его уже неотступно: они отравляют его досуг, от них его сны становятся
кошмарными и ночи мучительными. Сначала этот угол вызывал в нем странную
неприязнь: он чувствовал, будто при взгляде на него в его мозгу зарождается
нечто столь же страшное, чего не должно там быть и что разрывает болью его
череп. Потом он начал бояться его, потом ему стал сниться этот угол и
какие-то люди, которые на него указывают и шепотом называют по имени то, что
в нем скрыто. Затем он уже не мог выносить его вида, но, однако, не мог и
отвернуться. Теперь каждую ночь в этом углу стал появляться призрак - тень:
нечто безмолвное, ужасное для взора, - но была ли то птица, или зверь, или
Закутанная человеческая фигура, этого он не мог бы сказать.
же он во дворе, он боится вернуться в камеру. Когда наступает ночь, - там, в
углу, встает призрак. Если бы у заключенного хватило мужества подойти и
выгнать его оттуда (он попытался однажды с отчаяния), призрак уселся бы,
нахохлившись, на постель страдальца. В сумерках, всегда в один и тот же час,
некий голос окликает его по имени; когда же тьма сгущается, оживает его
ткацкий станок: даже это ею единственное утешение становится отвратительным
чудищем, которое сторожит его до рассвета.
возвращаются, только все реже и уже не в таком пугающем облике. Он беседовал
о религии с джентльменом, навещающим его, и читал библию, и написал слова
молитвы на грифельной доске, и повесил ее на стене как залог того, что небо
защитит и не оставит его. Теперь он иногда думает о своих детях, о жене, но
уверен, что они умерли или отреклись от него. Его легко довести до слез; он
мягок, покорен, дух его сломлен. По временам прежние терзания начинаются
снова, - самая малость может вновь оживить их: знакомый звук или аромат
летних цветов в воздухе, но теперь это не длится долго, ибо внешний мир стал
видением, а эта одинокая жизнь - горестной действительностью.
ибо коротким он не может быть, последние полгода едва ли не самые тяжелые,
так как тогда он начинает думать, что в тюрьме вспыхнет пожар и он сгорит
среди развалин; или что ему суждено умереть в этих стенах; или что его
задержат здесь по какому-нибудь ложному обвинению и дадут новый срок; что-то
все равно что - должно случиться и помешать ему выйти на свободу. И это
естественно, и против этого не приходится спорить, ибо он так долго был
отрезан от жизни и так долго и тяжко страдал, что любая случайность
покажется ему более вероятной, чем возвращение на свободу, к людям.
освобождения страшит и смущает его. Его разбитое сердце может затрепетать на
мгновение, когда он подумает о внешнем мире и обо всем, что этот мир мог ему
дать за все эти годы одиночества, - но и только. Запертая дверь камеры
слишком долго отделяла его от мирских чаяний и надежд. Уж лучше бы его
повесили в самом начале, чем довели до такого состояния, а потом вернули в
среду ему подобных, которым он более уже не подобен.
чем сравнить его. В нем есть нечто от того напряженного внимания, какое
видишь на лицах слепых или глухих, и вместе с тем ужас, словно они втайне
чем-то запуганы. В каждой тесной камере, куда я входил, и за каждой
решеткой, сквозь которую я глядел, я видел, казалось, один и тот же
трагический облик. Он живет в моей памяти с яркостью образа, созданного
замечательным художником. Пусть пройдет передо мной среди сотни людей лишь
один, только что выпущенный из одиночного заключения, - и я укажу вам на
него.
утонченнее - потому ли, что женщины лучше по натуре и это проявляется в
одиночестве, или потому, что они - создания более мягкие, более терпеливые и
привычные к страданию, - не знаю; но это так. Тем не менее вряд ли нужно
добавлять, что, на мой взгляд, эта кара в отношении их так же несправедлива
и жестока, как и в отношении мужчин.
мук, - мук столь острых и безмерных, что никакая фантазия не могла бы здесь
сравниться с действительностью, - одиночное заключение так болезненно
действует на рассудок, что он теряет способность воспринимать грубую
действительность внешнего мира с его кипучей деятельностью. Я твердо уверен,
что те, кто подвергся такого рода испытанию, должны вернуться в общество
морально неустойчивыми и больными. Известно много случаев, когда люди по
собственной воле или по необходимости проводили свою жизнь в полном
одиночестве, но я вряд ли припомню, даже среди мудрецов, обладавших ясным и
могучим умом, хотя бы одного, у которого такой образ жизни не вызвал бы
умственного расстройства или жутких галлюцинаций. Какие только чудовищные
призраки, вскормленные унынием и сомнением, порожденные и взращенные в
одиночестве, не бродят по земле, обезображивая мир и омрачая лик небес!
