Чтение 25–й страницы книги ~Привидение в кроссовках~

- Вы не напомните, как звали бывшего мужа Ксении Шмелевой и где он жил?

- Напомню, - усмехнулась Вика, - мы пару раз встречались, они приходили к нам, а мы с братом бывали у них. Его имя Валерий, вот отчество не припомню... Сергеевич, Михайлович... О! Константинович! Вот, точно, Валерий Константинович Алтуфьев, такой серьезный, напыщенный человек.

- Отчего вы так решили? Виктория замялась:

- Ну мы же люди молодые, любим повеселиться, пошутить. Один раз собрались у Ксении по какому-то поводу, гостей было много, человек пятнадцать, заговорили об именах.

Тут один дурачок, услыхав, что фамилия Валерия Алтуфьев, заржал и сказал:

- Это у тебя в честь Алтуфьевского шоссе фамилия. Небось дед его строил!

Другой бы начал смеяться до колик, но Валера неожиданно встал, торжественно распахнул входную дверь и надменным тоном заявил:

- Ступай вон, никому не позволено шутить над славной фамилией дворян Алтуфьевых.

Все просто обомлели от такого поворота событий.

- Адрес, адрес подскажите и телефон, - затряслась я в нетерпении.

- Ну, - протянула Вика, - Солянка, это я хорошо помню. Такой огромный серый дом, внизу магазин "Ткани", номер квартиры забыла, а телефон есть.

Дергающимися от возбуждения руками я записала нужные цифры и выслушала наставление:

- Только трубочку держите долго, гудков двадцать, тридцать. Обязательно подойдут.

- А вдруг дома никого не будет?

- Валерий художник, - ответила Вика, - одна из комнат у него под мастерскую оборудована.

Я повесила трубку и уже хотела вновь набрать номер, как острая боль воткнулась в поясницу. Врагу не пожелаю подобных ощущений. В глазах потемнело, сложившись пополам, я рухнула на диван лицом возле мобильного телефона. Боясь глубоко вздохнуть, потыкала в кнопки.

- Скорая, двенадцатая, слушаю.

- Умоляю, так плохо, болит спина, погибаю.

- Адрес?

- Книжный магазин на Федосеева.

- Кому плохо?

- Васильева Дарья Ивановна, директор.

- Кто вызывает?

- Сама звоню, поторопитесь, сейчас умру!

- Ждите, - равнодушно уронила диспетчерша и отсоединилась.

Потекли минуты. В кабинет никто не заходил, то ли не было необходимости, то ли Аллочка, как всегда, успешно решала все проблемы. Маруся с Лелей в школе, Зайка с Аркашкой разгуливают по Питеру, Александр Михайлович нежится в Таиланде, устроившись в тени кокосовой пальмы. Никто из них даже и не подозревает, как мне плохо, ужасно, катастрофично...

Боль штопором ввинчивалась в спину, одновременно подташнивало и хотелось в туалет, тело покрылось потом, ноги и руки дрожали, а "Скорая" все не ехала. Ей-богу, ее следует называть "Медленная" медицинская помощь.

Внезапно я сумела глубоко вздохнуть. Боль в пояснице исчезла, тошнота пропала, блаженное состояние нирваны охватило меня. Господи, как хорошо, когда ничего не болит, какое счастье быть здоровой, хотя понимаешь эту простую истину, только занедужив.

Я сначала села, потом встала. В поясницу более не ввинчивался штопор, испарина исчезла, только слегка подрагивали ноги. Интересно, что такое приключилось со мной? Ладно, не станем ломать голову над пустяками, что бы ни было, оно прошло без следа, испарилось. Значит, надо отменить вызов, я добропорядочная гражданка, и, если мне уже не нужна медицина, следует сообщить об этом. Вдруг из-за того, что бригаде придется ехать сюда абсолютно зря, кто-нибудь умрет, не получив помощи.

- "Скорая", девятая.

- Простите, - торжественно заявила я, - отмените вызов в книжный магазин по адресу улица Федосеева.

- Что случилось?

- Помощь ехала очень долго, она опоздала, больная более не нуждается в медицине.

- Дарья Ивановна Васильева более не нуждается в услугах врачей? - вежливо спросила диспетчер.

- Да, - подтвердила я, - помощь опоздала.

- Хорошо, - ответила девушка, - приму соответствующие меры.

Я легла на диван и закрыла глаза. Ничего не болит, но во всем теле ощущается невероятная слабость, даже разбитость. Полежу тихонечко, авось пройдет, но усталость превратилась в каменную тяжесть, я сложила руки на груди, вытянулась и... задремала. Сквозь дымку сна послышался лязг и шорох. Потом чьи-то грубые, жесткие руки стали хватать меня за ноги, на палец что-то привязали... Пытаясь проснуться, я замычала, села и услыхала вопль:

- ...черт-те что!

