Чтение 25–й страницы книги ~Сумеречные Врата~

- Все жрецы света, все женщины-сосуды, все они ожидают Тебя, - уверял КриНаид-сын. - Их внутренний свет насытит Тебя и восстановит Твои силы. Их жертва возвратит Тебе цельность. Великий, примешь ли Ты их дар?

Тишина.

Услышь меня, Аон-отец.

Тишина.

- Услышь меня. .

Странно. Рениллу почудилось, что какое-то человеческое чувство - нетерпение или даже страх - прозвучало в нечеловеческом голосе Первого Жреца. Всего на миг. Вот он заговорил снова, с привычной .уверенностью:

- Великий. Обновление возродит Твою прежнюю славу, и первая из Сосудов, готовых принять Твой возгорающийся пламень, не могла сдержать своего рвения. Алкая Восславления, она явилась сюда, перед лицо Твое. Вот стоит она на пороге. И с ней другой, так же жаждущий раствориться в Тебе. Молю, исполни их желания.

- Вы, двое, стоящие в темноте, войдите. - Теперь Первый Жрец говорил на вонарском. - Мы рады вам.

Ренилл услышал, как сквозь зубы втянула в себя воздух Джатонди, почувствовал, как похолодела ее ладонь. Сердце у него в груди стучало. Он вынул револьвер. Пусть цели не видно, но тяжесть оружия в руке внушала уверенность.

Они вместе шагнули вперед сквозь непроглядный мрак. Как видно, дверью в Святыню служила стена тьмы. Воздух, тяжелый и плотный, сдавил грудь. Потом темнота чуть отступила, и Ренилл различил очертания профиля Джатонди. Они шли, и свет впереди разгорался. Теперь можно было понять, откуда он исходит.

Первый Жрец КриНаид-сын стоял неподвижно: высокая фигура в просторном одеянии, лицо скрыто золотой маской. Десятки талисманов Ирруле сверкали на его плечах и груди, а из отверстий маски лился зеленоватый свет. Бледный ореол окружал жреца и лежал светлым пятном на сыром каменном полу. За пределами этого круга Святыня утопала во мгле.

Ренилл и Джатонди стояли в темноте, но не сомневались, что жрец видит их.

Видит насквозь. Его сила пронизывала воздух, молниями срывалась с амулетов, и Ренилл ощутил давление проникающего в его разум чуждого сознания, как чувствовал его прежде, в кошмарную ночь Обновления. Он был настороже, но стражи его сознания отступили, затаились в глубинах души, не устояв перед мощью вторжения. Все в нем горело, но в чувствах не было больше спасения. Теперь, как и тогда, помочь ему могло только полное самообладание. В ту ночь Ренилла спасла наука старого Зилура, но сейчас, лицом к лицу с КриНаидом, в самом сердце ДжиПайндру... Дворец Света казался далеким и недостижимым. Быть может, он вспомнил бы путь, если бы удалось собраться с мыслями, но голос КриНаида снова звучал прямо в голове и сосредоточиться было невозможно.

- Мы ожидали твоего возвращения, - заметил КриНаид.

Не верить ему было невозможно. Слова, голос шли прямо в душу, или исходили оттуда.

- Нет нужды таиться.

Ну конечно же, этот голос звучит в его мыслях. Это ощущение было испугало Ренилла, но он уже привыкал к нему. Тревога и сопротивление начали отступать. Он, словно ребенок, боялся неведомого, но теперь пришло новое понимание. Ясно ведь, что Первый Жрец не желает им зла, и никогда не желал.

- Вас всегда были готовы принять здесь. Нашей радости нет предела.

Ренилл почувствовал себя пристыженным. Он думал о Сынах и об Отце дурное. Все вонарцы думали о них плохо, без малейших на то оснований. Они показали себя пристрастными, невежественными слепцами. Но еще не поздно исправиться.

- Никогда не поздно, - заверил его КриНаид. Как он раньше не заметил благозвучности этого проникающего в душу голоса?

- Любовь Отца объемлет весь род людской. Его любовь дарует тебе цельность. Отдаваясь Ему, ты наконец обретаешь себя.

Где-то в глубине сознания шевельнулось подозрение. Что-то здесь было не так, но он не сумел вспомнить, в чем Дело. Вероятно, пустяк, остатки беспочвенных опасений.

