безошибочно указывало на послание, и был невообразимо живым.
бывал в прошлых сновидениях, но теперь он знал, что эта равнина не из
области фантазии, а находится на далеком континенте Суврейл, под
неприкрытым сиянием обнаженного солнца, и трещины в почве - время лета,
когда высыхает вся влага. Безобразно скрученные растения со вздутыми
сероватыми листьями вяло лежали на земле, а другие, колючие, со страшными
угловатыми сочленениями, тянулись вверх. Валентин быстро шел по заре, под
безжалостным ветром: от сухости трескалась кожа. Он торопился во Дворец
Короля Снов, куда его наняли для представления.
башенках и зубчатых портиках здание, такое же колючее и отталкивающее, как
растения в пустыне. Оно куда более походило на тюрьму, чем на дворец - по
крайней мере, снаружи. Внутри же оно было совсем другим: богатое,
спокойное, роскошное, с фонтанами во внутренних двориках, с мягкими
драпировками, с ароматом цветов в воздухе. Слуги поклонились, отвели
Валентина во внутренние комнаты, сняли с него пропыленную одежду, вымыли
его, обтерли мягкими полотенцами, одели в свежую элегантную одежду и
драгоценный плащ, подали холодный шербет, ледяное вино в серебряной чаше,
кусочки незнакомого, очень вкусного мяса, и наконец отвели в громадный
сводчатый тронный зал Короля Снов.
непредсказуемая Сила, посылавшая из своей продуваемой ветрами пустыни
страшные послания по всему Маджипуру. Это был тяжеловесный мужчина, без
бороды, с двойным подбородком, с глубоко посаженными глазами, обведенными
темными кругами. Его коротко остриженную голову окружала золотая диадема
его власти - усиливающий мысли аппарат, изобретенный Барджазедом тысячи
лет назад. Слева от Симонана сидел его сын Кристоф, такой же мясистый, как
отец, а справа - сын Минокс, наследник, тощий и отталкивающий, темнокожий
и остролицый, словно обточенный ветрами пустыни.
стилетами, которые проткнули бы его руки насквозь если бы упали
неправильно, но он легко управлял ими и жонглировал так, как мог только
Слит или Залзан Кавол, виртуозно демонстрируя ловкость. Он стоял
неподвижно, делая чуть заметные движения ладонями и запястьями, и ножи
стремительно взлетали и падали точно в его ожидающие пальцы, снова
взлетали и падали точно в его ожидающие пальцы, снова взлетали и падали, и
дуга, которую они описывали, изменила форму: это был уже не каскад, а
начало горящей звезды - эмблемы Короналя. Острия, летящие в воздухе,
указывали в разные стороны. И вдруг, когда Валентин приближался к вершине
своего представления, ножи замерли на спуске и остановились как раз над
его пальцами, не спустившись в них.
сын Короля Снов, шагнул к Валентину, легким небрежным жестом смахнул
горящую звезду из ножей в полу своей мантии.
подходящее занятие.
Уходи. Иди и жонглируй, Валентин-жонглер. Уходи, лодырь. Проваливай,
бродяга.
диадемы на лбу, и Валентин пошатнулся, будто земля разверзлась под ним, и
упал, а когда снова поднял глаза, увидел, что Доминик Барджазед одет в
зеленый камзол и горностаевую мантию Короналя, и лицо его стало лицом
Лорда Валентина, а из жонглерских ножей, отобранных у Валентина, он сделал
корону, звездную корону Короналя, и его отец Симонан Барджазед возложил ее
на его голову.
достойному. Уходи, жонглер! Убирайся!
смерчи, идущие к нему с юга, пытался убежать от них, но они подступали со
всех сторон. Он кричал: "Я Лорд Валентин Корональ!", но его голос терялся
в ветре, и песок скрипел на его зубах. Он кричал: "Это измена, узурпация
власти", но его крика никто не слышал. Он повернулся к дворцу Короля Снов,
но дворца не было видно, и раздирающее ощущение потери переполнило
Валентина.
свет зари. Хотя сон был чудовищным, послание что ни на есть зловещее,
Валентин был абсолютно спокоен. Еще совсем недавно он пытался отрицать
истину, но теперь ее нельзя было отбросить, какой бы странной и
фантастичной она ни оказалась. В другом теле он был когда-то Короналем
Маджипура, но у него каким-то образом украли тело и личность. Могло ли это
случиться? Сон такой важности едва ли можно игнорировать. Он рылся в
глубинах мозга, пытаясь найти воспоминания о власти, о церемониях на Горе,
о блеске королевской помпы, о вкусе ответственности. Ничего. Ничего нет.
Он жонглер и только, и он не помнит ничего о своей жизни до Пидруда,
словно он родился на холме за минуту до встречи с погонщиком Шанамиром,
родился с деньгами в кошельке, фляжкой красного вина на бедре и обрывками
фальшивой памяти в мозгу.
потребовать свои законные права. Это его обязанность. Но эта идея
абсурдна. Она давит на грудь и сушит горло. Скинуть черноволосого
человека, что с помпой проехал по Пидруду? Как это можно сделать? Как
можно даже подойти к Короналю, чтобы столкнуть его с насеста? Может, такое
и бывало, когда-то, но это не значит, что его можно повторить, да еще кем
- бродячим жонглером, легкомысленным молодым человеком, который, к тому
же, не чувствует настоятельной потребности совершить невозможное. Кроме
того, Валентин не находил в себе склонности к правлению. Если он
действительно был Короналем, он должен был много лет учиться на Замковой
Горе методам использования власти, но теперь в нем не осталось и следа
этих знаний. Какой же из него монарх, если в голове его нет монаршего
умения?
следила за ним. Благоговейный страх в ней все еще остался, но ужаса больше
не было.
Совершенствовать мастерство. Внимательно следить за снами. Выжидать,
стараться понять. Что еще я могу сделать, Карабелла?
затем положила другую руку на его. Он улыбнулся.
блеска он тянулся на двести миль вверх и вниз по Ущелью Долорна. Хотя
город покрывал такое огромное пространство, в нем преобладали вертикали;
конструкции, строго выдержанные в материале, поднимались, как острые
клыки, из мягкой, богатой гипсом почвы. Единственным одобряемым в Долорне
строительным материалом являлся местный камень, легкий, воздушный кальцит
высокого отражательного индекса, сверкающий, как кристалл, даже как
бриллиант. Из него жители Долорна строили свои высокие островерхие здания,
украшали их балконами, парапетом, громадными пламенеющими опорами с
парящими консолями, сталактитами и сталагмитами, кружевными мостами,
перекинутыми высоко над улицами, колоннадами и куполами, навесами и
пагодами. Жонглерская труппа Залзана Кавола вошла в город ровно в полдень,
когда солнце стояло над головой и на стенах титанических башен танцевали
потоки как бы белого пламени. У Валентина дух захватило от удивления.
Какой изумительный показ света и формы!
городом на Маджипуре, но не из крупнейших. На континенте Алханрол, как
говорили Валентину, город такой величины не представлял ничего особенного.
И даже здесь, на самом пасторальном континенте Зимрол, были такие же и еще
большие города. Но, конечно, ни один из них не мог сравниться с Долорном
по красоте, подумал Валентин. Долорн был холодным и огненным одновременно.
Его сверкающие шпили настойчиво привлекали внимание, как холодная,