Возле дивана стоял плохо выбритый мужик в слишком коротком, грязном, когда-то белом халате. В руках он держал бинт.

- ... - повторил он, - ты жива?

- Ясное дело, - удивилась я и тут увидела, что с большого пальца моей правой ноги свисает бирка, вырезанная из куска клеенки.

Я посмотрела на рыжий прямоугольник, в полном изумлении прочитав надпись, выведенную фиолетовым фломастером, и обалдело спросила:

- Это что?

- Это всем мертвякам цепляют, - объяснил санитар. - Умерший говорить не могет. Вот и тебе привязал. "Дарья Ивановна Васильева". Только никак не пойму, ты что, живая?

- Хочешь, укушу? Сразу поймешь, что перед тобой не труп, - обозлилась я. - Что тут вообще происходит? Ты кто такой?

- Труповозка, - бесхитростно пояснил мужик, - вызов поступил, "Скорая" сообщила: Федосеева, в книжном, лежит тело директора, Дарьи Ивановны Васильевой.

- Что?!

- А то, - вздохнул санитар, - поскольку место общественное, не личная квартира, мы тут же явились, прям как сивки-бурки.

Я только открывала и закрывала рот, не понимая, что происходит. Не успела кое-как привести мысли в порядок, как раздался крик и в кабинет влетела толпа красных, возбужденных продавщиц. Впереди, естественно, неслась возбужденная Света. Увидав меня, она остановилась, словно налетев на невидимую преграду, потом завизжала:

- А-а-а, идиоты, сволочи, мерзавцы! Бей их, девчонки.

Шура и Лиля мигом вцепились в двух довольно щуплых парней, вошедших следом за ними в мои кабинет. Юноши держали нечто, больше всего напоминающее гигантскую пластмассовую мыльницу оранжевого цвета. Когда разъяренные непонятно почему девицы вцепились в мужиков острыми ногтями, парни выронили ношу на пол, и я поняла, что это такие странные носилки.

- Гадины, - шипела Света, целясь острым носком туфельки в одного из парней.

- Подонки, - вторила Лиля, яростно выдирая из головы другого пучки белесых волос.

- Ща мужу позвоню, шутники, - добавила Щура, пиная того, кто стоял возле меня, - ща мой Женька явится, ох и не завидую я вам, он человек горячий, мигом бетоном зальет и в болоте утопит.

- Сеня, - завопил первый парень, отбиваясь от Светы, - объясни этим козам!

- Что ты сказал? - подскочила Шура и, бросив трясти Сеню, кинулась к говорившему. - Мы козы? Тогда ты... козел!

- Ах так, - взвился парень, и началось.

До сих пор мне никогда не приходилось принимать участие в массовой драке. Опыта кулачных боев у меня нет, поэтому, поджав ноги, я в ужасе следила за разворачивающимися в кабинете событиями. Шесть тел сплелись в клубок. Изредка доносился разгоряченный мат и визг. На какую-то секунду в дверь всунулась завскладом Лидочка, но, увидав побоище, мигом скрылась. Минут через пять я испугалась. Девчонки не думали останавливаться, парни тоже вошли в раж.

- Немедленно прекратите, - пискнула я с дивана.

Сами понимаете, что мои слова не возымели никакого действия. Надо было вызвать милицию. Я потянулась к телефону, и тут дверь в кабинет с треском распахнулась, появились два милиционера и заорали:

- А ну, прекратили безобразие, живо!

Я удивилась, надо же, как стала работать вневедомственная охрана. Стоило подумать, а они тут как тут; фантастика, да и только.

Клубок дерущихся распался на составные части. Я оглядела участников битвы. У Светы разорваны блузка и колготки, у Лили разрушена прическа, Шурочка лишилась жемчужного ожерелья. Белые бусинки были раскиданы по всему помещению, парням пришлось хуже. У Сени под глазом наливался синяк, губа разорвана, у двух других санитаров - оцарапанные лица и выдернуты клочья волос. Одежда же у всех троих превратилась в лохмотья, словно парни дрались со львами, а не с тремя хрупкими девушками.

- Всем молчать! - рявкнул один из ментов, я посмотрела на него и тяжело вздохнула. По вызову опять прибыли Соловьев Дмитрий Юрьевич и Павел.

- Ну-ка, быстро, - велел Дмитрий Юрьевич, тыча в одного из парней, - имя, фамилия?

- Андрей Мосин.

- Почему дрался?

- Эти козы...

- Сам козел! - заорали девчонки.

- Молчать! - рявкнул Соловьев. - Продолжай.

- Эти козы...

- Сам козел!

- Эти козы...

- Дорогой Дмитрий Юрьевич, - робко предложила я, - может, пусть лучше девушки расскажут, а то Андрея на козах заклинило.

