беспорядком, и жалел, что у Лин так мало желания обзаводиться вещами -
купить, например, хоть еще одну смену простынь. Но она терпеть не могла
вещей, как не терпела шкафов, и позднее он догадался, что она не терпит
шкафов именно потому, что в них хранятся вещи. Она любила воздушные шары,
любила кино и при всей своей неуравновешенности была очень набожна. Она
фанатично восторгалась церковной мишурой, францисканскими монахами, у
которых исповедовалась; по воскресеньям она обычно таскала его к обедне в
женский монастырь, где она всю неделю преподавала, и он сердился на
монахинь, которые упорно называли его "мужем мисс Ганигэн" и за завтраком
наполняли его тарелку кучей всякой снеди, ибо каким-то образом разузнали,
что он всегда голоден. Но так было только вначале, потом монахини ему
понравились, он съедал за завтраком до восьми сандвичей, его сказочный
аппетит вызывал бурное ликование у монахинь. В воскресные дни Лин
проводила со своими девочками тренировки по травяному хоккею, готовя их к
какому-нибудь состязанию, а он посмеивался над ее увлечением и восхищался
ее красивой, четкой и сильной игрой.
кончалась, они с Лин делали пробег на три круга по площадке. Девочки из
хоккейной команды и пансионерки из монастырской школы обступали площадку и
подбадривали его криками, и когда он прибегал первым, это вызывало
всеобщий восторг, а он почти всегда прибегал первым, потому что был в те
времена неплохим бегуном.
бродили по лугам и кустарникам, повсюду наслаждались тем, чему без оглядки
отдавалась Лин и что шутя называла "радостями семейной жизни". Тогда было
ему двадцать пять лет, а Лин только что исполнилось двадцать, она была
самой любимой учительницей в школе.
которыми ему приходилось иметь дело, раньше половины двенадцатого приема
не начинали, да и беспокойные ночи порядком утомляли его. Он разыскивал
несловоохотливых третьеразрядных политиканов и за завтраком выуживал у них
скудную информацию. Основные сведения он получал даже не от них, а из
четвертых, пятых рук, от таких же незадачливых журналистов, как и он сам.
Впоследствии он поднялся на новую ступень и стал сам придумывать всякие
рискованные вещи, отлично зная, что добром это не кончится. Обычно он
сидел в маленьких кабачках, пил слабое виски и поджидал Лин; перед ним
всегда лежала пачка рисовальной бумаги, и он рисовал все, что ему
приходило в голову. Он сам придумывал остроты и иллюстрировал их или
иллюстрировал чужие остроты, которые находил в газетах. В картонке из-под
мыла "Санлайт" накапливались рисунки, сотни рисунков, и после смерти Лин
он все их отправил Раю в Германию.
продолжал наблюдать за мальчиками, - каждый из них с неослабевающим
упорством старался угодить в ворота противника. Может быть, рисунки
хорошие, и тогда он избавится от утомительной обязанности каждую неделю
высасывать темы из пальца.
портрет, но потом снова отложил карандаш в сторону.
скуднее, а те непроверенные материалы, которые он придумывал сам и
пересылал в Германию, все меньше и меньше соответствовали
действительности; под конец маленькая нацистская газетка, чьим лондонским
корреспондентом он являлся, лишила его даже минимального фикса, а месяц
спустя и вовсе вычеркнула из списка сотрудников, и он жил на учительский
заработок Лин, радостно встречая каждое воскресенье, когда можно было
досыта поесть у монахинь. Пока Лин проводила тренировки с девочками, он
иногда заходил в школьную часовню, слушал молитвы и любовался грандиозной
безвкусицей: нигде, как ему казалось, не видал он еще такого предельно
аляповатого Антония, нигде - такой чудовищной Терезы Лизье.
полшиллинга за два кило. Вырученных денег едва хватало на сигареты.
