
несколько десятков всадников. Затем раздались возгласы изумления и
яростный рев - Мелиадус и его свита узнали о бегстве пленников.

- Поехали! - прошипел д'Аверк. - В Камарг!

Кони бешеным галопом понесли их туда, где шел бой.

- Дорогу! - кричал д'Аверк. - Дорогу резервному отряду!

Солдаты разбегались по сторонам, осыпая проклятиями четырех
всадников, несущихся по лагерю во весь опор.

- Дорогу! Пропустите герольдов командующего! - повернув голову к
Хокмуну, он пояснил:

- Неинтересно повторять одно и то же. - Пришпорив коня, снова заорал
во весь голос:

- В лагере чума! Пропустите лекарей!

Позади стучали копыта и вопили всадники. Впереди шел бой, но уже не
такой яростный, как прежде.

- Дорогу! - ревел д'Аверк. - Дорогу барону Мелиадусу!

Кони перепрыгивали через головы людей, огибали боевые машины, неслись
под огнем к башням Камарга. Вскоре беглецы достигли поля боя и поскакали
вперед по трупам, оставив позади главные силы гранбретанцев.

- Поднимите маски! - крикнул д'Аверк. - Если камаргцы не узнают
Хокмуна или Иссольду, они изжарят нас заживо...

В этот миг из темноты ударило огненное копье. Его луч едва не задел
д'Аверка. Следующий луч попал в отряд Мелиадуса. Хокмун судорожно дергал
ремешки шлема. Стащив, наконец, шлем с головы, он швырнул его на дорогу.

- Стойте! - кричал им вслед Мелиадус. - Вас убьют свои же! Стойте,
глупцы!

Впереди засверкали вспышки: навстречу всадникам, разгоняя мрак,
потянулось множество огненных лучей. Д'Аверк опустил голову к лошадиной
шее, Иссольда и Оладан тоже пригнулись, но Хокмун выхватил меч и,
размахивая им, закричал:

- Воины Камарга! Это я, Хокмун! Я вернулся!

В них по-прежнему стреляли, но башни были уже близко.

Д'Аверк выпрямился в седле.

- Камаргцы! С нами Хокмун, он... - в этот миг по нему хлестнуло
пламенем. Вскрикнув, француз покачнулся и упал бы, не подхвати его Хокмун.
Доспехи д'Аверка были раскалены докрасна, а кое-где даже расплавились, но
француз был еще жив. С губ, мгновенно покрывшихся волдырями, сорвался
тихий смех.

- Как все-таки с моей стороны неосторожно было, герцог, связать с
вами судьбу...

Оладан и Иссольда остановились и обернулись; напуганные кони
гарцевали под ними. Барон Мелиадус и его свита быстро приближались.

- Оладан, возьми его поводья, - велел Хокмун другу. - Я буду его
поддерживать. Надо поближе подобраться к башне.

Снова к ним метнулось пламя, на этот раз со стороны гранбретанцев.

- Хокмун, остановись!

Хокмун пришпорил коня и поехал дальше, поддерживая д'Аверка. Кругом
бушевала огненная смерть.

Когда из самой высокой башни ударил широкий луч, он закричал:

- Воины Камарга! Это я, Хокмун! Со мной Иссольда, дочь графа Брасса!

Луч угас. Воины Мелиадуса были уже совсем близко. Иссольда
покачнулась в седле - она была на грани обморока от усталости. Хокмун
повернул коня навстречу Мелиадусу и его Волкам.

Но тут со стороны башен показалось несколько десятков
гвардейцев-латников на белых рогатых конях. Спустившись с холма, они
окружили беглецов.

Один из них всмотрелся в лицо Хокмуна, и его глаза радостно
заблестели.

- Это же милорд Хокмун! И с ним леди Иссольда! Ну, теперь удача нам
улыбнется!

Воины Мелиадуса остановились невдалеке. Помедлив, они повернули коней
и исчезли во тьме.

В замок графа Брасса беглецы приехали утром, когда на озера с топкими
берегами падали бледные солнечные лучи. Дикие буйволы на водопое поднимали
головы и провожали их долгим взглядом. Дул сильный ветер, и по камышу, как
по водной глади, бежали волны. В садах, на склоне холма, что высился над
городом, зрел виноград и другие фрукты. На вершине холма стоял замок графа
Брасса - прочная старая крепость, похоже, ничуть не пострадавшая от войн,
бушевавших на границах провинции. Они поднялись по петляющей белой дороге
во двор замка, где их встретили обрадованные слуги. Им помогли спешиться и
пригласили в зал, обильно украшенный трофеями графа Брасса. В зале царили
необычный холод и тишина. У камина в одиночестве стоял мудрый сэр
Богенталь, поэт и философ.