- Здесь ты обретешь единство с собой, которого всегда искал. - Голос проникал еще глубже. Здесь ты познаешь Исток и Предел. Здесь Отец твой дарует цель, уверенность, покой, общность. Здесь твой дом, во Чаумелль.

Он готов был плакать, так это было прекрасно. КриНаид-сын и Ренилл были частями единого целого, оба принадлежали чему-то неизмеримо большему. Связь была крепка и тянулась в обе стороны, а где-то за благожелательностью Первого Жреца он ощущал нечто... беспокоящее, но не сумел понять, что, ибо его отвлекало какое-то вмешательство извне, да, что-то мешало...

Стоящая рядом девушка трясет его, дергает за руку, даже тычет пальцами под ребра. Хочет, чтоб он обратил на нее внимание. Кажется, она в тревоге. С чего бы? Как она надоедлива! Лучше бы ее здесь не было.

- Ренилл. Ренилл! - Она больно ущипнула его. Ужасно навязчива, совершенно невозможно не замечать ее.

- Ренилл, что с тобой? Очнись! Ренилл! - Засунула руку под шляпу и дергает его за волосы.

- Ренилл, пожалуйста.

Ей что-то не нравится, но это ее забота. Ясно, что намерения у нее добрые, просто она не понимает. Может быть, если ей объяснить, она замолчит и оставит его в покое.

- Скажи что-нибудь! - теперь она влепила ему обжигающую пощечину.

Это уж слишком. Ренилл задохнулся. Вспыхнувший гнев оборвал связь с КриНаидом. Он снова был одинок и неполон, и виновата в том она - эта глупая, нахальная девчонка. В ярости он готов был ответить ей затрещиной, но сумел удержаться. Она ведь хочет добра, и конечно, просто не представляет, что натворила. Потом он ощутил смутное недоумение. Ударить женщину? Не просто какую-то женщину - Джатонди.

Ударить Джатонди? Как это могло прийти ему в голову? Откуда взялись эти мысли? Чужие мысли! Испуг остудил его, и Ренилл более или менее пришел в себя. Джатонди продолжала дергать его за волосы.

- Перестань,- тускло выговорил Ренилл, и девушка отпустила его.

- Что случилось?

- Ничего.

- Ты стоял тут и бормотал себе под нос!

- Я слушал.

- Кого?

- Женщинам-сосудам не дано испытать единения, - пояснил КриНаид. Теперь не оставалось сомнения, что он говорил вслух, потому что Джатонди ахнула, услышав его голос. - Их разум не достаточно развит. Однако их тела служат Отцу.

- Вспомни, зачем мы здесь, - шепнула Джатонди. Зачем мы здесь... Что-то темное, кровавое. Он не мог вспомнить.

- Вспомни покой самоотречения, - вещал КриНаид. - Вспомни его красоту.

Ренилл помнил. Голос больше не звучал у него в мозгу, но не потерял своей власти. Но было и что-то другое, что-то в сознании КриНаида, что он ощутил, но не успел осознать. Ренилл шагнул к свету и к неподвижной фигуре, застывшей в ярком круге. Жрец словно вырастал над ним, возвышаясь, подобно ослепительному, могучему богу.

- Ренилл, что ты делаешь? - Джатонди не отставала от него.

Что он делает? Ренилл остановился в замешательстве. Дворец Света по-прежнему был неизмеримо далек. Вонарская логика не спасает. Ни поддержки, ни якоря. Револьвер в его руке дрогнул.

- Ренилл, дай мне револьвер. - Голос Джатонди звучал совершенно спокойно. - Слышишь? Отдай мне револьвер.

- Он не повинуется тебе. - В первый раз жрец обратился непосредственно к девушке, и она застыла, словно пораженная молнией.- Тебе не дано сбить его с пути и развратить его душу, ибо он нашел себя - истинного.

В голосе первого жреца звучала непоколебимая уверенность и знакомая Рениллу насмешка. Ни намека на сомнение, отчаяние, которое почудилось ему раньше.

- Он открыл в себе Бесконечность, - заключил КриНаид. - Он обрел Отца.

Последнее слово... совсем недавно оно звучало иначе... отдавалось в памяти.

И Ренилл понял. Больше он не даст ускользнуть этому пониманию.

