АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ |
|
|
АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ |
|
|
|
- Ночью орлы спят, - пояснил я. - Для вас это, наверное, новость. Нам проще будет подобраться к засадникам. Не все будут сидеть с арбалетами наготове, верно? Оставят сторожить двух-трех, остальные будут набираться сил для схватки утром, когда мы пойдем, как идиоты, в западню.
Он кивнул, глаза его внимательно изучали мое бесстрастное, надеюсь, и весьма красивое в мужественной решительности лицо. Я повернулся к брату Кадфаэлю. Он сидит у костра бледный, глаза ввалились, челюсти плотно сжаты. Багровый огонь отражается в бесцветных глазах, и кажется, глазницы монаха, даже весь череп заполнены горящими углями.
- Ты чем-то можешь помочь?
- Увы, - ответил он с тяжелым вздохом. - Если я мог, скажем, погрузить их в сон, мы бы проехали мимо, никого не тронув... Ты это хотел сказать? Да, ты тоже не любишь проливать христианскую кровь... и не проливаешь без необходимости. Но я по своему сану вообще не могу вредить людям. Я не воин, как ты, я всего лишь смиренный монах, который несет Слово Истины в темные, погрязшие в грехе края...
Я сказал невесело:
- Но если мы поедем дальше, нас всех убьют.
Он вздохнул еще тяжелее.
- Да, но... мученическая смерть лучше, чем стать убийцей. Я не могу поднять на них руку, ибо у кого-то из них трое-четверо детей, что будут голодать без отца, а то и помрут, кто-то юн, но содержит престарелых отца и мать... Они тоже умрут, когда узнают о смерти любимого сына... Там простые люди, выполняют приказ, они не виноваты.
Я буркнул:
- Но мы не можем добраться до сволочи, что отдала приказ о засаде. Всегда на полях войны гибнут рядовые, кто даже не знает, из-за чего война. А главные сволочи за редким исключением остаются целыми всегда. Неважно, кто победит, но сволочи всегда целые... Ладно, брат Кадфаэль, твою позицию интеллигента и демократа я понял. Я сам отберу бойцов, с кем пойду в разведку.
Сэр Смит спросил удивленно:
- В разведку?
- Разведку боем, - сообщил я, - что плавно перейдет в прорыв вражеской линии Мажино и Маннергейма.
Эбергард, Смит и Дилан двигались бесшумно, явно не только в рыцарских турнирах участвуют. Чувствуется выучка тех, кто умеет сражаться в лесу и в поле, снимать часовых и драться безжалостно, насмерть. Я заставил себя отстать, глаза наконец приноровились к ночи, теперь видно отчетливо, все трое двигаются как красные призраки, трава и кусты из-за разницы в температуре смотрятся почти стеклянными.
Эбергард вздрогнул от моего прикосновения, я шепнул тихонько:
- Они вон там...
- Откуда такие идеи?
- Вижу, - сообщил я скромно. - Дорога перекрыта двумя деревьями. Невысоко, но ветки, ветки... Сразу за ними трое с арбалетами. Сволочи! Церковь же запретила это бесчестное оружие... А дальше в трех шалашах - остальные...
Он смотрел с недоверием.
- Вы что же... в самом деле все видите?
- Господь дал мне этот дар, - объяснил я и опустил взор. - За благочестие и непомерную скромность. В этих шалашах народу многовато, но... судя по сплюснутой массе, спят. Во всяком случае, лежат.
Смит и Дилан слушали нас жадно, я видел блестящие глаза, Смит дышал шумно и жарко, воздух изо рта вырывался красный, словно подсвеченный фонарем.
- Те, что в шалашах, - произнес тихонько Эбегард, - опасности для нас не представляют...
- Сейчас перестанут представлять и арбалетчики, - заверил я.
Все трое напряженно всматривались в темноту, я вытащил первую стрелу, наложил на тетиву. Еще не стрелял вот так в полной тьме, когда ни луны, ни звезд, но если цель видна отчетливо...
