французские солдаты, таща из ворот мебель и разный хлам. В
раскрытые окна виднелись потные и красные, в касках и
расстегнутых мундирах, другие солдаты, расхаживавшие по комнатам
и горланившие из окон тем, кто стоял на улице. "Неужели грабеж?..
Бедный Квашнин!" - подумал с изумлением Базиль, видя, как
приземистый и малосильный, с кривыми ногами и орлиным носом,
французский пехотинец, отмахиваясь от товарищей, с налитым кровью
лицом тащил увесистый узел женского платья и белья, приговаривая:
"Это для моей красавицы, это в Париж!" ("C'est а та belle, c'est
pour Paris!") Проехав далее, проводник Базиля узнал от встречного
офицера, что штаб-квартира Мюрата не в Замоскворечье, а у Новых
рядов, на Вшивой горке. Перовский и адъютант повернули назад и
скоро подъехали к обширному двору золотопромышленника и заводчика
Баташова. У въезда в ворота стояли конные часовые; в глубине
двора, у парадного подъезда, был расположен почетный караул. На
крыше двухъярусного дома развевался королевский, красный с
зеленым, штандарт. В саду виднелись разбитые палатки, ружья в
козлах и у кольев нерасседланные лошади, бродившие по траве и еще
не уничтоженным цветникам. На площадке крыльца толпились
генералы, чиновники и ординарцы. Все чего-то как бы ждали. У
нижней ступени, в замаранном синем фраке, в белом жабо и со
шляпой в руках, стоял, кланяясь и чуть не плача, седой толстяк.
- Что он там городит? (Q'est-ce qu'il chant, voyons?) - крикнул с
досадой, не понимая его, дежурный генерал, к которому толстяк,
размахивая руками, обращался с какою-то просьбой.
- Вот русский офицер, - поспешил указать генералу на Перовского
подъехавший адъютант Себастьяни, - он прислан сюда к его
величеству.
- А, тем лучше! - обратился генерал к Перовскому. - Не откажите
объяснить, о чем просит этот старик.
Проситель оказался главным баташовским приказчиком и дворецким.
- Что вам угодно? - спросил его Базиль, не слезая с коня. -
Говорите, я им переведу.
- Батюшка ты наш, кормилец православный! - вскрикнул, крестясь,
обрадованный толстяк. - Вы тоже, значит, пленный, как и мы?
- Нет, не пленный, - покраснев, резко ответил Базиль. - Видите, я
при шпаге, следовательно, на свободе... В чем дело?
- Да что, сударь, я - здешний дворецкий, Максим Соков... Налетели
эти, нечистый их возьми, точно звери; тридцать одних генералов, с
ихним этим королем, и у нас стали с вечера, - произнес дворецкий,
утирая жирное лицо. - Видим - сила, ничего не поделаешь! Ну,
приготовили мы им сытный ужин; все как есть пекарни и калачни
обегали - белого хлеба нет, один черный, самому королю всего
чвертку белой сайки добыли у ребят. И озлились они на черный
хлеб, и пошло... Всяк генерал, какой ни на есть, требует себе
мягкой постели и особую опочивальню. А где их взять?
Максим с суровым упреком поглядел на французов.
- Король изволил откушать в гостиной и лег в господской спальне,
- продолжал он, - прочих мы уложили в столовой, в зале и в
угольной. И того мало: не хотят диванов и кушеток, подавай им
барские перины и подушки, а наших холопских не хотят, швыряют...
Всю ночь напролет горели свечи в люстрах и в кенкетах... нас же,
сударь, верите ли, как кошек за хвост тягали туда и сюда...
Убыток и разор! А нынче утром, доложу вашей чести, как этот
генералитет и вся чиновная орава проснулись разом, - в доме, в
музыкантском флигеле, в оранжереях и в людской, - один требует
чаю, другой кричит, - закуски, водки, бургонского, шампанского...
Так сбили с ног, хоть в воду! Базиль перевел жалобы дворецкого.
- Oui, du champagne! (Именно, шампанского!) - весело улыбнувшись,
подтвердил один из штабных. - Но что же ему нужно?