Пытался он давать уроки, но мало кто из англичан хотел изучать немецкий,
да и эмигрантов в Лондоне и без него было достаточно. Лин утешала его, и
он был счастлив, несмотря ни на что. Она написала своим, как им туго
приходится, и ее отец ответил, чтобы они приезжали в Ирландию. Альберт
сможет помогать по хозяйству и, если захочет, никогда не возвращаться к
этим треклятым наци. Теперь, пятнадцать лет спустя, он все еще не мог
понять, почему он тогда не принял предложение отца Лин. Им овладевала
болезнь Неллы - мечта о жизни, которая не была прожита и никогда не будет
прожита, ибо время, для нее предназначенное, безвозвратно ушло. Но была
своя прелесть в том, чтобы на несколько минут перенестись в местность,
которую он никогда не видел, пожить неведомой для него жизнью среди людей,
которых он не знал.
умерла, - такой неожиданной была ее смерть, и как раз тогда, когда он был
полон надежд. Он стал зарабатывать, у него появились деньги; для фабрики,
выпускавшей мыло, он писал рекламные плакаты и рисунки на обертках, и ему
удалось, наконец, приспособиться ко вкусам англичан.
кабачках без Лин, он сидел дома, пил холодный чай и весь день работал. По
утрам он вставал вместе с Лин, готовил завтрак, провожал ее до автобуса.
спиной к дереву, и жевал травинку. Альберт высунулся из окна и крикнул:
вбежали в дом, но здесь заговорили шепотом и на цыпочках прошли на кухню.
Он затворил окно, набил трубку, но раскуривать ее не стал и решительным
движением открыл картонку "Санлайт": там оказалась целая стопка очень
тонкой бумаги, все рисунки были повернуты обратной стороной. Тогда только
он сообразил, что открыл не крышку, а дно коробки. Он взял первый рисунок,
перевернул его и удивился - до чего он оказался хорошим! Это был зоошарж,
забавное изображение зверушек, а этот жанр опять стал входить в моду.
рисунок совсем еще свежий. Он почувствовал большое облегчение: он знал,
что Брезгот охотно возьмет эти рисунки. Каждая из тоненьких бумажек,
разрисованная пятнадцать лет тому назад в лондонских кабачках, принесет
ему пятьдесят марок. Некоторые нужно лучше обрезать, заново наклеить на
картон, к некоторым придумать текст. Он никогда не показывал эти рисунки
Лин, ибо тогда они казались ему дурацкими, но сегодня он понял, что они
хороши и уж во всяком случае лучше, чем очень многое из сделанного им для
"Субботнего вечера". Он рылся в коробке, вытаскивал листки из середины и с
самого дна и удивлялся, как они хороши. Кто-то из мальчиков позвал его:
вернется Мартин.
коробку.
делал набросок рекламного плаката. Он рисовал льва, который густо
намазывал горчицей баранью ногу. Альберт чувствовал, что плакат получится
хороший, а заказчик - дальний родственник Авессалома Биллига - обещал
хороший гонорар. Это был еврей-эмигрант, с которым он познакомился в
журналистском ресторанчике. Сперва тот относился к нему с недоверием,
потому что принял его за шпика, но при пятой встрече он дал ему заказ: он
сотрудничал в рекламном отделе фабрики приправ и пряностей. Альберт
работал так исступленно, что не замечал, как идет время, и потому очень
удивился, когда в комнату вошла Лин.
до трех еще очень далеко и что Лин вернулась из-за того, что ей
нездоровится. Руки у нее пылали, и она корчилась от боли в животе.
беременна, а сегодня выяснилось, что я вовсе не беременна, а болит все
равно.
бросилась на кровать и застонала. Ей трудно было говорить, и, когда он
склонился над ней, она шепнула:
хуже. Отвези меня в больницу.
пересчитывая деньги; в кошельке набралось четыре фунта и целая куча
мелочи. Совершенно растерянный, сел он в такси, велел остановить его перед
домом и одним духом поднялся по лестнице. Лин стошнило, и, когда он взял
ее на руки, чтобы снести вниз, она застонала; на лестнице она все время
кричала, и ее опять стошнило. У дверей собрались женщины и смотрели,