Первая стрела сорвалась бесшумно, только тетива звучно шлепнула по пальцам, вторая, третья. Я бил почти в упор, без промаха. Эти сволочи беззвучно роняют арбалеты и падают лицами в землю. Не говоря ни слова Эбергарду, сделал несколько шагов вперед и принялся быстро выпускать стрелу за стрелой в красные тела по ту сторону шалашей.
Пару минут там было тихо, затем раздался крик боли и ужаса. Эбергард дернулся, я сказал жестко:
- Всем сидеть!..
Они невольно послушались, в это время из шалашей метнулись красные силуэты. Кто-то падал на бегу, я торопливо выпускал стрелу за стрелой, наконец один догадался выбежать уже с горящим факелом и метнул в кучу хвороста. Вспыхнул огонь, заметались тени, я выпустил еще с десяток стрел, Эбергард поднялся, лицо жесткое, прорычал:
- Убить их всех!
Я торопливо отпрыгнул в сторону, чтобы не маячили спины своих. Стрелы срывались с тетивы до тех пор, пока Эбергард, Смит и Дилан не превратились в такие же красные силуэты, но сейчас еще и проклятый свет от костра бьет по нервам, как молотом, переводя восприятие с термовидения в реальный мир, и тут же швыряя обратно, стоит кому-нибудь заслонить огонь спиной.
У костра метались фигуры, звенело железо, люди падали с истошными криками. Мой меч уже покинул ножны, я забежал с той стороны, куда не достигает свет костра, из шатра как раз выскакивают сонные мужчины, но с обнаженными мечами, с палицами и топорами, дико орущие проклятия.
- Верно, - согласился я, - кто способен разбудить спящего - тот способен на любую пакость...
Меч рассек двоих, как снулую рыбу, прежде чем остальные поняли, что в темноте кто-то их убивает молча и быстро. Поднялся крик, бросились в сторону костра, я догнал двоих и убил в спину.
- Кто к нам с мечом придет, - прорычал я зло, - тот в орало и получит... Даже если это орало на спине.
Эбергард и Смит сражались у костра, но когда я подбежал, последний из засадников упал прямо в костер, на нем сразу же вспыхнула одежда. Дилан пробежался за деревьями, кого-то добил, я видел, как он превратился в красную тень, втыкающую меч в распростертые тела.
- Ни один не ушел, - сообщил он, запыхавшийся, с помятыми на плечах пластинами доспехов, безмерно счастливый, в глазах обожание. - Дорога свободна!
- Тогда не будем ждать, когда ее перегородят снова, - сказал я. - Как полагаете, благородный граф?
Эбергард кивнул.
- Верно рассуждаете, юноша. Сочту своим долгом поздравить вас за умелое проведение операции.
- Да что вы, - сказал я скромно, - операцией руководили вы.
Он усмехнулся.
- Хотите еще что-то выпросить у Господа Бога за беспримерную, как вы говорите, скромность?
- Да я уже и так одарен, так одарен, - сказал я совсем скромно, - что просто уж и не знаю...
Смит и Дилан осмотрели последних убитых, раненых добили и обыскали, в общей сложности набралось с пригоршню монет, тоже неплохо. Война, как сказал Наполеон, должна сама себя кормить.
- Дилан, - сказал Эбергард. - Возвращайся поскорее к отряду, а то граф Мемель очень уж беспокоится. Поднимай всех, надо как можно скорее пройти эту опасную горловину. Когда вернемся, чтобы все были уже в седлах!
Мы двигались всю ночь, утро и половину дня, все время ожидая то засады, то внезапного нападения, место очень уж располагает. Но, очевидно, прем через эти земли настолько быстро, что враг успел только с одним отрядом.
После полудня стены ущелья раздвинулись, а затем вовсе опустились к земле и сровнялись с нею. Впереди степь, приземистая серая трава, далеко впереди замаячили островерхие юрты.
Сразу же в нашу сторону помчались двое всадников, мы изготовились к схватке, однако молодые парни, почти подростки, сообщили, что раз уж мы вышли прямо на них, то мы их желанные и почетные гости.