- Ты взывал к Отцу, когда был один, - услышал Ренилл собственный голос, медленно выговаривающий слова, - но он не ответил.

Свечение в отверстиях маски стало ярче. Жрец молчал.

- Он не слышал тебя, - продолжал Ренилл, возвращая память о мимолетном соприкосновении с разумом КриНаида. - Или ему нет до тебя дела. Быть может, Он забыл тебя.

Талисманы Ирруле на одеянии жреца замерцали, как огоньки догорающих свечей. Должно быть, Ренилл еще сохранил некую связь с чувствами КриНаид-сына, потому что в нем разрастался пугающий холод одиночества. Порывом ледяного ветра налетело отчаяние брошенного ребенка. Но вот мерцание талисманов сменилось новым, ярчайшим сиянием. На смену отчаянию пришел гнев, навсегда оборвавший тонкую связующую нить.

Ренилл понял, что снова владеет собой. Разум уцелел и принадлежал только ему. Но как он был истощен! А над ним утесом возвышался Первый Жрец, окруженный сверкающим ореолом неземного света. Его жар обжигал даже на расстоянии.

- Ты недостоин. - Сейчас в голосе жреца не осталось ничего человеческого. Гнев отточил стальные ноты, как лезвие клинка. - И неразумен.

Ренилл молчал.

- С тобой и подобными тебе будет покончено. Ваше время прошло. Этой ночью дремлющий Отец проснется ради величайшего Обновления. Сияние и жизни сотен возвратят Ему прежнюю славу.

- А может, потом он снова уляжется спать? - предположил Ренилл, метя в единственное уязвимое место противника. - Или вовсе не проснется?

- Ныне Он восстанет в прежнем могуществе. Обновленный, Он будет ваять плоть Исподнего мира по воле Своей.

- А захочет ли он оставаться здесь? Не предпочтет ли удалиться?

- Он создаст новую, мощную касту Сынов Аона. Их тела и разум наполнятся материей Сияния, которое смертные зовут Страной Ирруле. Новые Жрецы Света, Его дети и слуги возглавят Его армии.

- А не бросил ли он тебя, Первый Жрец? Не один ли ты здесь?

Свет талисманов снова мигнул - но стал ровным. Голос КриНаида звучал по-прежнему насмешливо.

- Женщина-сосуд, что стоит рядом с тобой, несет в себе царственную кровь, которую люди почитают чистой. Она послужит первым вместилищем нового поколения. Ее Восславление близко. Материя Сияния, внедренная в ее тело, воспрянет и взорвет ее. В поглощающей агонии последнего мгновения жизни, Сосуд может найти утешение в мысли, что ее отпрыск, сын бога Аона, будет жить и служить Отцу долгие века. Имя счастливицы, Блаженной и Избранной среди женщин ее рода, будет вечно почитаться верными.

Ренилл лишился дара речи, но Джатонди не замедлила с ответом.

- Этому не бывать, - спокойно возразила она.

КриНаид словно не услышал ее слов. Зеленоватые лучи его взгляда оставались нацелены на Ренилла. Он продолжал свою речь:

- Новая эра увидит окончательное торжество Отца. Его будут почитать и поклоняться ему по всей земле, известной как Авеския, и за ее пределами. Дерзкие чужеземцы, осмелившиеся вмешаться в святейший из Его обрядов, бегут из Авескии или умрут в ней. Что до тебя, во Чаумелль то ты уже сделал свой выбор.

КриНаид замер в молчании на миг, потребный ему, чтобы собрать воедино силу своих талисманов. Он не шевельнулся, не произнес ни слова. Как видно, мощь его разума не нуждалась в поддержке привычных смертным колдовских ритуалов. По крайней мере, так подумалось Рениллу, наблюдавшему, как сверкающие талисманы Ир руле наливаются новым, всесокрушающим сиянием.

Воздух вспыхнул, и Святыня стала пылающим горном, наполненным темным огнем. Ренилл горел, погибал в нем. Он глотнул смертоносный воздух, и огонь обжег горло, и вопль боли, рвавшийся из груди, не нашел выхода, но другой пронзительный крик звучал, дико отдавался...

Джатонди. Она выкрикивала его имя, тянулась к нему... каким-то чудом глаза его еще видели... но она не могла коснуться его, не могла даже приблизиться. Протянутая к нему рука отдернулась, он услышал ее крик, но сама девушка казалось, не пострадала. Невидимое пламя сжигало его одного, и ей ничего не грозило...

