вырастала она из воды, тело ее словно наполнялось пугливой стыдливостью, а
чтобы прикрыть все, что хотелось, рук у нее не хватало, и она изгибалась,
изо всех сил вытягивая тонкую шею и настороженно оглядывая кусты большими
очками, на стеклах которых слезинками серебрились капли. И Егор совсем было
собрался уходить, но на берегу она спокойно занялась волосами, старательно
отжимая и вытирая их, и вновь изогнулась, но уже не испуганно, а свободно,
раскованно, и Егор чуть не охнул от вдруг охватившего его непонятного
восторга. И опять пожалел о том, что нельзя, невозможно, немыслимо сохранить
для людей и этот миг, донеся его до них в своих заскорузлых ладонях.
костру раньше Нонны Юрьевны совсем с другой стороны. Потом они завтракали,
разбирали палатку, укладывали пожитки, а Егор все время видел тихую речку и
белую гибкую фигуру, отраженную в ясной воде. И вздыхал почему-то.
затаенное, с нависшими над застывшей водой косматыми елями.
Располагайтесь, а мы с Колей насчет рыбки побеспокоимся.
Колька забегал сбоку, во все глаза глядя на непонятную металлическую удочку.
свечой взмыла вверх.
выволок серозеленую щуку с широко разинутой черной пастью. Белое брюхо
проехалось по осоке, Юрий Петрович прижал щуку носком сапога, вырвал из зева
блесну и отбросил рыбу подальше от берега.
пошел к костру. А Колька остался на берегу. Забросы пока не получались,
блесна летела куда ей вздумается, но Колька старался.
улыбнулась ему.
свежие пни метили его, как оспины.
товарищ Бурьянов!
вывернуть из земли и спалить межевой столб: осталась яма да черная головня.
поставить, Егор Савельич. Займитесь этим, пока мы вокруг озера обойдем:
поглядим, нет ли где еще такого же веселья.
сладко сопел в палатке. Нонну Юрьевну упоенно жрали комары, но она терпела,
хотя никакого интересного разговора так и не возникло. Глядели в огонь,
перебрасываясь словами, но всем троим было хорошо и спокойно.
красоты.
люблю в старые книжки заглядывать -- в старину оно знаете, как называлось?
Лебяжье.
поставляли, для царского стола.
Черное. И то чудом спасли.
покидал спиннинг, убедился, что до совершенства ему далеко, и твердо решил
тренироваться. Юрий Петрович встретил его отказ спокойно, а Нонна Юрьевна
перепугалась и с перепугу засуетилась неимоверно:
слышишь? Это и с познавательной точки зрения и вообще...
метров бросает.
Потом сжалился:
сказал:
лопаткой запасливого Юрия Петровича. Наглядел осину для нового столба,
покурил подле, а потом взял топор и затопал вокруг обреченной осины,
прикидывая, в какую сторону ее сподручнее свалить. В молодой осинник --
осинок жалко. В ельник -- так и его грех ломать. На просеку -- так убирать
придется, мороки часа на три. На четвертую разве сторону?
остаток давно сломанной липы. Видно, с тростиночки еще липа эта горя
хватила: изогнулась вся, борясь за жизнь. Сучья почти от комля начинались и
росли странно, растопыркой, и тоже извивались в самых разных направлениях.
Егор глянул на нее вскользь, потом -- еще вскользь, чтоб прицелиться, как
осину класть. Потом на руки поплевал, топор поднял, замахнулся, еще раз
глянул и... И топор опустил. И, еще ни о чем не думая, еще ничего не поняв,
пошел к той изломанной липе.
молнии, а теперь забыл и растерянно глядел на затейливое переплетение
изогнутых ветвей. И никак не мог понять, что же он такое увидел.
раскоряку, пытаясь сообразить, что в ней заключено, что поразило его, когда
он уже замахнулся на осину. Он приглядывался и справа и слева, откидывался
назад, наклонялся вперед, а потом с внезапной ясностью вдруг мысленно отсек
половину ветвей и словно прозрел. И вскочил, и замотался, и забегал вокруг
этой коряги в непонятном радостном воз буждении.
перепутанные ветви. -- Тело белое, как у девушки. Это она голову запрокинула
и волосы вытирает, волосы...
его и, уговаривая сам себя не торопиться, отступил от липы и снова присел,
не сводя с нее глаз. Он уже забыл и про межевой столб, и про нового
лесничего, и про Нонну Юрьевну, и даже про Кольку: он забыл обо всем на
свете и ощущал сейчас только неудержимое, мощно нарастающее волнение, от
которого дрожали пальцы, туго стучало сердце и покрывался испариной лоб. А
потом поднялся и, строго сведя выгоревшие свои бровки, решительно шагнул к
липе и занес топор.
потухшего костра сидел взъерошенный Егор и по-собачьи посмотрел им в глаза.
осевшую золу, усмехнулся.
состраданием поглядывая на странного Егора.-- Это быстро.
Полушкин? Заболели? Егор молчал.
Юрьевну, Нонна Юрьевна посмотрела на Юрия Петровича, и оба пошли следом за
Егором.
волосы. Белое тело матово светилось в зеленом сумраке леса.
должно было последовать за этим молчанием, уже готов был к ругани, уже
жалел, что снова увлекся, и сам ругал себя последними словами.
понимаешь.
Егору. Когда закурили оба, спросил:
Лукьяненко Сергей
Володихин Дмитрий
Махров Алексей
Пехов Алексей
Посняков Андрей
Роллинс Джеймс