Эбергард с достоинством принял предложение, тем более, что кони наши едва тащатся, пора дать отдых, поужинали среди кочевников молоком и сыром. Старейшина угощал с достоинством, важно поглядывая из-под набрякших век, очень похожий на далай-ламу, такой же величественный, малоподвижный и загадочный.
- В древние времена, - сообщил он медленно и величественно, - мы были великим и мудрым народом. Нет, еще раньше мы были могучим и великим народом, а потом, завоевав весь мир, стали искать мудрость... Мы ее нашли, но за это время полудикие варварские племена постепенно крепли, начали нападать на наши дальние города... Так длилось многие столетия, пока вся наша могучая империя не сократилась до этой долины.
Сэр Смит оглядел равнину.
- У вас нет ни крепостей, - заметил он, - ни рвов... Как вы защищаетесь?
- Никак, - ответил старейшина просто. - Нас не вырезали только потому, что соседи сейчас бьются смертным боем друг с другом. Каждый солдат дорог, может переломить исход битвы... А потом победитель пошлет сюда небольшой отряд.
Он умолк, а шаман закончил просто:
- И нас не станет.
Мы замолчали. Брат Кадфаэль сочувствующе вздыхал, но в то же время вроде бы считал такое смирение правильным, ибо Господь именно таких овец охотнее всего принимает в райский сад. Сэр Смит поглядывал на старейшину с непониманием, я тоже помалкивал: что ни скажу - будет выглядеть как речь варвара. Эти буддисты, или как их тут, считают себя настолько возвысившимися над другими людьми в духовных поисках, что даже не слушают никого, кроме себе подобных. Но, думаю, когда создавали и укрепляли империю, тогда не были этими харикришнами.
Ночь прошла спокойно, утром после плотного завтрака рыцари садились на коней, Пес прыгал вокруг леди Ингрид и отпихивал от нее Брайана, а я отвел в сторонку старейшину и сказал вполголоса:
- За нами погоня. Их не меньше полусотни! Всем им заплатили очень много... так что если ваши удальцы сумеют...
Старейшина прервал:
- Не продолжай, дабы не прозвучали оскорбительные для нас речи. Наши молодые орлы все сделают. И не ради золота. Вы наши друзья - разве этого не достаточно?
- Спасибо, - сказал я с чувством. - А это вот мой вам подарок... Сам Господь указал место, чтобы вы уверились, что делаете доброе дело!
Он с недоумением смотрел на землю, хлопнул в ладоши. Прибежало трое крепких мужчин, он взглянул на меня за поддержкой, я кивнул и сказал:
- Ваш вождь велит вам копать здесь. Если отыщете нечто ценное... я имею в виду золото, то это знак, что вам предстоит сделать еще одну работу...
Граф Эбергард и остальные посматривали с нетерпением, но я задержался возле копающих. Яма уже до пояса, я начал волноваться, зов амулета силен, и тут лопаты разом глухо ударились о твердое.
Вождь вздохнул, он тоже волновался, когда найденный огромный кувшин оказался настолько тяжел, что пришлось обвязать веревками. Подняли с трудом, а когда вытаскивали, бок вывалился, кувшин распался на черепки. Часть золотых монет высыпалась на землю вождю под ноги, часть рухнула золотым водопадом обратно в яму.
Я улыбнулся, подмигнул вождю и вскочил в седло.
Глава 14
Наши дозорные обратили внимание на высокую башню далеко впереди. Чересчур высокую. Я просто отказывался верить в подобные пропорции, но Смит с жаром уверял, что Древние могли все, ну буквально все и даже немножко больше.
К полудню башня приблизилась, я разглядел блестящую крышу, а когда солнце перешло на эту сторону неба и озарило золотыми лучами, стало видно, что две трети того, что выглядит башней, является монолитной горой, обрывистая со всех сторон, а сама башня на вершине. Однако кажется настолько полным продолжением, что я отказывался воспринимать башню как нечто отдельное.