Ничего?

Ренилл видел, как взбухают волдыри на тыльных сторонах его ладоней. Одежда затлела. Легкие тщетно пытались втянуть в себя воздух. Но разум, возможно, жестокой волей Первого Жреца, оставался ясным.

Его рука все еще сжимала оружие. Ренилл поднял револьвер, выстрелил. На таком расстоянии, даже корчась в агонии, он не мог промахнуться. Пуля ударила КриНаида в грудь.

Облаченный в мантию жрец чуть пошатнулся от удара, и талисманы на долю секунды померкли. Рана должна была оказаться смертельной, но Первый Жрец стоял твердо, словно ничего не случилось, и амулеты горели слепящим огнем.

Ренилл снова нажал курок, но на этот раз враг даже не дрогнул, и сияние не померкло ни на миг. Быть может, под мантией скрывалась неуязвимая для пуль броня, но голова открыта... Ренилл выстрелил снова, целя прямо в золотую маску. Выстрел был точен. Пуля легко пробила тонкую золотую пластину, и между глазницами появилось новое отверстие. Из него пробился новый луч зеленоватого света, но КриНаид стоял, как ни в чем не бывало.

Невозможно. Бред, горячечное видение. Палец на курке непроизвольно дернулся, и пуля прошла мимо цели. Обожженная рука дрожала. Ренилл усилием воли остановил дрожь и выстрелил снова. Новая дыра в маске - с тем же успехом. Последний раз он выстрелил не целясь. Бесполезный револьвер выпал из пальцев. Ренилл, шатаясь, сделал несколько шагов, тщетно ища спасения из пламени, и упал на колени. Легкие отказывались дышать раскаленным воздухом, он задыхался, и неподвижная, невозможная фигура Первого Жреца расплывалась перед глазами.

Но он все еще мог видеть. И в сознании осталось место для вспышки восхищения, когда он увидел, что гочанна Джатонди разъяренной газелью кинулась на жреца. В руке у нее сверкнул смехотворно жалкий кинжальчик. Безумие или самоубийство? Не могла же она вообразить, что клинок немногим длиннее корсетной булавки повредит существу, оставшемуся невредимым после целой обоймы, всаженной в упор?

Прочь! Беги! - мысленно закричал на нее Ренилл, но из горла не вырвалось ни звука.

Лучше бы она целила ему в глотку. Для такого оружия это единственное уязвимое место, но все равно безнадежно, она только погубит себя...

Быть может, к этому она и стремилась.

Он беспомощно смотрел, как она взмахнула кинжалом, даже не пытаясь нанести удар по горлу. Один короткий взмах, и шелковая нить, удерживавшая самый яркий из талисманов Ирруле на одежде жреца, поддалась. Тот покатился по полу, погаснув раньше, чем коснулся земли.

Джатонди успела срезать второй амулет, прежде, чем КриНаид перехватил ее руку. Отобрав кинжал, он с легкостью приподнял гочанну, словно она ничего не весила. Мгновение девушка извивалась и билась в его руке, потом жрец отшвырнул ее. Джатонди пролетела по воздуху и тяжело рухнула на камень.

Бросок девушки отвлек жреца всего на несколько секунд, но Ренилл успел понять ее замысел - отчаянный, но не безумный и не самоубийственный. Всего два погасших талисмана, а огонь, обжигавший Ренилла, ощутимо остыл, и путь к спасению стал ясен.

Жаль, что до кинжальчика не дотянуться. И подумать только: Ренилл считал его игрушкой!

Жар все еще причинял боль, но уже можно было дышать. Приподнявшись, Ренилл бросился на КриНаида, умудрившись зацепить амулет, мерцавший на плече жреца. Нить лопнула, и блестящая вещица осталась у него в руках. Нечеловеческая рука сомкнулась у него на запястье мертвой хваткой. Ренилл мысленным взглядом видел пальцы скелета под черной перчаткой. Золотая маска придвинулась совсем близко, зеленый свет сквозил из глазниц и отверстия рта, из дыр, пробитых пулями. Яркий, нестерпимый свет, который грозил снова поглотить его разум, если не отвести взгляда.

