Чтение 25–й страницы книги ~Пятое время года~

- Ян не мог не предупредить вас, что дела, связанные с МИДом,
лежат за пределами вашей компетенции, - холодно отозвался тот. -
Впрочем, если он считает, что вам теперь нужно это знать, я не
возражаю. Пожалуйста, спрашивайте... что вас еще интересует?
Если вы считаете, что это поможет расследованию...

Сара растерялась: все, что было нужно, Веренков уже рассказал ей
- во всяком случае, новых вопросов пока не возникло. Не просить
же шеф вспоминать мелкие подробности разговоров годичной
давности!

Гуминский явно уловил ее замешательство.

- Ну что, похоже, новая информация не прояснила старых проблем?
- с легкой насмешкой поинтересовался он.

Сара едва не ответила резкостью, но сдержалась - в чем-то
Гуминский был прав. Для объяснения странных поступков Евгения
все равно не хватало фактов...

Она сердито передернула плечами в досаде на собственное
бессилие. Уж чего-чего, а фактов-то как раз имелось
предостаточно: женитьба на эсперке из подопечной общины,
свадебное путешествие с международным скандалом и увольнением,
рискованное спасение приятеля-эспера из рук мафии... Что еще?
Конечно же, бесконтактное убийство, ну и теперь еще можно
добавить таинственную историю графини-эмигрантки!

Но как собрать воедино всю эту информацию, когда каждый
отдельный эпизод сам по себе достоин отдельного расследования!
Взять хотя бы эту эмигрантку: даже если отбросить тайну ее
происхождения - что за мрачная история с ее дневником? Ведь
именно тогда погиб Виллерс... а дневник, кажется, потом так и не
нашли...

- Вы знаете, что было в пропавшем дневнике? - спросила Сара
вслух... и удивилась тому, что Гуминский понял ее сразу.

- Полагаю, описание бесконтактного убийства, - спокойно ответил
он. - Во всяком случае, это кое-что объяснило бы: от такого
открытия даже Виллерс вполне мог потерять голову!

Сара мрачно усмехнулась: представить себе Виллерса в роли
объекта (а не научного руководителя!) чрезвычайной программы
было совершенно невозможно. Уж если с Евгением столько хлопот...

...Мысли снова вернулись к Евгению. Почему он продолжает
упорствовать теперь, когда Сэм находится на базе и механизм
действия его способностей рано или поздно все равно выяснится?!
Почему отказывается от сотрудничества? Что пытается скрыть? А
эта его звериная осторожность в ожидании ареста - получается, он
с самого начала не рассчитывал на мирный исход ситуации? Что же
еще он держит в рукаве, с чем еще предстоит столкнуться?

Веренков, едва узнав о фальшивых письмах, сразу предупредил:
скорее всего, предусмотреть всех ходов Евгения не удастся - так
что надо поторапливаться с завершением программы! Но что значит
"поторапливаться"? Уже исчерпаны практически все методы и
подходы, а результата нет и нет...

Есть, правда, еще один вариант, совсем уже последний - допросить
Евгения с применением наркотиков. Раньше Саре не хотелось даже
думать о таком - настолько это было противно... да и просто
непрофессионально! Но теперь она все чаще склонялась к тому, что
другого пути не остается. В конце концов, Евгений сам во всем
виноват...

Поняв, что внутренне она уже приняла решение, Сара решила не
откладывать дело в долгий ящик. Но шеф, выслушав ее аргументы,
надолго замолчал, а затем спросил с некоторым сомнением в
голосе:

- Какова вероятность, что это окажется опасным для психики?

- Очень небольшая, - пожала плечами Сара, понимая беспокойство
шефа. - Полностью ее исключать, конечно, нельзя, но не думаю,
что он будет испытывать какие-то заметные последствия...

- Под опасностью для психики, - пояснил Гуминский после
некоторой паузы, - чаще подразумеваются серьезные отклонения. Я
же имел ввиду ложные воспоминания, случайно внушенные при
допросе, локальную амнезию и тому подобное...

Сара снова пожала плечами:

- Ну, судя по всему, разговор потребуется не один: эффект у
препаратов кратковременный и недостаточно стабильный. Я думаю,
что какие-то мелкие деформации памяти будут обязательно.

- Нет, в таком случае, это меня не устраивает! - Гуминский
помотал головой. - Придумайте что-нибудь другое, неразрушающее.