- Страх Господень, - проговорил брат Кадфаэль и перекрестился. - Не верю, что это сделали руки человеческие.
- Ты еще не видел египетские пирамиды, - пробормотал я.
- Что не видел?
- Да так, говорю, что по Оккаму, не стоит везде приплетать джиннов да колдунов.
- Кто такой Оккам?
- Мудрец, который проповедовал, что прежде чем ссылаться на волю Божью или козни дьявола, надо сперва со всех сторон проверить, нельзя ли обойтись без них.
Он долго ехал молча, наконец пробормотал:
- Смелый...
- Мудрый!
- Нет, сэр Ричард, смелый. За такое можно и на костер! Смотря к кому попадешь. Если к умным инквизиторам, те скажут, что все верно: Господь дал человеку много сил, дабы тот сам творил и строил, а не просил подачек, а дурак скажет, что это подрыв веры в Бога
Солнце оказывалось то справа, то слева, а то и вовсе светит в глаза, хотя должно бы жечь прямо в темечко. Правда, мы сейчас с холма на холм с такой скоростью, что уже булькает в животе, а только вчера гнали по ровному как стол участку. И почему дорога виляет, почему нет прямых дорог? Это не дороги, а след гигантской змеи, что обходила только ей видимые препятствия.
Мелькнула мысль, что у дороги могла сохраняться генетическая память, вот сейчас обходит некогда величественные дворцы, научно-исследовательские институты Пространства и Времени, космопорты... ну, а эта извилистость - мода такая была, эстеты хреновы, по прямой - слишком просто, примитивно, а вот петлять - это так изысканно...
Кадфаэль часто поглядывал в сторону темных деревьев, и то крестился, шепча молитвы, то сжимал в ладони крест и делал отгоняющие жесты. Сэр Смит крестился еще чаще и тоже тискал в ладони, только амулет, а не крестик, еще читал молитву и плевал через левое плечо, что самое что ни есть языческое деяние, запрещение церковью.
Когда дорога подходила к деревьям близко, под копытами чавкало, дорога стала узкой. Да и не очень-то хотелось подходить близко к лесу, я два-три раза видел наблюдающие за нами огромные глаза. В полутьме смутно проступают огромные тела, иногда казалось, что во влажном полумраке прячутся огромные жабы с множеством жабенят на спине.
Затем чавканье сменилось сухим стуком, влажный лес отодвинулся, кони бодро понесли по сухой, прокаленной земле. Эбергард поглядывал с опасением, но без особой тревоги. Конь под ним тоже идет спокойно, даже ушами не прядает.
Мы проехали еще полдня, солнце поднялось к зениту. Я наконец рассмотрел, что это вовсе не башня, просто мое воображение сыграло шутку: мол, там может быть построена только башня. Однако это настоящая крепость, невероятно огромная, с чудовищно высокими стенами, еще более высоким замком в центре. Все сложено из серого гранита, так что сама крепость и гора кажутся единым монолитом.
Вблизи башни еще и глубокая щель в каменистой земле, идет дугой, с двух сторон защищает башню, а с единственной оставшейся можем пройти буквально над краем пропасти...
Кони ступают очень осторожно, всхрапывают, прядают ушами. Я оглядывался на Кадфаэля, что-то слишком уж углубился в высокие думы. Сэр Смит впереди, остальных не видно: все едем по одному цепочкой. Коней трясет, правым стременем задеваем отвесную стену, в то время как другая нога всадника зависает над бездонной пропастью. Я не успел уловить, когда монолит сменился кладкой, но вот уже справа скользит вроде бы тот же серый гранит, но теперь разделенный на огромные плиты, как их затаскивали, непонятно.
На подходе к замку пришлось проталкиваться через стадо блеющих овец, сэр Смит подивился их упитанности, а брат Кадфаэль нравоучительно заметил, что Христос был пастухом до того, как стал пасти людей.