- Он не ответит тебе! - Ренилл шепотом нанес ответный удар и почувствовал, как вторая рука врага сомкнулась у него на горле.

Борьба была безнадежной и только отбирала силы, но Ренилл все еще мог видеть. Что-то метнулось за спиной Первого Жреца. Джатонди торопливо обрывала талисманы с мантии, как ягоды с ядовитого куста. КриНаид лишился четырех или пяти амулетов, прежде чем успел обернуться. Девушка поспешно отшатнулась.

Рука, сжимавшая горло, разжалась; Ренилл покачнулся, но удержался на ногах. Воздух вокруг него стал привычно душным и теплым воздухом подземелья. Легкие горели, но работали. Жгло глаза, что-то мешало смотреть... Что-то с глазами...

Он моргнул, и все стало понятно, и глазами ничего не случилось. Просто сияние талисманов - единственный источник света в этой тьме - ослабло.

КриНаид тоже терял силы, но все еще оставался смертельно опасным. Джатонди опоздала с отступлением. Первый Жрец в два шага настиг ее. Удар затянутой в черное руки сбил девушку наземь. Потом КриНаид сделал что-то, и оставшиеся амулеты вспыхнули крошечными солнцами, а Джатонди пронзительно закричала и забилась в судорогах.

Подхватив с пола разряженный револьвер, Ренилл с размаху ударил по черному капюшону и бил до тех пор, пока свет не потускнел и Джатонди не перестала кричать. Но Первый Жрец все еще был жив, хотя и лишился еще двух амулетов. Теперь оставались всего два последних, над самым сердцем - если предположить, что Первый Жрец обладал столь низменным органом. Всего два амулета, почти померкшие, но такие же недосягаемые, как смерть их обладателя.

Почему же он не умирает? Из чего он сделан?

Кажется, из стали и дыма. Только не из земной плоти. Быть может, он бессмертен и неуязвим?

Уязвим.

- Он покинул тебя, - выдохнул Ренилл.

Из-за маски полыхнул зеленый огонь. Ренилл был пойман, побежден, поглощен. Пламя лизало его мозг, сжигая всякую защиту...

Осознав угрозу, Ренилл оторвал взгляд от лица врага и понял, что схвачен: две стальные руки сжимали его голову, поворачивая к зеленому сиянию в глазницах золотой маски. Из этой хватки невозможно было освободиться, да Ренилл и не был уверен, что желает свободы...

- Он здесь. Отец с нами.

Это прозвучало утешительно. Странно, что какой-то клочок разума еще противился этому утешению. Ренилл не мог понять, отчего.

Мы - Его Сыны.

Прекрасная мысль. И прекрасный голос. В нем нет лжи. Как мог он казаться отвратительным и внушать страх? Страх и отвращение еще таились в душе, но о них можно забыть.

Однако вновь обретенный покой оказался недолог. Помеха, вмешательство... опять Джатонди. Она успела вернуть себе кинжал, и тонкое лезвие блеснуло дважды. Последние амулеты упали с одеяния КриНаида.

Всего на мгновение Ренилл ощутил чувство пронзительной потери, охватившее Первого Жреца. Он застыл, содрогаясь - а потом разум вернулся. Лишь свет, лившийся из отверстий золотой маски, освещал Святыню, но и его было довольно. Ренилл зарычал и что было сил ударил пустым револьвером в это зеленое свечение. Рукоять пробила золотой лист, и жрец содрогнулся. Второй удар в лицо, смертельный для обычного человека, заставил КриНаида отступить на два шага. От третьего он пошатнулся, но жизнь еще оставалась в этом чудовищном существе.

- Аон-отец! - Первый Жрец заговорил вслух, и Ренилл с Джатонди вздрогнули. В голосе, хоть и потерявшем силу, звучал прежний неземной гул.- Великий. Услышь своего первенца.

- Он покинул тебя! - Ренилл нанес новый удар. Золотая маска треснула, и жрец упал на колени.

- Аон-отец. Ответь.

- Он не слышит тебя. - Револьвер описал сверкающую дугу. Маска раскололась и упала, обнажив лицо КриНаид-сына.