- Здрасьте тебе, Дарья Ивановна, - сказал мент, - знаешь, где у меня твой объект стоит, вот! - Он провел ребром ладони по горлу. - Каждую ночь происшествие! То привидение тут, понимаешь, носится, то мужик в аквариуме тонет. А сейчас того лучше, драку среди бела дня затеяли. Постыдились бы, вроде приличное место, книжный магазин.

- Как вы узнали про драку?

- Лидия, завскладом, вызвала. Что опять приключилось?

- Так они, - обиделась Шура, - шутят по-идиотски.

- Говори!

Шура принялась повествовать. Сначала в магазине появился Сеня и спросил у Светы:

- Где тут ваша Дарья Ивановна Васильева?

Вид мужика в грязном белом халате не удивил девушку. В магазин вечно являются проверяющие, этот небось из санэпидстанции, поэтому Света преспокойно ответила:

- В кабинете, на диване.

- Откуда ты знала, что я лежу на диване? - удивилась я.

- Заглядывала к вам минут за десять до этого, увидела, что вы спите, подумала, мигрень схватила, - пояснила Светочка.

Семен ушел. Следом появились еще двое парней и потащили носилки.

- Эй, эй, куда? - замахала руками Света.

- За трупом приехали, - бодро возвестил Андрей.

- Чьим? - обалдело поинтересовалась Лиля.

- Дарьи Ивановны Васильевой.

- Не может быть, - ахнула Шура, - она только утром живехонька по магазину бегала!

- Дело такое, - философски вздохнул Андрей, - сейчас есть, потом чик, и нету!

Вместе с санитарами, в полном ужасе, продавщицы поднялись в кабинет и увидели директрису, сидящую на диване.

- Хороши шутки, - злилась Шура, - вот мужу пожалуюсь!

- И кто у вас супруг? - полюбопытствовал Павел.

- Женя Бетон, - рявкнула Шура. Менты замолчали, потом Соловьев осторожно сказал:

- Известный человек, ладно, коли недоразумение ликвидировано, то, думаю, следует разойтись.

- Вы их не арестуете? - спросила Лиля.

- Так за что?

- За идиотские шутки! - вскипела Шура.

- У нас наряд, - отбивался Сеня, - прикиньте, как я перепугался, когда она села.

Павел покосился на бирку, свисающую с большого пальца моей ноги, и хмыкнул:

- Ну и кто наряд вызвал?

- Во, смотри, - велел Сеня, подсовывая менту какую-то бумажку.

- Ща проверим, - пригрозил Соловьев и начал звонить.

- Ну что, - спросила я, когда разговор закончился, - в чем дело?

- "Скорая" сообщила, - заявил Соловьев, - будто поступил вызов в магазин на Федосеева. Потом перезвонила женщина и сообщила, что помощь уже не нужна, она опоздала, а поскольку речь шла об общественном месте, диспетчер вызвала труповозку. Она новенькая, работает первую смену, вот и совершила глупость. Так как, был факт звонка?

- Был, - ошарашенно подтвердила я.

- О смерти кто сообщал?

- Я.

- Зачем?!!

- То есть не я, то есть я, но они не так поняли. Я сказала просто, что помощь долго едет, больная в ней больше не нуждается, врачи опоздали... Я хотела донести до них совсем другие сведения: больная выздоровела, а они решили: умерла! Вот дикость! И труповозку прислали!

- Дикость в другом, - вздохнул Соловьев. - Отчего у вас вечно какая-то дрянь получается. Вот дождетесь, придет сигнал на пульт, а мы не приедем!

- Прав не имеете, - рявкнула Шура, - только попробуйте, мало не покажется, ясно?

- Пошли, Павлуха, - велел Дмитрий Юрьевич.

- Мы с вами! - крикнули санитары и, подхватив носилки, бросились по ступенькам вниз.

Продавщицы тоже ушли. Шура обернулась и сказала:

- Дарья Ивановна, хоть бирку с пальца снимите, а то жуть глядеть!

Я сдернула с ноги ленточку из марли, на которой болтался клочок клеенки. Ну почему со мной вечно происходят неприятности?

ГЛАВА 31

Валерий и впрямь долго не подходил к телефону. Я слушала протяжные гудки и считала: десять, пятнадцать, двадцать.

- Алло, - раздалось в трубке.

- Добрый день! - радостно закричала я. - Господин Алтуфьев?

- Слушаю.

- Мне сказали, будто вы пишете портреты на заказ.

- Портреты нет.

- Да? А что тогда?

- Пейзажи.

- Великолепно, мне как раз нужен один для гостиной.

- Моя работа стоит тысячу долларов, - торопливо ответил художник.

- О, деньги не проблема, лишь бы картины были хорошими.

