лучше не допытывать о них немой судьбы...
пел. Павел прислушался: то был его любимый гимн. Он вспомнил мызу
Паульслуст, музыкальные утра Нелидовой и ее предстательство за Ракитину.
вам еще просьба... Особа, которой я хотел бы искренно, во что бы то ни
стало, услужить, желает знать одну вещь.
высочеству?
здесь, в Италии, в Испании, вообще у моряков, жив ли один флотский? Он был
на корабле, который пять лет назад погиб без следа.
произнес граф Северный.
о каменные ступени. Вдали, окутанный сумерками, колыхался темный, с
подвязанными парусами, очерк корабля.
Но прежде, чем уйти в море и ответить на новый ваш вопрос, мне бы
хотелось, простите, знать... будет ли граф Северный, взойдя на престол,
более ко мне снисходителен, чем министры его родительницы? Позволит ли он
мне в то время снова навестить его страну, каков бы ни был ответ мой о
моряке?
прадеда, несколько улеглось. Он начинал более собою владеть. Вопрос
собеседника привел его в негодование. "Наглец и дерзкий пролаз! - подумал
он с приливом подозрительности и гнева. - Каково нахальство и какой дал
оборот разговору! Базарный акробат, шарлатан!.."
несколько одумавшись, - впрочем, я убежден, что в новый приезд вы в России
во всяком случае найдете более вежливый и достойный чужестранца прием.
иносказательное, пустое.
миртовую ветвь...
он погиб?
жил среди бедных прибрежных монахов.
где он жил.
в монастырском архиве одну, нужную мне, древнюю латинскую рукопись.
в мучительном сомнении раздумывал Павел. - По виду - ловкий отгадчик,
смелый шарлатан, не более... Но откуда все это сокровенное - берега
Африки, имя погибшего корабля... и эта условленная, роковая, миртовая
ветвь? Неужели выдала Катерина Ивановна? Но он ее не видел, она нездорова,
все время не выходит из комнат, никого не принимает и нигде не была..."
виднелась шкуна, уже начинался рассвет.
низменно-мещански изгибаясь, собеседник, - дозволите ли?
рассвета, бархатный с блестками наряд мага и, сняв маску, не говоря более
ни слова, угрюмо и величаво, пошел назад по опустелой набережной.
разъяснили ей мучительной загадки министры, рыцари и послы; пошлем ей
миртовую ветвь итальянского скомороха и вызывателя духов"
36
Новикова и о возврате из Сибири Радищева.
собор Петропавловской крепости. Полицеймейстер Архаров предложил государю
взглянуть на главное здание Алексеевского равелина, где в то время
кончались неотложные исправления. Один из казематов привлек особое
внимание высоких посетителей.
коменданта.
стекле алмазом - o Dio mio! [О, бог мой! (ит.)]
впрочем, был новый, не успел еще ознакомится с преданиями о прошлом
крепости.
Почерк женский. Бедная! Кто бы это был?
величество, несчастье с моряком Концовым и ту девушку из Малороссии?
наводнением.
взглянув на Нелидову и указав ей в окно на одиноко разросшуюся среди
глухого сада равелина белую березу, шепнула:
Архарову:
прискорбное дело... Были смутные времена: покушение Мировича, бунт
Пугачева, потом эта... эта... несчастная... Я видел слезы матушки... она
до своей кончины не могла себе простить, что допустила допрашивать
арестованную в свое отсутствие из Петербурга.
инвалида Антипыча, двадцать лет назад служившего сторожем в крепости...
Инвалид указал на какого-то огородника, а этот на дьячка Казанской церкви,
видевшего когда-то при переборке церковных дел у покойного протоиерея отца
Петра сундук с бумагами и в нем некий важный, особо хранившийся пакет.
оказалось. Нашли его внучку, дочь его племянницы Варвары, жену сенатского
писца. Ее навестил сам Архаров, но также ничего не добился. Куда делся
сундук с бумагами отца Петра и был ли он, с другою рухлядью, по его смерти
отослан племяннице в Москву, или иному кому, никто этого не знал.
монастыре, где некогда поселилась Ирина и где она, приняв окончательный
постриг, тихо скончалась в престарелых годах, горячо молясь за погибшего в
море жениха, раба божьего Павла.
Петра" - и между ними засохшую миртовую ветвь, при письме одной важной
особы. Бумаги у игуменьи выпросил на время и зачитал любитель старины
сосед, кончивший впоследствии жизнь в чужих краях.
в чужие края графа и графини Северных. Его побочный сын от таинственной
княжны Таракановой, Александр Чесменский, умер в чине бригадира в конце
прошлого века.
Григорьевич оставил после себя единственную, умершую безбрачною, дочь,
известную графиню Анну Алексеевну, и скончался в Москве в царствование
императора Александра I, накануне рождества, в 1807 году.
Таракановой, или в крепкую душу графа Алехана до конца жизни не западало
укоров совести - неизвестно.
Алексея Григорьевича были особенно невыносимы. Чтоб не было на улице
слышно ужасных стонов и криков умирающего "исполина времен" - было
признано нужным заставить его домашний оркестр, разучивавший в соседнем
флигеле какую-то сонату, играть как можно громче.
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Контровский Владимир
Жюль Верн
Каргалов Вадим
Мурич Виктор