неизвестны. Но из этого отнюдь нельзя сделать логический вывод в пользу
самой системы, хотя на этом часто настаивают. Все, кто посвятил себя
изучению душевных болезней, прекрасно знают, что человек может впасть в
такую предельную подавленность и отчаяние, которые изменят весь его характер
и убьют в нем всякую душевную гибкость и способность сопротивляться, - и
однако же он остановится перед самоуничтожением. Это обычная история.
постепенно подтачивает телесные силы. Я обратил внимание тех, кто вместе со
мною был в филадельфийской тюрьме, что преступники, пробывшие здесь долгое
время, становятся глухими. Поскольку они привыкли видеть этих заключенных
изо дня в день, их про сто поразила моя мысль, показавшаяся им
необоснованной и неправдоподобной. И, однако, первый же заключенный, к
которому они обратились по своему собственному выбору, немедленно подтвердил
мое впечатление (хотя и не знал этого): с искренностью, не вызывающей
сомнений, он сказал, что сам не понимает, почему, но он впрямь становится
туг на ухо.
наказание наименее тяжко отражается на закоренелых преступниках. Я нимало не
верю, что как исправительная мера оно более эффективно, чем тот распорядок,
при котором заключенным разрешается работать вместе, но не общаясь друг с
другом. Все случаи исправления, о которых мне говорили, точно таи же могли
бы произойти - и не сомневаюсь, что произошли бы, - и в результате
"безмолвной системы". Что же касается такого рода людей, как тот
грабитель-негр и вор-англичанин, то даже завзятые энтузиасты едва ли
надеются вернуть их на путь истинный.
заключения является то, что противоестественное одиночество никогда не
порождало ничего здорового или хорошего и что в таких условиях даже собака
или любое другое относительно разумное животное пришло бы в уныние, отупело
и зачахло. Но подумав о том, как жестока и сурова эта система и как жизнь в
одиночестве всегда порождает вполне определенные последствия самого
пагубного свойства, против которых мы здесь возражали; припомнив вдобавок,
что в качестве альтернативы предлагается не какая-либо скверная или
непродуманная система, а система вполне себя оправдавшая и по своему замыслу
и практическому осуществлению превосходная, - мы, конечно, найдем более чем
достаточно оснований для того, чтобы отказаться от этого вида наказания,
сулящего так мало хорошего и, бесспорно, чреватого таким обилием дурного.
историей, связанной все с тем же вопросом, - мне рассказали ее, во время
моего посещения тюрьмы, лица, бывшие непосредственными ее участниками.
из Филадельфии и совершенно серьезно стал просить, чтобы его посадили в
одиночную камеру. Когда ему задали вопрос, какая причина побуждает его
обратиться с этой странной просьбой, он ответил, что его неодолимо тянет к
бутылке, - и на свое великое несчастье, он всегда уступает этому влечению: у
него не хватает сил сопротивляться; ему хотелось бы стать недосягаемым для
искушения, и он не мог придумать ничего лучшего. Ему ответили, что тюрьма
существует для преступников, которых осудили по закону, и что она не может
быть использована для всяких причуд; его увещевали воздержаться от спиртных
напитков, что он несомненно мог бы сделать, если бы захотел; кроме того, он
получил и другие отличные советы, после чего ушел, крайне недовольный
результатом своей попытки.
конце концов, посовещавшись, они решили: "Если мы еще раз ему откажем, он
несомненно совершит какое-нибудь преступление, чтобы добиться своего.
Давайте засадим его. Он очень скоро захочет выбраться отсюда, и тогда мы от
него избавимся". Итак, его заставили подписать бумагу, в которой говорилось,
что он находится в тюрьме добровольно, по собственному желанию - дабы он не
мог потом возбудить дело о незаконном заключении; его предупредили, что
дежурному тюремщику будет приказано выпустить его в любой час дня или ночи,
когда он постучит для этой цели в дверь камеры, но попросили запомнить, что,
если он выйдет отсюда, его не впустят обратно. Когда все эти условия были
оговорены и он все же остался при своем желании, его отвели в тюрьму и
заперли в камере.
стоящий перед ним на столе стакан водки, - этот человек пробыл в камере в
одиночном заключении почти два года, занимаясь изо дня в день своим сапожным
ремеслом. Поскольку к концу этого срока здоровье его начало сдавать, врач
рекомендовал ему работать по временам в саду, - это предложение ему очень
понравилось, и он с большой охотой предался новому занятию.
оказалась незапертой: за нею виднелись памятная ему пыльная дорога и
сожженные солнцем поля. Путь для него и так был открыт, как для любого
свободного человека, но едва только он поднял голову и увидел эту залитую
светом дорогу, как, подчинившись безотчетному инстинкту узника, отшвырнул
лопату и со всех ног помчался прочь, ни разу даже не обернувшись.
Скальци Джон
Шилова Юлия
Свержин Владимир
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Шилова Юлия