Чтение 25–й страницы книги ~Ноги из глины~

Это, конечно же, идея капитана Кэррота.

Лорд Ветинари осторожно поднялся с кровати и захлопнул ставни. Он
медленно подошел к письменному столу, достал свой дневник из ящика,
перелистал страницы и открыл бутылку с чернилами.

Итак, до чего он дошел?

"Глава восьмая", -- неуверенно прочел он. -- Человеческие ритуалы.

А, да...

"Если придерживаться правды", -- написал он, -- "о которой можно
говорить, как диктуют обстоятельства, но должно быть услышано при каждом
случае..."

Он задумался, как он мог бы использовать "бульон дня" в этом трактате,
или хотя бы "настойку ночи".

Перо скрипело по бумаге.

На полу лежал оставленный без внимания поднос с питательной кашей, по
отношению к которой он, когда ему станет лучше, хотел сказать пару крепких
слов повару. Она была испробована тремя пробовальщиками, включая сержанта
Камнелома, которого вряд ли можно было отравить каким-нибудь ядом
предназначенного для человека или даже большинством ядов предназначенных для
троллей... хотя возможно большинством ядов предназначенных для троллей все
же сработают против него.

Дверь была заперта. Иногда он слышал успокаивающие скрипы от шагов
Камнелома на обходе. За окном туман конденсировался на констебле Крючконосе.

Ветинари обмакнул перо в чернила и начал новую страницу. Довольно часто
он сверялся с дневником в кожаном переплете, деликатно облизывая пальцы при
перелистывании.

Щупальца тумана просачивались сквозь окно и обтирали стены, пока их не
отпугивал свет от свечей.

Ваймз несся сквозь туман, преследуя ускользающую фигуру. Она не бежала
достаточно быстро, чтобы уйти от него, даже не смотря на боль в ногах и пару
предупреждающих уколов в левом колене, но как только он приближался к цели
преследования, какой-нибудь чертов пешеход оказывался на его пути, или из-за
угла выскакивала телега.[12]

Его подошвы сообщали ему, что они пробежали по Бродвею и свернули на
Нетакую улицу (маленькие квадратные плитки). Здесь туман, пойманный в
ловушку между деревьями, был еще гуще.

Но Ваймз торжествовал. "Ты упустил поворот в Теневой квартал, парнишка!
Впереди только мост через Анх, а там охрана..."

Его подошвы сообщили ему кое-что еще. Они сказали: -- Мокрые листья,
это Нетакая улица осенью. Маленькая квадратная плитка со случайными
скользкими мокрыми предательскими листьями.

Но они предупредили слишком поздно.

Ваймз приземлился подбородком в канаву, снова вскочил, упал опять
удивленно наблюдая вращающийся мир вокруг себя, поднялся, проковылял
несколько шагов в неизвестном направлении, упал еще раз и решил принять мир
таким, какой он есть.

Сложив тяжелые руки на груди, Дорфл спокойно стоял в главном зале.
Перед големом был установлен арбалет, принадлежащий сержанту Камнелому,
переделанный из какого-то осадного орудия. Он был заряжен шестифутовой
железной стрелой. Нобби, держа палец на спусковом крючке, сидел за ним.

-- Оставь это, Нобби! Из него нельзя здесь стрелять! -- сказал Кэррот.
-- Ты знаешь, мы потом не сможем найти то место, в котором остановится эта
стрела!

-- Мы выбили из него признание, -- сказал сержант, подпрыгивая. -- Он
отрицал, но мы добились-таки признания! И у нас куча преступлений, с
которыми еще надо разобраться.

Дорфл протянул дощечку.

Я виновен.

Что-то выпало из его ладони.

Что-то короткое и белое. По виду похоже на обломок спички. Кэррот
подобрал и рассмотрел ее. Потом он взял список, начертанный Кишкой. Он был
довольно длинным и содержал все нераскрытые преступления зарегистрированные
в городе за последнюю пару месяцев.

-- Он во всех сознался?

-- Еще нет, -- сказал Нобби.

-- Мы еще не все зачитали, -- сказал Кишка.

Дорфл написал:

Я совершил их.

-- Эй, -- сказал Кишка. -- Мистер Ваймз будет очень нами доволен.

Кэррот подошел к голему. Его глаза светились слабым оранжевым светом.

-- Ты убил отца Тубелчека? -- спросил он.

Да.

-- Видите? -- сказал сержант Кишка. -- С этим нельзя поспорить.

-- Почему ты это сделал? -- спросил Кэррот.