Замок выглядит массивным и грозным, его опоясывает широкий ров с водой, мост поднят, но мрачность и грозность улетучились, как дымок под напором ветерка. Когда мы подъехали ко рву, там плещется видимо-невидимо гусей и уток, вода у краев заросла болотньв травами, видно, как выпрыгивает рыба, а утки жадно щиплют сочные стебли.
С той стороны берег крут, но в двух местах срыт на расстоянии трех шагов. Не иначе, чтобы утки и гуси могли без помех ходить в уже свой приватизированый ров. Да и вообще, глядя на замок, создается впечатление, что основатели были людьми суровыми и жестокими, а нынешнее поколение уже куда больше хозяйственники, чем воины.
Сэр Смит отметил, что мост из новеньких бревен и досок, цепи не скрипят, вообще замок выглядит новеньким и ухоженным. Я инстинктивно ждал, что вот-вот затонет опускаемый мост из толстых бревен, однако сверху раздался строгий голос:
- Кто такие? По какому делу?
Граф Эбергард вскинул голову, холодным тоном без следа учтивости произнес громко:
- Его светлость граф Легольс со свитой!.. Возврщается с Каталаунского турнира.
Наверху посовещались, с раздражающей неспешностью заскрипели ворота. Мы пустили коней еще неспешнее, все-таки мы все - рыцари, все на боевых конях и при оружии, да не подумают, что намереваемся захватить замок.
По ту сторону ворот уже встречала большая группа вооруженных людей, среди которых копейщиков становилось все больше. Вперед вышел рослый мужчина в прекрасном легком доспехе, на поясе короткий меч с рубином в навершии, сказал отрывисто:
- Добро пожаловать!.. Его светлости герцогу Гослингу уже послан человек. Прошу вас, обождите здесь. Можете спешиться, у вас кони едва не падают, им нужен отдых.
Граф Эбергард первым покинул седло, конь едва не вознес благодарственную молитву Господу, остальные тоже вздыхали с великим облегчением и с надеждой косились по сторонам: неужто наконец отдых? Челядь расхватала коней, сэр Смит отправился проследить, как устроят его верного друга, а мы дождались, пока из донжона вышел прямой, хотя и массивный мужчина в дорогой красной с чёрным мантии, всем обликом похож на льва: свирепый и в то же время царственный вид, копна волос того соломенного цвета, который у людей благородного сословия принято называть золотым, широкие плечи, массивный торс, мантия расписана оскаленными львами, тиграми, барсами и медведями. Глаза сверкали, а когда заговорил, голос был именно таким, как я ожидал: низким, рыкающим, понуждающим сразу признать его мощь и преклонить спину.
- Рад, когда нас посещают гости!.. Жаль, это бывает так редко, что порой мы здесь теряем хорошие манеры!.. Прошу пожаловать в мой скромный замок, он полностью к вашим услугам. С вами дама, о ней позаботится моя супруга Мильдред...
Сэр Смит вернулся и доложил еще издали, что о конях в этом медвежьем углу представление имеют, заметил герцога и отвесил церемонный поклон. Герцог, в свою очередь, поклонился сдержанно, с некоторой ядовитостью во взоре, задел его сэр Смит, задел. Мы все толпой последовали по мановению его длани в донжон, где в нижнем зале нас встретили двое молодых мужчин, как две капли воды похожих на хозяина. Кассавет и Туччи, как они назвались учтиво.
Кассавет велел слугам позаботиться о наших животных, а Туччи пригласил нас за собой в покои для гостей. Усталые, мы молча потащили тяжелые тела, Туччи посматривал с сочувствием на наши серые лица. Со стонами и покряхтыванием поднялись на самый верх, гостей всегда селят наверху, разумная предосторожность, добрались до массивной двери. Туччи сам отворил и жестом радушного хозяина указал на огромную деревянную бочку посредине помещения, широкое ложе, две широкие лавки и большой стол с множеством стульев.
- Сейчас натаскают горячей воды, - сообщил он. - Одежду можете сразу снять, наши женщины поштопают дыры. Обед принесут сюда, а к ужину... надеюсь, вы уже сможете присоединиться к нам в общем зале.
