упреки, слезы, которых он терпеть не мог, и, наконец, прощение, - жена
всегда прощала его, как, впрочем, и мать.
непримиримо разозленный на жену за то, что не сумела сберечь мать,
решительно написал ей, что любви между ними нет и не будет, и писем на фронт
просил не писать. Но письма-треугольнички приходили все чаще, и на них
дрожащим почерком было выведено: "т. Витьковскому Жоре", а он рвал их, не
читая.
задумывался, убьют его или ранят, воевать было интересно и легко, а смерть,
простая, как глоток воды, не хитрила с ним, не играла, просто он обладал
спокойным воображением.
возбуждаясь от грохота боя, от жаркой гари раскаленного пулемета.
между очередями, как они в два голоса кричали, что старшего лейтенанта
Орлова рядом нет, а его требовали, вызывали к аппаратам из рот, минометчики
докладывали, что один "самовар" накрыло, и Жорка краешком сознания
догадывался, что началось главное. Однако не было теперь времени рассмотреть
происходившее сейчас на окраинах горевшей деревни. Он слышал только: там
везде рвали воздух снаряды, высоко завывая, гудели моторы, стрельба особенно
накалилась сзади - и появилось смутное ощущение взгляда в спину.
прыжками бежали меж желтых копен, и он испытывал жгучие толчки в сердце,
когда пулеметные трассы врезались в эти фигурки и они падали, оставались
лежать на стерне.
кто стрелял из траншеи. Он страшно радовался тому, что убивал немцев из их
же оружия - послушного ему МГ, он никогда не ощущал такого мстительного,
поглощающего все его существо чувства - в ушах грохотом отдавалась горячая
дрожь раскаленного пулемета.
не держал коробку; опустив лицо, он сползал в окоп, незащищенно прикрывая
ладонью-ковшиком голову, непрочно щупая землю ослабевшими ногами, а другой
рукой вяло цеплялся за Жоркину шинель.
паренька ногой и поразился тому, что увидел.
на слабой шее, в профиль лицо было задумчивым, усталым и спящим... Лишь
темное пузырящееся пятнышко возле виска открыло Жорке тайну этого
спокойствия.
паренька, и стало смутно и жутко: голос еще звучал, но его уже не было. "А
мне, знаешь, все ко-они, ко-они снятся".
затихшего в окопе паренька, то на телефонистов, что-то орущих в трубки
одичавшими голосами. Он слышал: близкие пулеметные очереди взбивали бруствер
над головой, взвизгивали остро, пронзительно, и, хотя было ясно, что пулемет
заметили и пристреляли,
кучно и прицельно, как это кажется снизу, из окопа.
наклоненные лбы с траурными крестами, тупые башни, плещущие пулеметы и
длинные стволы орудий, бегло выталкивающие огонь. Вся высота огненно кипела
в круговороте разрывов, и вибрирующий рев моторов мгновенно вытеснил из
Жоркиного сознания остатки воспоминаний об убитом пареньке с пестрыми
глазами.
то живое, ненавистное, что бежало и стреляло позади танков, и, найдя, даже
всхлипнул, засмеялся от облегчения и радости, припал к МГ потной щекой.
флангах роты задерживают атаку немцев, отсекают пехоту за танками и тем
самым замедляют их движение. Однако это было не так. Немецкая атака
замедлилась на флангах, ее удар был направлен на центр роты, на самую
высоту, где немцы, не ошибаясь, предполагали местонахождение командного
пункта. Жорка увидел, как три танка вырвались углом вперед, вползли на
высоту, завывая моторами; короткие трассы вонзались в бугры траншеи, взрывая
землю.
фиолетовые огоньки лопались на броне, а танки двигались и двигались по
скату, точно на дыбы вставали. И Жорка, размазывая пальцами по лицу пот,
всхлипывая в бессилии, угадывая, что именно там сейчас капитан Ермаков,
кричал:
соотношение сил, не удивился, что немцы направили удар на центр высоты.