Нет ответа.

-- И мистера Хопкинсона в музее хлеба?

Да.

Ты забил его до смерти железным ломом? -- спросил Кэррот.

Да.

-- Постойте, -- сказал Кэррот. -- Мне кажется, Вы говорили, что он
был...?

-- Оставить, Фред, -- сказал Кэррот. -- Дорфл, зачем Вы убили старика?

Нет ответа.

-- Обязательно должна быть причина? Мой папа всегда говорил -- големам
нельзя доверять, -- сказал Кишка. -- Включаются как только посмотришь на
них, говорил он.

-- Они кого-нибудь убивали? -- спросил Кэррот.

-- Не по желанию думая об этом, -- путано сказал Кишка. -- Мой папа
говорил, что однажды он работал с одним, и голем все время смотрел на него.
Стоило ему отвернуться и тут же этот... смотрит на него.

Дорфл смотрел вперед себя.

-- У него глаза горят как свечи! -- сказал Нобби.

Кэррот по полу подтянул стул и уселся верхом на нем, лицом к Дорфлу. Он
рассеянно крутил сломанную спичку между пальцами.

-- Я знаю, что ты не убивал мистера Хопкинсона и я не думаю, что ты
убил отца Тубелчека, -- сказал он. -- Я думаю, ты нашел его, когда он
умирал. Я думаю, ты хотел спасти его, Дорфл. Фактически, я довольно-таки
уверен что я смогу доказать это когда прочту свиток у тебя в голове...

Свет из глаз голема заполнил комнату. Он, подняв кулаки, шагнул вперед.

Нобби выстрелил из арбалета.

Дорфл на лету поймал стрелу. Раздался сильный скрип по металлу, стрела
превратилось в тонкую раскаленную иглу с шишкой вокруг кулака Дорфла.

Но Кэррот уже стоял позади голема, открывая его голову. Пока голем
поворачивался, занося железную стрелу, огонь в его глазах потух.

-- Вот он, -- сказал Кэррот, вытаскивая пожелтевший свиток.

На конце Нетакой улицы стояла виселица, где вешали преступников, или,
по меньшей мере, людей признанных преступниками, для того чтобы они тихонько
раскачивались на ветру как пример возмездия, и также как пример вытянутой,
но настоящей анатомии.

Бывало, сюда родители приводили большие группы детей для демонстрации
ужасного примера ловушек и опасностей, лежащих на пути преступников,
беззакония для тех, кто оказался в неправильном месте в неправильное время,
и они, увидев ужасные останки на цепях, и выслушав строгое внушение, тут же
(дело происходило в Анх-Морпорке) с воплями "Ух ты! Здорово!", бросились
раскачиваться на трупах.

В эти дни у города были более тихие и эффективные способы для решения
вопросов с теми, у кого обнаруживались излишки в запросах, но ради традиции
на виселице висело довольно-таки реалистичное деревянное чучело. Даже
сейчас, случайные глупые вороны иногда садились на чучело, чтобы выклевать
глаза, и улетали с чуть укороченными клювами.

Ваймз, тяжело дыша, подковылял к виселице.

Беглец мог уже убежать куда угодно. Скупой свет, что прорывался сквозь
туман, умер.

Ваймз стоял рядом со скрипящей виселицей.

Она была построена, чтобы скрипеть. Было много споров по вопросу:
"Какая польза от публичной демонстрации, если она зловеще не скрипит? В
более богатые времена, город нанимал стариков, чтобы они управляли
скрипением, изменяя длину веревки, но сейчас установили часовой механизм,
который надо было только раз в месяц заводить.

Сконденсированная влага капала с искусственного трупа.

-- Взорвать его, шутки ради, -- пробормотал Ваймз, и постарался
повернуть и пойти ровно той же дорогой что и пришел.

После десяти секунд бесцельного блуждания он на что-то наткнулся.

Это был деревянный труп, сброшенный с виселицы.

Когда он вернулся к виселице, там, позвякивая в тумане, тихонько
качалась пустая цепь.

Сержант Кишка постучал по груди голема. Раздался пустой гул пустоты.

-- Как цветочный горшок, -- сказал Нобби. -- Как они могут ходить, если
они как простые горшки? Они должны все время трескаться.

-- Они еще тупые, -- сказал Кишка. -- Я слышал, был один голем в
Квирме, которому сказали прокопать траншею, а потом забыли, и вспомнили
только когда траншея была полна воды, потому что он прокопал ее реки.

Кэррот развернул свиток на столе и положил его рядом с бумажкой,