read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



замечая, строгим взглядом прошел по головам:
-- Здесь он, здесь. Разве что если на перевязку... Третьяков! Подводите
вы нас. Вами вот интересуются.
Что-то знакомое почудилось Третьякову в солидном человеке, которого
начхоз пропускал вперед, в его манере подымать плечи. Но тут Старых неохотно
поднялся с кровати, загородил обоих. А когда отскакал в сторону, они уже
стояли в ногах.
-- Володя!
-- Олег!
В портупее косо через плечо, в распахнутом белом халате стоял перед ним
его одноклассник Олег Селиванов, смотрел на него и улыбался. И начхоз
улыбался, родительскими глазами глядел на обоих. И вся палата смотрела на
них.
-- Как ты разыскал меня?
-- Да, понимаешь, совершенно случайно. Олег сел на ребро кровати, полой
халата прикрыл полное колено, обтянутое суконным галифе. Военная форма,
погоны под халатом, портупея, ремень. А в стеклах очков те же кроткие,
домашние глаза. Бывало, стоит Олег у доски, весь перепачканный мелом, потный
от стыда: "Спросите у мамы, я, честное слово, учил..."
-- Слушай, по виду ты прямо "товарищ командующий".
-- Главное, ты здесь столько лежишь, а я лишь вчера узнал. В бумагах
попалось...
-- Представляешь, капитан, вместе в школе учились,-- сказал Третьяков,
отчего-то чувствуя некоторую неловкость за Олега: того так почетно ввели,
такой он сидел здоровый, свежий с улицы.
-- Бывает,-- сказал Китенев и встал, надевая халат.
-- Олег, но как ты здесь?
-- Я -- здесь.
-- Здесь?
-- Здесь.
И оба в этот момент почувствовали тишину палаты.
-- Пошли, ротный, покурим,-- сказал Китенев громко. Вместе со Старыхом
пошли они в коридор. И начхоз удалился, для порядка еще раз оглядев палату.
Шелестел газетой Атраковский на своей койке, заложив руку за голову.
Оголившийся белый худой локоть его с опавшими синими венами, как неживой,
торчал вверх.
Олег протирал стекла очков полой халата, слепо мигал будто припухшими
глазами. Смутно вспоминалось Третьякову-- мать писала ему на фронт или
Лялька писала,-- что призвали Олега вместе с ребятами из их класса, с
Карповым Лешкой, с братьями Елисеевыми, Борисом и Никитой, куда-то их
погнали уже обмундированных, а потом Олег вернулся. И что-то угрожало ему.
Но будто бы вмешался отец, известный в их городе врач-гинеколог, и Олега по
зрению признали негодным к строевой службе. В школе он действительно видел
плохо.
-- Знаешь, кого я здесь встретил на базаре?-- Олег надел очки, взгляд
за стеклами прояснился.-- Мать Сони Батуриной, помнишь ее? Она еще голову
тебе бинтовала на уроках военного дела. По-моему, Соня была в тебя немножко
влюблена. Она ведь убита, ты не знал?
-- Разве она была в армии?
-- Она сама пошла. Такой тогда был подъем в первые дни!
-- Так я ее в августе встретил. Какие ж первые дни?
-- А ты не путаешь?
Нет, он не путал. Он встретил Соню Батурину в самом конце августа: уже
астры продавали. Соня сказала:
"Смотри, астры! Скоро в школу. Только уже не нам. Какие синие!" Он
купил ей букет. Как раз у Петровского спуска. Потом они стояли на мосту.
Соня спиной оперлась о перила, распушивала астры, смотрела на них. Под
мостом текла мутная от глины, быстрая вода, и две их тени на мосту,
казалось, плывут, плывут навстречу. "А ведь мне еще никто никогда не дарил
цветов,-- сказала Соня.-- Ты-- первый". И посмотрела на него, держа букет у
подбородка. Он поразился еще, какие синие у нее глаза. И весь подбородок и
кончик носа она выпачкала желтой пыльцой. Он хотел достать платок, но платок
был грязный, и рукой осторожно стирал пыльцу, а Соня смотрела на него.
Сказала вдруг:
-- Интересно, каким ты будешь после войны, если встретимся?
Значит, она тогда уже знала, что уходит на фронт, но не сказала ему.
Потому что он, парень, был еще не в армии.
-- Она сама подошла ко мне на базаре, а так бы я ее, наверное, не
узнал,-- рассказывал Олег.-- , нее вот эта часть лица... Нет, вот эта...
Подожди, я сейчас вспомню.-- Он пересел на кровати другим боком к окну,
подумал:-- Да вот эта. Она отсюда подошла. Вся вот эта часть лица у нее
перекошена и глаз открыт, как мертвый. Это парез, паралич лицевого нерва. Я
потом был у нее, она мне читала Сонины письма. Очень тяжело... А помнишь,
как у меня на галерее мы играли в солдатики? У тебя была японская армия, а у
меня были венгерские гусары. Помнишь, какие красивые были у меня венгерские
гусары?
Из-за стекол очков с широкого мужского лица смотрели на Третьякова
детские глаза, в которых время остановилось. Они смотрели на него из той
жизни, когда все они еще были бессмертны. Умирали взрослые, умирали старые
люди, а они были бессмертны.
В коридоре, пожимая огромную ладонь Олега, Третьяков сказал: "Приходи
еще",-- а сам очень надеялся, что больше Олег не придет.
Старых сразу же спросил в палате:
-- Кореш?
-- В школе вместе учились. Вот разыскал меня.
-- Большой человек.-- Старых радостно ощерился.-- Нужен родине в тылу.
-- Что ты знаешь? У него зрение...
-- Плохое!
-- Он ночью вообще, если хочешь знать...
-- Фронт с тылом перепутал!-- под смех палаты закончил за него
Старых.-- Сослепу! Это не хуже того, летом в сорок втором везли нас в
санлетучке. Как раз самое он на Сталинград пер... Какая же это станция, вот
не вспомню... Ну, шут с ней. Тут эшелон с оборудованием на путях, тут бабы,
детишки, кого взяли, кого брать не хотят, слезы, визг, писк. Набились к нам
в товарные вагоны. Не положено, а не оставлять же. Тут гражданин вот такой
солидный вперся с чемоданами. Его выпихивать. "Товарищи, товарищи, что вы
делаете? Я нужен нам!"
-- Врешь!-- хохотал Китенев-.-- Ведь врешь!
-- Я нужен нам!