Это был чудовищно древний лик, повторяющий черты обреченных младенцев, вырванных из лон Блаженных Сосудов. Те же кошмарные глаза, светящиеся зубы. Та же фосфоресцирующая плоть и уродливый череп, те же неуловимо искаженные черты, вопиющие о нечеловеческом происхождении. Так мог бы выглядеть один из принесенных в жертву детей, достигни он зрелости. Всего одно отличие: во лбу КриНаида, глубоко вросший в плоть и кость, сверкал последний, самый большой из талисманов Ирруле.

- Великий. - Мольба стала еле слышной. - Великий.

- Он не вернется. - Ренилл взглянул на Джатонди, и девушка отдала ему кинжал. - Отвернись.

- Нет.

Она, не дрогнув, смотрела, как он опустился на колени и вырезал светящийся шар из гнезда. Крови не было. Ренилл отбросил талисман, и тот сверкнул падающей звездой и погас во мраке.

Слабый свет горел в глазах Первого Жреца. Он заговорил на древнем чурдишу, но голос, был неслышим.

Они прочли по губам.

- Аон-отец, Ты со мной. Ты здесь.

Он умер, и последний свет умер вместе с ним. Святыня погрузилась во тьму.

Ренилл ощупью нашел руку Джатонди. Оба замерли. Окружавшая их тьма казалось тяжелой, и тишина причиняла боль. Быть может, эта небывалая мгла и вызвала поднимавшийся в них ужас. Странно, чего бояться теперь, когда величайшая опасность миновала? Но ужас рос: болезненная дрожь под ложечкой, лед в жилах. Рука Джатонди стала холодной и влажной. Ей тоже страшно.

- Он?

Теперь Ренилл понял, чего боялся. Чушь! Кроме него и Джатонди, в Святыне никого нет.

Выбраться отсюда!

Он поднялся, пытаясь чутьем угадать выход. Ни малейшего представления, придется пробираться на ощупь вдоль стены...

Джатонди ахнула, прервав мысль. Пальцы девушки больно стиснули его руку. Ренилл и сам дрожал, чувствуя, как заколотилось сердце, и поняв причину раньше, чем обернулся навстречу мощному сиянию, загоревшемуся посреди Святыни.

КриНаид не ошибся. Аон-отец был здесь.

Ренилл окаменел, охваченный изумлением, как окаменел бы при виде надвигающейся на него волны цунами. Но все же цунами - земное, доступное разуму, хотя и грозное явление. Отец был чужд, огромен, светозарен: человеческий разум отказывался постигнуть, человеческий взгляд - воспринять и вынести это запредельное сияние. Не удивительно, что его сочли богом.

Глаза горели и слезились, а свет все нарастал, заполняя все уголки Святыни, проникая до мозга костей. Ренилл услышал, как вскрикнула от боли или страха Джатонди, притянул девушку к себе и крепко обнял.

В сиянии выделилось нечто, смутно напоминающее лицо: светящийся овал, в котором горели два пронзительно ярких зеленых луча. Их свет упал на труп КриНаида.

Безмолвный вой Аона взорвал мозг Ренилла, наполнил его мукой и безумием. Целую вечность длился он, и, оборвавшись, оставил его ошеломленным и обессилевшим. В душе еще рокотало эхо отцовского горя. Ренилл покачнулся. Джатонди всхлипывала.

Аон-отец не двинулся, но распространился, заполняя бестелесной материей все пространство. Двое смертных шарахнулись прочь, но Он, казалось, не замечал их присутствия. Маска света, бывшая его ликом, светила лишь на КриНаида, омывая труп сиянием, не встречавшим ответа в мертвом теле и разуме. Лучи окутали тело, обволокли и растворили в себе. Первый Жрец КриНаид-сын исчез.

Снова беззвучный вопль потряс Святыню. Теперь в этом крике горе сменил всесокрушающий гнев. Его стихийная сила давила сознание, губила разум. То бушевало беспредельное безумие Отца.

Каменные стены Святыни содрогнулись, подались и потекли лавой, пол дрожал и подавался под ногами. По залу пронесся шквал.

Отец заметил смертных.

Слева была видна черная дыра. Выход. Ренилл метнулся туда. Он по-прежнему сжимал руку Джатонди, но тащить ее почти не приходилось - девушка двигалась так же быстро, как и он. На мгновение их поглотила темнота, потом замерцал зеленоватый хидриши. Но где коридор, лестница? Их нет.

Не тот выход. Ренилл не знал, где оказался. Джатонди доверчиво следовала за ним. Девушка не догадывалась, что они заблудились в лабиринте темных разветвляющихся переходов.

