добавить, но в низине хлопнуло, вроде бы как дверью в пустой избе,
подпрыгнула и рассыпалась травянистая кочка, выплеснулся желтый дымок.
всполошенно хлопнул себя по бокам:
окаянного? Трофеи унюхал, трофеи!
сдернул его за хлястик шинели обратно:
плесневелых листьях, на кочках серели расчесы вейника, колоски щучки и
белоуса, под кочками уже обозначались беловатые всходы калужника,
прокололись иголки свежего резуна. В кочках бился Пафнутьев, разбрызгивая
воду и грязь, и все кричал, кричал, а над ним заполошно крутился и свистел
болотный кулик.
выверяя каждый шаг, будто на глухарином току, двинулся в заболоченную
низину. Его атаковали чибисы, стонали, вихлялись возле лица.
Рванет, так узнаете!
пахов были изорваны противопехотной миной. Трава от взрыва побелела и пахла
порченым чесноком. Мохнаков неожиданно вспомнил, как дочка его, теперь уже
невеста, отведавши первый раз в жизни колбасы, всех потом уверяла, что
чеснок пахнет колбасой. Дети, семья так редко и всегда почему-то внезапно
вспоминались Мохнакову, что он непроизвольно улыбнулся этому драгоценному
озарению. Пафнутьев перестал кричать, испугавшись его улыбки.
солдата, старшина похлопал себя по карманам - спички где-то обронил.
Пафнутьев суетливо полез в нагрудный карман - там у него хранилась знатная
зажигалка.
на товарища лейтенанта. На тебя наклепал. Мародерство... Связь... Связь
командира с подозрительной женщиной...
пакет, разорвал его зубами. Пафнутьев все причитал, каялся:
людям адресуюся...
войне братством живы, так-то...
Всю жизнь... молить всю жизнь... И эту... гадство это... спозаброшу...
замолю... грех... молитвой жить...- Мохнаков хотел сказать: "Хватился когда
молиться",- но Пафнутьев пискнул, захлебнулся и умолк - старшина туго-натуго
притянул бинтами к паху его мошонку. "Чтобы не укатилось чего куда",- мрачно
пошутил он про себя, взваливая на загорбок податливую, будто разваренную
тушу солдата.
унести Пафнутьeва из окопа, влили ему в рот глоток водки. Он поперхнулся,
открыл захлестнутые плывущим жаром глаза, узнал Бориса, Карышева и Малышева.
отвалило на носилки, и он заплакал, прикрыв лицо рукой. Кадык его, покрытый
седой реденькой щетиной, ходил челноком.
низинки. Старшина что-то недовольно бубнил, оттирал соломой гимнастерку и
штаны.
алтайцы, и пострадали за него, притчеватого.
вечером, благостно-теплым, неторопливо возвращались на передовую, подходили
к хутору, утратив осторожность.
деревенского вечера. Не выстрел это, нет, с оттяжкой щелкнул бичом
деревенский пастух, гнавший из-за поскотины, с первой травки залежавшихся в
зимних парных стайках коров. Ноги солдата уже подламывались в коленях, но
все еще видел он избы, тополя, резко очерченные в прeдсумeрье, жиденькую,
еще не наспелую вечерницу-зорьку, слышал запах преющей стерни на пашне и
накатисто, волною плывущий из лога шорох молодой травы - ремень траншеи
стеганул его по глазам, все вокруг встало на ребро, опрокинулось на солдата:
дома, деревья, пашня, небо...
Мохнаков.
снайпер не добил их.
значка. Он был еще жив, когда его доставили в хуторскую избу, но нести себя
в санбат не разрешил.
помягче, чтобы тому легче дышать, вытирал ладонью вспыхивающую на губах
друга красную пену и все насылался:
Губы Малышева разводило, лицо его было серое, лысина почему-то грязная, весь
он сузился, исхудал разом, сделалось особенно заметно, какой он пожилой
человек.
Встав на колени перед Карышевым, взводный поправил солому под ним и затих,
не зная, что сказать, что сделать. По хате поплыл тонкий, протяжный звук,
будто из телефонного зуммера. Это Малышев зашелся в плаче, из деликатности
стараясь придавить его в себе.
открыл их, сказав этим лейтенанту "прощай", перевел взгляд на кума. Борис
понял - ему надо уходить. Взводный распрямился и не услышал под собою ног.
по-деревенски пронзительно запричитал Малышев.- Твоя семья - моя семья... Да
как же мне жить-то тeперича-а-а! Зачем мне жи-ить-то?..
лбом в его холодную твердь и, ровно бы грозя кому, повторял: "Так умеют
умирать русские люди! Вот так!.."
выхватывая мертвым светом из темноты кипы садов, белые затаившиеся хатки,
уткнувшиеся в небо утесами придорожные тополя.
прохладной голове. Шумно работая носом, Малышев рассказывал, как жили они
душа в душу с кумом до фронта; женились в один день; в колхоз записались
разом. Бывало, гуляют, так кум домой утайкой волокется, а он, Малышев, дурак
такой, орет на всю улицу: "Отворяйте ворота, да поширше!.."
сделали крест из жердей, и последний приют алтайского крестьянина как-то
очень впору пришелся на одичалом хуторском погосте, реденько заселенном
разномастными крестами и каменьями с непонятной вязью слов, придавившими
чьи-то древние могилы. Кусты бузины клубились на закрайках погоста, низкий
колючий терновник, уже набравший цвет, окаймлял его вместо ограды. С
единственного старого дерева, стоявшего средь могил, шарахнулась в темноту
зловещая птица.
касками. Малышев, возвращаясь в хутор, с глухим рычанием бросился на
тополевые кресты, пустившие побеги, выворотил их, побросал за ограду, туда
же пустил и ржавые каски. Они громко звякнули в темноте.
ушей прострелили его лицо пучки морщин. Pот стянуло, губы потрескались.
Ходил он неловко, будто прихватывало морозом мокрые втоки. Спал мало, ел из
своей посудины, чтобы не заразить солдат, бросил пить совсем, в земляной
работе сделался немощен, курил беспрестанно, да военное дело выполнял с
лютостью-искал смерти.
упрятал в ячейке. В мешке было что-то круглое. Бойцы думали - домашний
каравай хлеба. Но разнюхали - противотанковая там мина. Зачем она старшине,
гадали.
силами взять ее обратно, и были отброшены. Тогда они подготовились к атаке
тщательней, заскребли все, что осталось под рукой, и даже четыре танка
бросили в атаку. Артиллеристы ударили по танкам, один повредили, остальные
россыпью рванули к окопам, достигли высотки. Пэтээрщики, побухав из ружей по
лобовой броне танков, пали на дно ячеек, носом в грязную землю. Танки
навалились, утюжат траншею, и никакой на них управы нету. Старшина Мохнаков
не отрывался от стереотрубы артиллеристов, хотя те и ругались, прогоняя его.
Окутанный пылью, резво бренча левой ослабшей гусеницей, покачивая
надульником пушки, лез к наблюдательному пункту бывалый танк. На лобовой
Маккэфри Энн
Орловский Гай Юлий
Березин Федор
Посняков Андрей
Афанасьев Роман
Корнев Павел