Он улыбался, но в глазах его застыл страх, а лицо с тех пор, как
Хокмун видел его в последний раз, очень постарело и осунулось.

Богенталь обнял Иссольду и пожал руку Хокмуну.

- Как здоровье графа Брасса? - спросил Хокмун.

- Рана зажила, но он утратил волю к жизни. - Богенталь жестом велел
слугам поднять д'Аверка. - Перенесите его в северную башню. Скоро я туда
приду. Пойдемте, - сказал он Хокмуну и Иссольде. - Сами увидите...

Оладан остался с д'Аверком, а герцог Кельнский и девушка поднялись по
выщербленным каменным ступеням в покои графа Брасса. Богенталь отворил
дверь, и они вошли в опочивальню.

Там стояла простая солдатская койка - широкая, квадратная, с обычными
простынями и плоскими подушками. На подушках покоилась огромная голова,
словно отлитая из металла. С того дня, как Хокмун расстался с графом, в
рыжих волосах почти не прибавилось седины, а лицо, покрытое бронзовым
загаром, не стало бледней. Высокий выпуклый лоб по-прежнему казался
каменным выступом над пещерами, скрывавшими сияющие золотисто-карие глаза.
Но взгляд этих немигающих глаз был прикован к потолку, а плотно сжатые
губы не шевелились.

- Граф Брасс, - прошептал Богенталь, - смотрите...

Казалось, гигант не услышал его. Взгляд графа по-прежнему был
устремлен в потолок. Склонившись над ним, Хокмун произнес:

- Граф Брасс, к вам вернулась дочь. И я, Дориан Хокмун, тоже.

Губы разжались и Хокмун услышал громкий шепот:

- Снова видения... Богенталь, я думал, лихорадка прошла...

- Так оно и есть, граф. Это не призраки.

Взгляд золотисто-карих глаз обратился на Хокмуна и Иссольду.

- Дети мои! Наконец-то я умер и встретился с вами...

- Вы живы, граф, - возразил Хокмун.

Иссольда нагнулась и поцеловала графа в губы.

- Ты чувствуешь, отец? Самый обычный, земной поцелуй.

Прямая линия сомкнутых губ постепенно превратилась в широкую улыбку.
Граф пошевелился, затем резко сел.

- Это правда! Какой же я глупец, что потерял надежду. - Он засмеялся.

Его чудесное исцеление вызвало изумленный возглас Богенталя:

- Граф, я не верю своим глазам! Мне казалось, вы на пороге смерти!

- Так и было, старина... Но теперь, как видишь, я отошел от этого
порога. Ну, что скажете, Хокмун?

- Плохо, граф. Но теперь мы снова вместе, и удача, надеюсь, будет с
нами.

- Богенталь, вели-ка принести мои доспехи и меч.

- Но, граф, вам нужно набраться сил...

- Верно. Так прикажи принести еды, и побольше. Подкреплюсь за
беседой. - Встав с кровати, он обнял дочь и ее жениха.

За едою Хокмун рассказал графу обо всех испытаниях, выпавших на его
долю с тех пор, как он покинул гостеприимный замок. В свою очередь, граф
рассказал о своих неудачах в войне с Темной Империей, о гибели старика фон
Виллаха, уложившего в своем последнем бою два десятка гранбретанцев.
Рассказал он и том, как сам получил рану и совершенно пал духом, узнав об
исчезновении Иссольды.

Потом Хокмун представил Оладана, спустившегося к тому времени в зал.
Маленький зверочеловек сообщил, что рана д'Аверка тяжела, но Богенталь
полагает, что француз выживет.

Единственное, что омрачало радость возвращения - это сражение на
границе Камарга, где гвардейцы и ополченцы вели почти безнадежный бой с
многократно превосходящим их врагом.

Облачась в медные доспехи и пристегнув к поясу огромный двуручный
меч, граф Брасс сказал:

- Дориан и сэр Оладан, нам пора ехать. Сейчас мы должны быть на поле
боя и вести наших воинов к победе.

Богенталь вздохнул.

- Еще два часа назад мне казалось, что вы при смерти... А сейчас вы
стремитесь в бой. Вы хорошо себя чувствуете, сэр?

- Дружище, я хворал не телом, а душой, но теперь она исцелена, -
раскатился под сводами зала громоподобный голос графа. - Коней! Сэр
Богенталь, прикажите оседлать коней!

Выйдя следом за стариком во двор, Хокмун чувствовал, что к нему
возвращаются силы. Послав Иссольде воздушный поцелуй, он вскочил в седло и
пришпорил коня.

Они мчались по тайным болотным тропкам, пугая диких рогатых коней и
гигантских фламинго. Придержав на миг коня, граф Брасс обвел вокруг себя
рукой в латной рукавице:

- Разве эта страна не стоит того, чтобы пожертвовать всем, что