- Вас интересует какой-то конкретный вид, - начал переговоры живописец, - или хотите посмотреть уже готовое?

- Я сейчас приеду, говорите адрес...

Примерно через полчаса я, раскрашенная, словно индеец, вступивший на тропу войны, поднималась в огромном лифте, сделанном, похоже, из красного дерева. Представляете, здесь имелись довольно большое зеркало и скамеечка, обитая бархатом. До сих пор я видела подобный подъемник только во Франции, в отеле "Негреско", но тамошняя администрация усиленно делает вид, что на улице девятнадцатый век, в номерах не было телевизоров и холодильников, а горничную нужно вызывать, дергая за шелковый шнур. И несмотря на отсутствие благ цивилизации, постояльцы рвутся в "Негреско" толпами.

Антикварный лифт дотащил меня до самой обычной железной двери. Она мгновенно распахнулась, и на пороге замаячил довольно полный блондин с лицом больной овцы.

- Это вы за пейзажем? - поинтересовался он, даже не поздоровавшись. Я кивнула.

- Входите, - разрешил хозяин.

В прихожей он кинул мне две рваные тапки. Пришлось вылезать из ботиночек "Гуччи" и засовывать ноги в отвратительно засаленную обувь. По возвращении домой выброшу колготки.

- Сюда, - велел художник, - по коридору налево.

Я покорно пошла за хозяином. Наконец мы очутились в довольно просторной комнате, где все было сделано для того, чтобы максимально открыть доступ дневному свету. На чисто вымытых окнах отсутствовали шторы, а мольберт был развернут лицом к льющимся солнечным лучам. Сегодня в Москве был отличный денек: ясный, на небе ни облачка, вот только холодно.

- Здесь готовые работы, - сообщил Валерий и начал демонстрировать полотна.

Мой первый муж, Костик, был художник, поэтому я осведомлена, какие нравы царят в среде живописцев, и хорошо знаю слова, которые следует произносить, нахваливая полотно. Нестандартная композиция, насыщенные планы, живые краски, особое настроение, рука мастера - все эти изъезженные словосочетания мигом ожили в мозгу, рот уже открылся, чтобы их озвучить, но тут Валерий повернул лицом ко мне первый пейзаж, и я мигом лишилась дара речи.

Картина производила странное впечатление. Вроде на ней был изображен мирный еловый лес. Немного мрачновато, но вполне нормально. Стоило же поглядеть на темно-зеленую чашу подольше, как в сердце медленно начинал вползать ужас. Деревья были чудовищны. Изломанные, кривые, жуткие, они росли без всякого порядка, изгибаясь под невероятными углами. Возле пенька, тоже искореженного, наполовину сожженного, сидел плешивый, явно очень больной, доживающий последние минуты заяц. Шубка животного торчала клоками, длинные уши поникли, а из глаз уходила душа. Вверху, на полуоблетевшей березе, нахохлилось несколько ворон, встрепанных и несчастных. Птички с большим интересом поглядывали на отходящего в мир иной зайчика. Всем известно, что вороны большие любители падали, эти явно ждали, когда на полянке останется бездыханное тельце. Картина была насыщена страшным фиолетово-серо-желтым цветом.

Художник поймал тот редкий момент в сутках, когда солнце, уже соскользнув с небосклона, готовится закатиться за горизонт и в последнем усилии бросает свет на окружающую действительность. Пейзаж был, безусловно, написан очень талантливым человеком. В полотне чувствовалось, как говорят критики, "присутствие автора". Согласитесь, иногда читаешь книгу, смотришь картину, но ничто не задевает душу. Слова написаны правильные, а рот раздирает зевота, или краски хороши, но полотно напоминает почтовую открытку... В другой раз просто цепенеешь у картины, хотя вроде бы ничего в ней особенного нет... В чем тут дело? Я не знаю, но пейзаж, представленный мне сейчас, явно создал одаренный человек, но его дарование было со знаком минус. На душе не делалось светло и чисто, наоборот, увидев полотно, вы ощущали тревогу и тяжесть. Я бы не хотела иметь подобную вещь дома.

Надо отдать должное Валерию, он был не только талантлив, но и чуток. Отставив пейзаж в сторону, художник улыбнулся:

- Вижу, эта работа не пришлась вам по сердцу, давайте следующую посмотрим.

Странным образом улыбка сделала лицо хозяина злым, жестким, даже жестоким.

Я вздрогнула и, наклеив на физиономию самую сладкую мину, попыталась изобразить из себя сахар в шоколаде. Но получалось плохо, потому что новый пейзаж, показанный художником, заставил меня вздрогнуть. На этот раз было поле, изрытое ямами. По спине побежал холодок, и я невольно передернулась. "Словно кто-то прошел по моей могиле", - говорила в таких случаях бабушка.