Также он понимал, что в течение многих часов боя, носившего как бы
разведывательный характер, немцы основательно прощупали огневые узлы
батальонов и огонь, обрушившийся на центр высоты, где стояли три станковых
пулемета и четыре расчета противотанковых ружей, явно был рассчитан на
быструю парализацию обороны. Тогда он посоветовал Орлову - совет этот больше
походил на приказ - оставить на КП одно противотанковое ружье и один
пулемет, а все сохранившиеся средства бросить на фланги.
время, оттолкнув наводчика, у противотанкового ружья, посылал патрон за
патроном в казенник. Его бесило, что он торопился, не мог прочно поймать в
прорезь грань танка и промахивался. Его злило, что порвалась связь с третьей
ротой. (Он сумел, матерясь, крикнуть в трубку: "Держись до последнего!") И
особенно взвинчивала его жуткая, непонятная тишина на левом фланге, где тоже
несколько минут назад замолчали пулеметы и после них - минометный взвод. Все
эти тревоги, опасения, неопределенность, ощущение обреченности батальона, -
все разом обрушилось на Орлова. В четвертый раз почувствовав удар ружья в
плечо, он успел заметить фиолетово сверкнувший пузырек на корпусе танка. В
ту же секунду он встретил круглый зрачок орудийного дула, в упор наведенный
ему в глаза. Лопнувший звон наполнил болью голову. Его жарко толкнуло в
грудь, осыпало раскаленной пылью, ударило спиной о противоположную стену
траншеи. "Ну, кажется, я полковником не буду", - мелькнуло в его сознании, и
почему-то захотелось засмеяться над этой мыслью.
траншею, зовущий хриплый голос:
отталкивая наклонившегося наводчика, грубовато говорил:
засыпало... Прицельно бьют, макушку не высунешь. - И закричал азартно на
наводчика: - К ружью! К ружью, несусветный папаша!..
Слышишь? Хватит на капэ одного пулемета и одного ружья! С ними я останусь!
Не медли!..
засмеялся Орлов. - Кто здесь командует: ты или я? Кто отвечает за батальон?
давно никто не обижался, увел их, надежный, злой, горячий, налитый жизнью до
краев. Ермаков, оставшись на КП с одним станковым пулеметом и одним
противотанковым ружьем, на мгновение вдруг ощутил странную пустоту, будто
оголилась земля и, нагая, отказалась защищать. Просто стал ему близок за эти
часы Орлов.
наводчик, вскинув продолговатое лицо, и слабо заулыбался тонкими губами,
Ермаков не знал даже его фамилии.
видимо, людских голосов в опустевшем здесь окопе.
танк, обтекая его, два других вырвались левее, взбирались на высоту, мелко
задрожавшую от железного рева, стремительно запылили гребни брустверов,
сшибаемые очередями, свистящими в уши.
расчеты средней длительности человеческой жизни на войне, были и расчеты
количества металла, которое нужно, чтобы убить солдата. Очевидно, по этой
теории роты, рассыпанной на высоте, уже не должно было существовать. Но она
существовала...
наступление, в нем остро жило ощущение, что батальон, упорно обороняясь,
медленно умирает. А слух о наступлении молниеносно облетел весь батальон, и
эта ложь, и последствия этой лжи, казалось ему, тяжкой давящей глыбой
ложились на его плечи, но где был иной выход?
что сейчас многое решится, с недоверием, как и Орлов, оттолкнул наводчика,
лег за ружье, уперся в землю локтем.
наводчик, - глаза его наполнились выражением ужаса. Эти выстрелы стоили ему
нечеловеческих усилий над собой. Его воля вынесла два выстрела. Третий
сделал указательный палец, сам по себе надавив на спусковой крючок.
Сработала уже не воля - инстинкт.
заметил. Он заметил также и то, что второй танк, ревя, круто развернулся,
извиваясь, и, набирая скорость, наискосок понесся по высоте. Он подставил
бок под ружье Ермакова. Этот бок ускользал и несся. Палец снова быстро нажал
спусковой крючок. Но бронебойная пуля, сине чиркнув по борту танка, ударила