магазин открытым.
события текущего дня, своих и чужих баб, современную молодежь; где и до
политики доходили, а над берегом разбрызгивался задорный голос северного
человека Бельды: "Ты меня еще не знаешь, понапрасну сердце ранишь...",
когда, иссушенный зноем, измученный осетром, рыбинспекцией и мотором, в
берег бузнулся Грохотало на лодке.
изубытился, пережил такое крушение и остался на суху, а ему так необходимо
напиться, размочить душу, обалдеть до беспамятства и в обалдении огрузнуть
телом, упасть, заснуть. Грохотало с хрустом сжимал и разжимал кулаки, будто
делал гимнастику пальцев, дышал прерывисто, толчками, выбрасывая:
Щас пиду та изволохаю свою бабу, як бог черепаху, й-е батьки мать!.. -
наконец вызрело и выкатилось разумное решение.
не сыскав ее, Грохотало схватил топор, изрубил в щепки комод, выбросил в
окошко слишком громко, по его мнению, говорящий радиоприемник "Восток". Не
проняло. Тогда Грохотало облил бензином дом и пристройки, намереваясь
спалить все хозяйство дотла, но уж тут баба его не выдержала, заорала
лихоматом в погребе, сбежался народ, миром навалился на зава фермой, с
трудом его повязал, и никто потом так и не поверил, что весь погром
Грохотало учинил в трезвом виде. "Не может такого быть!" - говорили чушанцы.
ружьем по улицам Командор, отыскивая погубителя дочери; на другом конце
селения крушил домашний скарб Грохотало, на Енисее тонули какие-то
байдарочники. Кого вязать? Кого спасать?
большая - здесь от веку кто-нибудь кого-нибудь гоняет, палит из ружья,
рубит, колет, а вот байдарочники вроде бы перетонули, до них руки не дошли,
да и чего их сюда несло? Плавали бы где в другом месте, на малых реках.
x x x
активность, но реже и реже выходит на поиск, один вовсе не рискует шляться,
натаскивает сына бывшего рыбинспектора. Сходит отпрыск Семена в армию и,
пожалуй что, возьмется за рыбоохрану. Тяжело придется - всех и все знает,
гаденыш, неотмолимый, да еще и сообразительный! Придумал: не гоняться по
реке за браконьерами, не имать их "с поличным", а просто-напросто встречать
и проверять лодки в поселке. Девайся куда хочешь, отсиживайся в протоке,
хоронись в речках, жди ночи иль когда из дому за рыбой придут. Волей-неволей
пришлось сбывать рыбу на сторону. Вот и валялись у огонька добытчики, ждали
подходящее судно.
отчего-то сторонился Командора, терпеть его не мог и не скрывал этого.
Котел, чайник, веревки, спрятанные Колей в лесу, мы так и не сыскали. Сердит
Аким, ворчлив, ругался под нос, подшвыривал в лодке барахло. Рыбачки меж тем
подваливали и подваливали, прятались с лодками за мысом Опарихи. На приволье
сварили ведро стерляжьей ухи, споро хлебали ее деревянными ложками, пили
вино кружками и прокатывались насчет алкоголизма - любимейшая тема
современности, не переставали изводить Грохотало осетром, но Грохотало
сделался еще громадней, еще закомлистей, его уже не только насмешками -
пулей не пробить. Горбясь медвежьим загривком, он сидел отшибленно ото всей
компании, по другую сторону костра, на чурбаке, чавкал, пожирая харч. Хлеб
он не резал, отхватывал зубами прямо от булки, затем острущим ножом пластал
вместе с кожей кус сала, кидал его в рот, будто дополнительный заряд в
казенник орудия, после чего мочалкой сгибал горсть берегового лука, макал в
хрушкую соль, затыкал им разверстый малиновый зев и принимался жевать,
тоскливо куда-то глядя при этом и о чем-то протяжно думая. "Едо-ок!" -
завистливо вздохнул я.
прорезиненной куртке, в вязаной городской шапочке толкнул в бок соседа,
кивая в мою сторону, - сибиряку обносить ложкой или чаркой людей позор и
наказание.
шуршала, не гнулась все та же телогрейка, в которой он был и два года назад,
- от ворота до подола измазанная рыбьими возгрями, местами она уже ломалась.
- У их, - указал он вдаль деревянной ложкой, - вступил в полную борьбу закон
против алкоголизьмы. Гай-ююю-гав!..
подвинулся, потеснил городского, тот старшего Утробина. Аким пожимал
плечами, как, мол, хочешь - быть в компании без своей доли он считал
зазорным, - "своей" я ему не дал купить - больно канительно с ним выпившим.
Я вынул из рюкзака хранимую на всякий случай бутылку коньяка и поставил к
котлу:
признали баловством расход, лучше бы на эти деньги купить две бутылки водки,
но с легким вздохом простили мне такое чудачество, и Дамка услужливо скусил
с горла железку, вытащил зубами пластмассовую пробку.
мудро советовано: "Вдругоредь покупать две бутылки вместо одной" - и еще
наказано: "Ешь, пей, гостюй, но не продерьгивай". Я обещал "не
продерьгивать". Мужики не поверили, однако сделали вид, что успокоились, и
повели научный разговор на тему: как платят писателям и сколько процентов
правды они могут допустить в своих сочинениях. Сошлись на пяти процентах. В
связи с разочарованием, постигшим добытчиков в оплате нашего труда,
вспомянуто было о приборе, сконструированном для ловли браконьеров в ночное
время. "Тем, кто выдумывает экую пакость, платят небось больше". И что
происходит в миру? Что деется? Сам себя человек доводит до лихих дел, сам
себя в тюрьму садит, сам для себя изобретает заплот, проволоку, чтобы
оттудова не убежать? "Могилу сами себе роем!.."
коленям Аким, возбужденно сверкая глазками. - Гулять дак гулять! - И под гул
одобрения принес из кустов "огнетушитель" - большую бутылку с дешевым вином,
лихо именуемым: "Порхвей". Вот тебе и Аким! Прихватил тайно от меня бутылку
или запасы у него тут?
улыбаясь, добытчики намекали - к Раюсе. Продавщица так была "втюримшись" в
ядовитого чеченца, что, невзирая на суровый закон об алкоголизме, ночью
отперла магазин и отпустила спиртное, за что крепко ее тиснул Командор,
поцеловал и умчался, помня про "коллектив", посулясь, однако, днями завезти
Раюсе свежей стерлядочки и потолковать "о личном".
берегу. Костер поднят до небес, комаров никто не слышит. Клокочет в ведре
уха, скрюченные стерляжьи хвосты летят куда-то ввысь, в пламени, в искрах.
крючимся!
по рогам! Душа горит, драки просит!
Трай-рай-трай-рай-рам...
Грохотало, съевший буханку хлеба, беремя луку, пластушину сала. Сон его был
безмятежен и глубок. Он ничему не внимал, лишь когда канительный Дамка в
пляске наступил ему на руку или еще на что, остановил на мгновение храп.
Сразу сделалось слышно коростеля и других птиц в природе: отмахнул Дамку,
точно комара, и пока тот, ушибленный приземлением, взнимался из-под берега,
отплевывался, Грохотало снова равномерно заработал всеми своими двигателями,
колебля костер, всасывая в себя земную тишь, ароматы цветов, прохладу,
изрыгая все уже в переработанном виде вонючим, раздавленным, скомканным. Но
Контровский Владимир
Лондон Джек
Маркелов Олег
Шилова Юлия
Перумов Ник
Прозоров Александр