Воздух за их спинами содрогался, и Ренилл чувствовал, как ярость Отца сотрясает сердце. Их настигали порывы раскаленных вихрей, и стены начали мерцать, но теперь их союзницей стала теснота - здесь не было прохода для огромного существа, каким оказался Аон-отец.

Каменные норы разбегались во все стороны. Ренилл выбрал одну наугад, пробежал до развилки, снова выбрал... Ни следа Сынов: все они сейчас в Собрании, ожидают Первого Жреца... Не дождутся...

Найти бы лестницу, любую, лишь бы вела наверх из недр ДжиПайндру. Пока ни одной не попалось, а шквал набирал силу, пол дрожал, с потолка дождем сыпались камни. Аон-отец рвался в проход, слишком тесный для него, и его усилия сотрясали храм. Долгами выстоит Его Крепость?

Наконец-то впереди лестница - узкий пролет. Они взлетели наверх, и Рениллу послышалось где-то рядом пение жрецов, но свист палящего ветра заглушал все звуки.

Вверх по лестнице, спотыкаясь на раскрошившихся ступенях, к открытому люку наверху - и они оказались на помосте в зале Собрания. За их спинами возвышались витые колонны. Перед ними - алтарь с подушками, и на нем полным-полно варварски разодетых Избранных. Не меньше двух дюжин девочек - все не уместились на алтаре, и три или четыре раскинулись на подушках у его подножия. Не только беременные девочки-подростки - здесь были и малютки, которым еще много лет до женской зрелости. Вот почему опустела спальня-тюрьма. Сегодня все Избранные собрались здесь. Все до одной.

За алтарем в огромном освещенном факелами зале толпились жрецы ДжиПайндру. При появлении пришельцев на помосте звуки гимна смешались и умолкли, но никто не двинулся с места, все остолбенели. Несколько вивур снялось с плеч хозяев, закружилось над головами, но не получило приказа убивать. Секунды тянулись как резина. И среди этого ошеломленного молчания прозвучал сдавленный вопль бушевавшего в глубине урагана. Подземные раскаты потрясли храм, и дрожь ненависти отозвалась дрожью в нервах.

Стены Собрания заколебались, стали почти прозрачными. За их светящейся пеленой возникло облаченное в ослепительный свет существо. Оно приближалось.

Как видно, Отец призвал свои божественные способности, и его больше не могли сдержать земные препятствия.

Огромный храм словно скрипел гранитными челюстями, выплевывая крошки обломков. Стены, потолки и полы пошли трещинами, рассыпаясь в серый тонкий прах. Тучи пыли душили и застилали свет, но сияние Аона-отца пробивалось сквозь них, как полуденное солнце сквозь туман. По залу кружились сверкающие белые вихри.

Верные очнулись от навеянного дурманом ступора и поняли, что задыхаются. Самые праведные пали ниц, приветствуя явление Отца, и быстро задохнулись в барханах каменной пыли. Другие, в экстазе бросившиеся навстречу божеству, сгорели в его опаляющей ярости. Но большинство, сохранившее остатки инстинкта самосохранения, метнулось к выходу. Девочки-Избранные столпились вокруг люка, через который их подняли в зал. Они стремились к единственному в их крошечной вселенной убежищу - спальне-казарме, но добраться до нее не удалось ни одной. Камень провалился под ними, сбросив несчастных в подземную ловушку, где жар, пыль и ужас быстро положили конец их коротким жизням.

Сыны сбегались к задней двери. Успевшие туда первыми вырвались в относительно чистый воздух коридора, но через несколько секунд толпа забила узкий проем. Упавших затаптывали ногами, и тела погибших перегораживали проход, словно поток спасающихся бегством жрецов перекрыла плотина. Еще минута - и задняя стена Собрания рухнула, открыв путь, но тучи пыли и град осколков скрыли его от оставшихся в живых верных.

При появлении обезумевшего Аона-отца Ренилл кинулся к выходу. Он не выпускал руки Джатонди, и девушка не отставала от него. Они пронеслись через ряды оцепеневших Сынов. Им вслед летели крики и тянулись руки, но ничто не могло остановить их бегства. Они одни сохранили ясные головы и первыми достигли двери. Выскочили в коридор и помчались к лестнице.