- Баб тоже, ваше благородие, сильно обижали на кухне и в саду, -
продолжал, еще более укоризненно поглядывая на французов,
дворецкий. - те подняли крик. Сегодня же, смею доложить, - и вы
им, сударь, это беспременно переведите, - их солдаты отняли у
стряпух не токмо готовый, но даже недопеченный хлеб... Где это
видано? А какой-то их офицер, фертик такой, чумазенький - о, я
его узнаю! - пришел это с их конюхами, прямо отбил замок у
каретника, запряг в господскую венскую коляску наших же серых
рысаков и поехал в ней, не спросясь... Еще и вовсе, пожалуй,
стянет... Им, озорникам, что?.. У иного всего добра - штопаный
мундирчик да рваные панталошки, а с меня барин спросит... скажет:
"Так-то ты, Соков, глядел?.."
Перовский перевел и эти жалобы.
Слушатели хохотали, но вдруг засуетились и стихли. Все бросились
к верхним ступеням. На площадке крыльца показался стройный,
высокого роста, с римским носом, приветливым лицом и веселыми,
оживленными глазами еще моложавый генерал. Темно-русые волосы его
на лбу были коротко острижены, а с боков, из-под расшитой золотом
треуголки, падали на его плечи длинными, волнистыми локонами. Он
был в зеленой шелковой короткой тунике, коричневого цвета
рейтузах, синих чулках и в желтых польских полусапожках со
шпорами... На его груди была толстая цепь из золотых одноглавых
орлов, из-под которой виднелась красная орденская лента; в ушах -
дамские сережки, у пояса - кривая турецкая сабля, на шляпе -
алый, с зеленым, плюмаж; сквозь расстегнутый воротник небрежно
свешивались концы шейного кружевного платка. То был
неаполитанский король Мюрат. Дежурный генерал доложил ему о
прибывшем русском офицере. Приветливые, добрые глаза устремились
на Перовского.
- Что скажете, капитан? - спросил король, с вежливо приподнятою
шляпой молодцевато проходя к подведенному вороному коню под
вышитым чепраком.
- Меня прислал генерал Себастьяни. Вашему величеству было угодно
видеть меня.
- А, да!.. Но простите, мой милый, - произнес Мюрат, натянув
перчатки и ловко занося в стреми ногу, - видите, какая пора. Еду
на смотр; возвращусь, тогда выслушаю вас с охотой... Позаботьтесь
о нем и о коне, - милостиво кивнув Базилю, обратился король к
дежурному генералу. Сопровождаемый нарядною толпою конной свиты,
Мюрат с театральной щеголеватостью коротким галопом выехал за
ворота. Дежурный генерал передал Перовского и его лошадь
ординарцам. Те провели Базиля в угловую комнату музыкантского
флигеля, окнами в сад. Долго сюда никто не являлся. Пройдя по
комнате, Базиль отворил дверь в коридор - у выхода в сени
виднелся часовой; он раскрыл окно и выглянул в сад - невдали, под
липами, у полковой фуры, прохаживался, в кивере и с ружьем,
другой часовой. В коридоре послышались наконец шаги. Торопливо
вошел тот же дворецкий Максим. Слуга внес за ним на подносе
закуску.
- Ах, дьяволы, прожоры! - сказал дворецкий, оглядываясь и бережно
вынимая из фрачного кармана плетеную кубышку. - Я, одначе,
кое-что припрятал... Откушайте, сударь, во здравие... настоящий
ямайский ром. Перовский выпил и плотно закусил.
- Петя, - обратился дворецкий к слуге, - там, в подвале, ветчина
и гусиные полотки; вот ключ, не добрались еще объедалы, будь им
пусто... да свежее масло тоже там, в крыночке, у двери... тащи
тихонько сюда... Слуга вышел. Максим, утираясь, сел бочком на
стул.
- Будет им, извергам, светло жить и еще светлее уходить! - сказал
он, помолчав.
- Как так? - спросил Базиль.
Жюль Верн
Пехов Алексей
Шилова Юлия
Володихин Дмитрий
Елманов Валерий
Шилова Юлия