- Вы очень любезны, сэр, - поблагодарил Эбергард. - Редко встретишь, чтобы хозяин или его сын вот так заботился о гостях.
- Нам это доставляет радость, - учтиво сообщил Туччи.
Торжественно пропели трубы, перед нами, уже чистыми и вымытыми, распахнули двери в просторный зал. Яркий свет трех огромных люстр заливает зал и придает праздничный вид. За окнами по стенам скребут черные ветви, ночь беззвездная и с ветром, отчего здесь все выглядит ярче и уютнее. На столах блестят начищенные кубки, сверкают драгоценные камешки на золотых и серебряных блюдах.
Слуги прошли вдоль столов и через равные промежутки поставили пузатые глиняные кувшины с красиво изогнутыми ручками. Вельможи и рыцари входили в зал горделиво, словно оказывают королю честь своим присутствием.
Гослинг на троне слегка откинулся на спинку, возложены на широкие дубовые подлокотники, похожий на отдыхающего льва. Сыновья сидят в сторонке, а по правую руку герцога мужчина в очень строгой и настолько вызывающе неприметной одежде, что меня резануло по нервам. Он поднял голову и взглянул в упор на каждого из нас. Мне почудилось, что не радужка у него черная, а сами зрачки раздвинуты до предела. В нормальных случаях такой человек видит очень плохо, но кто знает, что колдун получил взамен. А что колдун, ясно. Тревожно, что демонстративно сидит по правую руку, оттеснив даже сыновей и самых знатных людей герцогства.
Все остальные за столом просто вельможи, я старался не слишком пристально рассматривать их, хотя то и дело бросал взгляды по сторонам: не знают ли, кто мы на самом деле и с какой миссией? Не присматривается ли к нам тот, кто ночью подошлет убийц?
Король взглянул на сенешаля, тот обернулся и подал знак, в зал цепочкой пошли слуги с огромными подносами. Мой ноздри уловили ароматнейшие запахи, а сэр Смит всхрапнул и потер под столом ладони. Перед нами поставили золотые блюда с жареными гусями, тонко нарезанными ломтями ветчины, но больше всего на нашем участке стола оказалось зажаренных в специях фазанов, перепелов, бекасов и целые россыпи жаворонков, которых на блюдах коричневыми горками помещаются буквально сотни.
Смит тут же потянулся через стол к огромному блюду. Там с веселыми возгласами разделывают запеченного целиком кабана, в страшной оскаленной пасти кокетливо торчит печеное яблоко. Смит отхватил ножом увесистый кусок и с торжеством перетащил на свою тарелку.
После того как поели и многое обговорили, слуги незаметно убирали блюда и ставили на их место круги сыра: козьего, что обладает способностью взвеселять сердце и лечить небольшие раны, и овечьего, иные вдобавок отличались цветом и размером. Смит объяснил, гордясь тем, что везде побывал и все повидал, что этот сыр привезли из дальних стран, у него такой дивный вкус, богатые люди готовы покупать за любые деньги.
Я знаком показал, чтобы мне вместо сыра поставили что-нить сладкое, и тут же столешница заполнилась как горшочками с разными видами меда, так и сотами - блестящими, истекающими тягучим соком.
- Спасибо, - сказал я, - но что к нему...
Подвинув горшочки, на край стола опустились горячие пироги, явно только что испеченные, запах сбивает с ног, шибает медом.
Гослинг величественно улыбнулся мне, только мы двое равны друг другу по рангу.
- Сэр Легольс, у вас просто дивный пес! Вот и мой проницательный друг Тетон обратил на него внимание...
Колдун слегка наклонил голову, подтверждая слoва правителя. Я улыбнулся как можно беспечнее:
- Правда?.. А я смотрю, прибилась к нам по дороге какая-то собака...
Гослинг сказал благожелательно:
- Оставьте ее нам. У нас при кухне она будет чувствовать себя уютнее, чем с вами в походе.