ГЛАВА XIX
Для тяжелораненых самые трудные часы ночью, для выздоравливающих самое
тягостное время-- вечер. Вечером в палате сумеречный желтый свет
электричества, хлопья теней по углам, и все, кого отделила война-- и мертвые
и живые,-- все они в этот час с тобой.
Этой ночью снился ему отец. Смотрел на него издали, непохожий на себя,
поникший, стриженный наголо, старый, каким он не видел отца ни разу в жизни.
И в то же время он знал, что этот жалкий человек со шрамом через всю
голову-- это его отец.
Он ведь даже не простился с ним. Когда это случилось, он был в
пионерском лагере. В воскресенье, как обычно, ко всем приехали родители, к
нему почему-то не приехал никто. Потом среди недели приехала мать. Была она,
как после болезни, и всякий раз, когда смотрела на него, он видел в глазах у
нее близкие слезы.
Она сказала, что отец в командировке, что уехал надолго. И только когда
смена в лагере кончилась, он вернулся домой, увидел опечатанную дверь во
вторую комнату, мать рассказала, как это было...
Никогда прежде он так не любил мать, как в эти дни, когда несчастье
обрушилось на них. И он решил для себя твердо: кончит седьмой класс, пойдет
работать. Отец бы тоже так поступил и так бы сказал ему. Лялька маленькая,
пусть учится, а он-- старший. Но потом появился Безайц. Этого он не мог
матери простить: ни за отца, ни за себя.
Но если он воюет честно и на фронт пошел сам, когда их год еще не
призывали, если он все прошел, как положено, так ведь это отец его воспитал.
Мысленно он представлял не раз, как вернется с войны, придет и скажет, и
судьба отца изменится. Он не знал толком, куда он придет, как все будет, но
верил: кончится война, он придет с фронта, и разберутся, поймут, что
произошла страшная ошибка, отец его ни в чем не виноват. Даже с матерью он
не говорил об этом, а с Атраковским временами хотелось поговорить. Они
как-то стояли у окна вблизи операционной, и он спросил, за что у
Атраковского этот орден. Тот сверху глянул себе на рубашку: "Это мой пропуск
в жизнь". И усмехнулся.
Атраковский ходит сейчас по палате, думает о чем-то, думает. И Старых
думает над шахматной доской. С кровати, из сумерек, Третьякову видно, как он
сидит, подперев голову, уминает пальцами розовый шрам на лбу.
-- Конем, конем походи, старшой,-- громко советует повар. А сам, весь
перекривляясь, подмигивает на слепого Ройзмана, что-то другое показывает на
доске. Старых вскочил белый:
-- А вот костылем сейчас в лоб похожу! -- И на всех:-- А ну,
раздвинься! Обступили-- дыхнуть нечем.
-- И чего намахивается?-- пристыженно оправдывался повар.-- Человеку
добра желают, в воду пихают, а он, как оглашенный, на берег лезет...
Повар каждый вечер здесь, в их офицерской палате: стоит смотрит, жаждет
сыграть. Он разъевшийся, выбритое лицо блестит, как безволосое, рыхлая грудь
необъятна. Но это не от вольных хлебов. У него ранение, в котором стыдно
признаваться. Редкий не засмеется, узнав, куда он ранен, повар уже привык к
этому, не обижается. Он как раз перед самой войной женился, руки у него



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 [ 25 ] 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.