колодезной воды. Чтоб зубы ломило. У меня до крови растрескались губы, язык
распух. Даже слюны во рту нет. Сержант опять исчезает. Вижу, как он по
широкому следу гусеницы ползет к убитому танкисту. Что-то делает около него.
Возвращается с фляжкой. Лeжа на животе, задрав голову,- на здоровой шее
напрягаются все мускулы,- пьет. Потом передает мне. Ром. Все же пью.
Растрескавшиеся губы щиплет, как от спирта.
подмигивая мне хитрым глазом:
завидно. Беру второй стаканчик, отламываю хлеба. Лежа под танком плечо в
плечо, едим и наблюдаем. Мед белый, отдает каким-то лекарством.
Синтетический.
есть. Жую хлеб, и песок хрустит на зубах. Сухая земля, и трава, и хлеб - все
под танком воняет керосином. С полным ртом, прожевывая, сержант кивает вверх
на днище танка:
в случае чего - стрелять из танка. Сержант ест, напряженно думает.
пустой стаканчик финкой, сержант кидает его за плечо.
Она разрывается метрах в двадцати от нас. И сейчас же вторая. За танком.
Отползаем вглубь. Закрываем головы руками. Неужели заметил? Еще несколько
мин рвутся вокруг нас. Железные осколки со звоном бьют по броне, по
гусенице. Дым. Ничего не видно. Когда редеет дым, видим танки. Пятнистые в
желтой кукурузе, они движутся cо всех сторон, выплескивая из стволов длинные
молнии. И по всему полю резко бежит пехота. Хватаю трубку, дую, кричу...
Перебило связь!
Слепой от боли, шарю пилотку в темноте. Руки натыкаются на что-то скользкое
и мокрое. На минуту гадливое чувство. Вытираю ладони о тряпье. Впереди, в
низком сиденье, запрокинутая голова танкиста, слипшиеся в крови волосы.
Видно только вперед и немного вбок, и мы плохо понимаем, что происходит.
Танки идут не все. Штук пять остановились в низине и оттуда ведут прицельный
огонь. Чьи-то самолеты ревут над нами.
Он целится долго. Мне ничего не видно, от этого я нервничаю, мне кажется, он
пропустит танк.
стреляет. Стою со снарядом в руках. Выстрел. Снаряд. Танк где-то близко. He
вижу, чувствую только. Стреляй же! Спина его как каменная. Вместe с
выстрелом отклоняется. И сейчас же приникает опять. Кричит чтo-то.
казенник пушки. Смеется. Черная от копоти рука вздрагивает. И тут вижу,
левей нас в посадке сбилась наша пехота. Над головами чья-то рука трясет
пистолетом. А сверху пикируют на них "мессершмитты". И два танка, обходя
горящий, стреляя с ходу, мчатся сюда.
он медлит. Выстрел. Глохну. Снаряд. Выстрел. Поле сквозь узкую прорезь все в
разрывах. Солнце перевалило высоты, слепит глаза, и трудно стрелять.
Раскаленное солнце. И дым. И кажется, все в танке раскалено. Сержант рукавом
размазывает по лицу грязь. Мы стреляем, стреляем, оглохшие, и что-то кричим,
не слыша своих голосов. Это как исступление.
снаряд, слышу частую стрельбу противотанковых пушек. Кукуруза горит. И дым
все сильней. Клоками его несет через нас. Откуда дым? Он уже слепит. И
пахнет гарью. Мы уже плохо видим друг друга. Это где-то близко горит. Я
подаю снаряд и кричу ему в ухо:
кукуруза позади нас. Горит земля. Сплошной черной полосой. Дым уже накрыл
противотанковую батарею. Она стреляет оттуда, из дыма. Ветром огонь несет к
нам. Едкий белый дым ползет по земле. От танка до кукурузы метров сорок.
Сухая трава. По ней огонь пойдет как по шнуру. В танке горючее в баках. И
снаряды. Спасение одно: перекопать землю. Но ничего не успеем и нет лопат.