Сара едва не вспылила: стала бы она предлагать наркотики, если
бы было "что-нибудь другое"! Но сдержалась и спросила почти
спокойно:

- Почему? Что вы видите в этом такого страшного?

- Потому что пока что именно память Евгения - единственный
источник информации. И я предпочел бы оставить его
неповрежденным!

- И недоступным, - забыв о субординации, перебила Сара. - И
недоступным, вы забываете об этом! Ведь Евгений не просто
отказывается от сотрудничества, он делает все, чтобы нас
запутать! И честное слово, я уверена, что способности его
подопечного - все-таки не настолько тонкая материя, чтобы после
небольших деформаций памяти Евгений перестал понимать ее!

Новая пауза Гуминского показалась Саре бесконечной. Они уже
почти достигли главного корпуса, когда тот вновь нарушил
молчание:

- Возможно, вы правы, госпожа Даррин. Мы еще вернемся к этому
разговору. Пока же - и это мой приказ! - поработайте с женой
Миллера. Раз уж она все равно окажется здесь... Попробуйте
расспросить ее о "бесконтактном убийстве"!

- Но ведь она телепатка! - удивленно воскликнула Сара и
осеклась: шеф остановился и посмотрел на нее внимательно и с
каким-то сочувствием.

- Я понимаю, что задание трудное. Если ничего не выйдет, никто
вас не упрекнет. Но поскольку Евгения пока трогать нельзя, это
вполне реальный шанс, и я хочу его использовать. Отдохните
хорошенько, и как только девочку привезут, приступайте. Я буду
наблюдать за допросом по монитору.

Гуминский повернулся и быстро зашагал через лужайку к зданию.
Сара смотрела ему вслед, не зная что и подумать...

Допрашивать телепатку! Да никакой наркотик не погасит эти
способности полностью, и "подслушанная" эманация выдаст любую
искусственную искренность... Разве можно обойти это? Но шеф,
прекрасно понимая эти трудности, все же требует "гениальности в
полевых условиях", при этом запрещая куда более простой и
доступный способ - почему?!

...Сара вдруг осознала, что число недоговорок вокруг этого
запутанного дела превысило некую критическую величину - и теперь
она ощущала уже не подозрение, а твердую уверенность, что шефу
известно гораздо больше, чем всем остальным участникам
программы. И это "больше" так или иначе связано с увольнением
Евгения, с его скандальной поездкой и, по всей видимости, с
погибшей графиней-предсказательницей. И похоже, Гуминский отнюдь
не из соображений субординации и секретности до последней
возможности молчал об этой поездке...

***

Прогнувшись, Евгений обнаружил, что лежит на кровати в "своей"
комнате, слабо освещенной голубоватым мерцанием ночника. За
незанавешенным окном была кромешная темнота... который же,
интересно, сейчас час?

Он хорошо помнил, что устроил днем, но теперь чувствовал только
глубокое отвращение к себе - надо же было так сорваться! И
поделом ему досталось: можно было сообразить, что шеф примет
меры предосторожности!

Евгений осторожно поднялся, стараясь не потревожить раны, добрел
до зеркала в ванной... Ну, в общем-то ничего страшного! Могло
быть и хуже...

Глазок телекамеры по-прежнему поблескивал из-за вентиляционной
решетки, и Евгений взглянул в него едва ли не жалобно: что у вас
там происходит? Что будет дальше - разговоры или снова драки?
Впрочем, если шеф намерен действовать скрытно, то драк можно не
опасаться - по крайней мере, некоторое время! А вот с допросом
под наркотиком дело серьезнее: утром уже вполне могут начать...
и что тогда? Сразу, конечно, до Тонечки не докопаются - но рано
или поздно ее присутствие все равно вычислят...

Евгений с вздохом вернулся в комнату и повалился обратно на
кровать. Сколько же времени понадобится его друзьям, чтобы
отыскать базу? Если письма ушли только позавчера... ох, напрасно
он так задержал их отправление!

...Сара появилась, около десяти утра - и Евгений поразился,
насколько она выглядела усталой и словно постаревшей. На
какую-то секунду он даже забыл о возможном допросе, видя перед
собой только измученную какой-то непосильной работой женщину...

Впрочем, впечатление быстро рассеялось. Под сочувственным
взглядом Евгения Сара мгновенно подобралась - и тут же в комнату
вслед за ней вошли двое охранников.

Евгений съежился от ужаса: что, уже? Что же делать? Но