- Не сомневаюсь, - заверил я. - Но я, хоть и равнодушен к собакам... но люблю крупных животных. У меня и конь видели каков? И коров мой отец подобрал одну к одной. У соседей просто козы какие-то, а не коровы.
Гослинг улыбнулся.
- Это и понятно. Если ваш батюшка такого же роста, как и вы, сэр Легольс, то у вас все должно быть крупное. Однако ваша собачка очень заинтересовала нашего друга Тетона, он знаток древних книг... он готов предложить за нее даже пару золотых монет... вы это хотели, отец Тетон?
Колдун снова чуть наклонил голову, я увидел в пугающе расширенных зрачках свое отражение.
- Совершенно верно, благородный господин. У моего отца была такая же... я очень хотел бы в память о нем...
Он ронял слова медленно, неспешно, приковывая внимание, я ощутил некоторое оцепенение, голос начал звучать в голове громче, резонировать, отдаваться в костях черепа и сползать к позвоночнику.
Да пошел ты, блеснула злая мысль, и сразу я ощутил прилив свежей крови. Не удалось колдовством, так пытаешься простым гипнозом? Пшел вон, Мессинг недоделанный.
Иногда приходится прикинуться дурачком, чтобы не выглядеть идиотом, я растянул лицевые мускулы в улыбочку:
- О, сочувствую!.. Как только у моей собачки будут щенки, я вам пошлю весточку.
В неподвижном лице колдуна все-таки что-то неуловимо изменилось, я ощутил острый запах разочарования. Да пошел ты, повторил я мысленно, черпая в этой магической формуле добавочную мощь. Хрен меня возьмешь такой арифметикой. Я и алгебру уже давно знаю.
- Это кобель, - сообщил он мрачно.
- Так это еще лучше! - обрадовался я. - Он тут сегодня побегает по здешним дамам, у вас будет столько его потомства, что на продаже щенков состояние сколотите!
Гослинг вздохнул.
- Увы, это будет уже не то...
Мы заговорили о собаках, про их преданность, ум, красоту, благородство. У всех в запасе множество историй, и когда люди говорят о собаках, находят общий язык даже с самыми лютыми врагами. Здесь могут перебивать и спорить, не опасаясь показаться неучтивыми или даже грубыми, потому что в эти моменты все мы остро чувствуем общие узы собачества, что крепче даже уз крови.
Только Тетон помалкивал, что-то не похоже, что вообще собачник. У каждого в запасе, как я уже сказал, случаи, и как не рассказать, когда все рассказывают, так что брешешь, брат колдун, ты меня пытался просмотреть, но не вышло, а я тебя насквозь вижу...
Он чуть вздрогнул, словно уловил мою мысль, напрягся, я почти увидел, как его начинает окружать плотное магическое облако с помехами для чужого радара.
По комнате поплыли ароматные запахи печеной рыбы, и на стол начали опускаться блюда, при виде которых у меня беспокойно задвигался желудок. Затем появились блюда с жареными зайцами, мелкой птицей, пироги с рыбой, мясом и ягодами, а в широкогорлых кувшинах - холодные компоты и соки.
Я ел с жадностью, желудок все хватал и требовал еще. Я не знал, куда он все это складывает, но так прекрасно поглощать хорошо приготовленное мясо, раздират жадными пальцами только что запеченного гуся, вдыхать горячий аромат жареной форели, забрасывать в крохотные, обжаренные в сухариках тушки мелких птичек!
В зал вошла рослая статная женщина в платье, что блестит от высокого воротника до края подола от обилия драгоценных камешков. Высокая прическа увенчана небольшой короной из красноватого золота, на зубцах голубые камешки.
Женщина приблизилась к Гослингу, наклонилась, что-то шепнула, глядя на меня исподлобья. Лицо смуглое, сперва я решил, что слишком долго пробыла под открытым солнцем, потом подумал насчет мулатости, но чуть позже холодок прокатился по всему телу.
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 [ 25 ] 26 27 28 29 30 31 32 33 34
|
|