Нам уже не уйти. Я возвращаюсь в танк.
зрачками смотрит нa меня. Больше мы не говорим. Стреляем, стреляем как
одержимые. Солнце раскаленное, огненное. Кашель рвет горло. И голова пухнет.
И ярость подымается в душе. И отчего-то обидно. Не знаю, на что. Но так
обидно никогда еще не было в жизни.
свет, словно вспыхнуло все, ударяюсь обо что-то твердое, и - пустота.
Подымаюсь на дрожащих ногах. Сержант стонет, держась за живот. Переступая по
выскальзывающим из-под ног гильзам, подхожу к пушке. Стою, держась за нее.
Перед глазами все плывет. Слабыми руками пытаюсь развернуть ее. Заклинило.
Я наклоняюсь к нему, он пытаетcя улыбнуться:
весь плацдарм. А из огня все еще стреляет противотанковая батарея. Цельной
обороны уже нет. В разных местах вспыхивает, перемещаясь, стрельба. Только
немецкие танки, стоя открыто, стреляют в огонь из длинных стволов, добивая
тех, кто еще сопротивляется.
хватает сил. Разрыв! Сержант перестает стонать...
сажи летят в лицо. Замечаю, что гимнастерка на мне тлеет. Прихлопываю
ладонями огонь. Дым eст глаза. Прижавшись лицом к земле, дышу и ползу опять.
В ушах звон. И отовсюду пересекающиеся огненные трассы.
я дышу. Кашель душит. Подсовываю два пальца за воротник, дергаю, обрывая
пуговицы. Нет воздуха. Сердце выскочит сейчас. И тащу, тащу его на себе,
ничего не соображая, задыхаясь, с разъеденными дымом, слепыми от слез
глазами, через огненные искры, через трассы пуль, с шипением впивающихся и
землю.
батарея. Больше она нe стреляет. Втаскиваю за собой сержанта, волоку по ходу
сообщения. Чья-то брошенная землянка. Солома на нарах вся шевелится, кишит
мышами. Они бегут сюда отовсюду, с писком выскакивают из-под ног. Огонь и
дым гонят их сюда. Я разрываю на сержанте гимнастерку. Он лежит безжизненно,
отвернув голову. И тут вижу крошечную ранку над ухом. И кровь. Я тащил его
уже мертвого. И руки мои в его крови.
обезумевшими страшными глазами, размазывает по лицу копоть, кровь и пот.
Сухое рыдание, как спазма, рвет его горло:
плацдармом слепое, расплывшееся солнце.
светит в лицо нам. После короткой артподготовки, поддержанные минометами, мы
выскакиваем из леса, и нам удается сбить незакрепившихся немцев. Мы гоним их
по черной, покрытой пеплом, кое-где дымящейся земле. Пуля перебила у меня
автомат, и я бeгу с одним пистолетом. Около брошенных артиллерийских
позиций, среди убитых коней, зарядных ящиков, разрытой снарядами земли
завязывается рукопашный бой. Новая волна немцев накатывается на нас. Они
выскакивают из-за гребня, черные со стороны света. Длинный немец с
занесенной рукой - в ней что-то блеснувшее - набежал на меня. Я успеваю
скрестить над головой руки. Удар приходится в них. Поймав за кисть,
удерживая другой рукой, выламываю запястье. Близко задохнувшиеся от боли
расширенные зрачки, табачная вонь чужого рта, сдавленный крик. Зверея, мы
ломаем друг друга. И тут страшный удар сзади - и все, качнувшись,
повернулось перед глазами: и немец, и накренившаяся полоса заката... Удар о
землю на минуту вернул сознание, и я вижу, как множество ног в обмотках,
только что бежавших вперед, с той же быстротой мимо, мимо меня бегут
обратно. Выстрелы. Крики. Дым близкого разрыва. Я пытаюсь ползти за ними,