тихо сочилась среди камыша и болотных трав, словно разрушение древних башен
и кровель и гибель древних людей, обитавших здесь, все еще тяготили ее
совесть.
Ронсильоне - небольшой городок, напоминавший большой свинарник, - где мы и
провели ночь. В семь утра на следующий день мы направились в Рим.
равнине, где, как вы знаете, может найти себе пропитание лишь очень немного
людей и где на протяжении многих миль ничто не нарушает мрачного
однообразия.
Рима, эта - наиболее пригодная и приспособленная под кладбище для Мертвого
Города. Такая безрадостная, такая безмолвная, такая угрюмая; так цепко
хранящая тайну погребенных под нею бесконечных развалин, так похожая на
пустыни, куда, во времена древнего Иерусалима, убегали одержимые бесами и
где они выли, как дикие звери, и раздирали себя на части. Нам нужно было
проехать по этой Кампанье тридцать миль и на протяжении двадцати двух мы не
видели ничего, кроме редких одиноких хижин и иногда пастуха со стадом овец,
похожего на разбойника, обросшего волосами и завернутого в грубый коричневый
плащ. В конце этого перегона мы остановились, чтобы дать отдохнуть лошадям и
подкрепиться самим в обычном унылом, малярийном, маленьком придорожном
трактире, где каждый дюйм на внутренних стенах и балках был согласно обычаю
расписан и разукрашен, но до того жалким образом, что каждая комната
смахивала на изнанку другой, и неумелое подражание драпировкам и беспомощная
мазня, изображавшая кривобокие лиры, казались украденными из какого-нибудь
бродячего цирка.
вдаль, отыскивая глазами Рим, и когда через милю-другую в отдалении
показался, наконец, Вечный Город, он был похож - мне даже страшно написать
это слово - на ЛОНДОН!! Под тяжелою тучею виднелись бесчисленные башни,
колокольни и крыши, а высоко над ними всеми - один большой купол. Клянусь,
что, несмотря на кажущуюся нелепость такого сравнения, с этого расстояния
Рим был настолько похож на Лондон, что, если бы мне показали его отражение в
зеркале, я не принял бы его за что-либо другое.
день мы въехали в Вечный Город через Porta del Popolo {Народные ворота
(итал.).} и сразу наткнулись на хвост карнавала. Тогда, впрочем, мы еще не
знали, что это лишь жалкий кончик процессии масок, медленно круживших по
площади в ожидании, когда удастся влиться в поток экипажей и попасть в самую
гущу празднества; наткнувшись на них так неожиданно, забрызганные дорожною
грязью и утомленные, мы не были достаточно подготовлены, чтобы насладиться
этим зрелищем.
(итал.).}. Тибр был желтый, как ему и полагалось, и стремительно несся между
размытыми, топкими берегами, предвещая всеобщее запустение и развалины.
Маскарадные костюмы в хвосте карнавала поколебали, однако, наши первые
впечатления. Здесь не было величественных развалин, не было торжественных
следов древности - все это в другом конце города. Здесь были длинные улицы с
банальными лавками и домами, какие можно найти в любом европейском городе,
были хлопотливо сновавшие люди, экипажи, ничем не примечательные прохожие и
множество болтливых иностранцев. Все это также мало походило на мой Рим - на
тот Рим, который существует в воображении всех взрослых и детей: уснувший на
солнце среди груды развалин - как площадь Согласия в Париже.
всему этому я был подготовлен заранее, но к тому, что Рим вовсе не Рим, к
этому я подготовлен не был, и, должен признаться, что я укладывался в тот
вечер спать в весьма неважном настроении, и энтузиазм мой заметно
уменьшился.
казался безмерно большим, но вблизи, по сравнению с создавшимся у нас
представлением, действительные размеры его определенно и безусловно
разочаровывали. Красоту площади, на которой он расположен, с ее рядами
стройных колонн и плещущими фонтанами - такой свежей, и широкой, и открытой,
и прекрасной, - нельзя преувеличить, сколько бы вы ни превозносили ее.
Изнутри собор, особенно его свод под куполом, производит незабываемое
впечатление. Но сейчас здесь шли приготовления к празднику; столбы из
великолепного мрамора, на которых покоятся своды, были обернуты каким-то
неуместным красным и желтым тряпьем; алтарь и вход в подземную часовню, в
центре церкви, походили на ювелирную лавку или на декорации первой сцены
очень пышно поставленной пантомимы. И хотя я, смею надеяться, почувствовал в
полной мере красоту этого здания, я не испытал особого волнения. Я бывал
бесконечно больше растроган во многих английских соборах, когда в них
раздавались звуки органа, и во многих английских сельских церквах, когда там
пели хором все молящиеся. Меня гораздо сильнее поразил и пленил своим
величием и своею таинственностью собор св. Марка в Венеции.
купола, и ни за какие деньги не ушли бы отсюда ради осмотра всей церкви), мы
сказали кучеру: "Везите нас в Колизей". Примерно через четверть часа он
остановил лошадей у ворот, и мы вошли.
правда: Колизей и поныне так внушителен и неповторимо своеобразен, что
всякий, входя туда, может, если захочет, увидеть на мгновение это
исполинское здание таким, каким оно было, когда тысячи разгоряченных лиц
были обращены к арене, а там среди вихрей пыли лилась потоками кровь и шла
такая яростная борьба, описать которую бессилен язык человеческий. Но уже в
следующий миг пустынность и мрачное величие этих развалин рождают в
посетителе тихую грусть; и, быть может, никогда больше не будет он так
взволнован и потрясен никаким другим зрелищем, не связанным непосредственно
с его личными чувствами и переживаниями.
уменьшается на один дюйм, - видеть его стены и своды, обвитые зеленью,
коридоры, открытые лучам солнца, высокую траву, растущую на его портиках,
юные деревца, поднявшиеся на разрушенных парапетах - случайно выросшие из
случайных семян, оброненных птицами, гнездящимися в трещинах и расщелинах, -
и уже плодоносные; видеть его боевое ристалище, засыпанное землей, и мирный
крест, водруженный в центре; взбираться на верхние ярусы и смотреть оттуда
на бесчисленные развалины - на триумфальные арки Константина, Септимия
Севера и Тита*, на римский форум, на дворец цезарей, на храмы древней
поверженной религии, - это значит видеть призрак древнего Рима,
великолепного и порочного города, встающий над землей, по которой когда-то
ступал его народ. Это самое внушительное, самое торжественное,
величественное и мрачное зрелище, какое можно себе представить. Никогда,
даже в дни его молодости, вид исполинского Колизея, до краев полного кипучею
жизнью, не мог тронуть чье-либо сердце так, как он трогает всякого, кто
смотрит теперь на его развалины. Благодарение богу - только развалины!
могильных холмиков, - так и дух Колизея пережил все другие остатки римской
мифологии и римских кровавых потех и наложил отпечаток жестокости на нрав
современного римлянина. По мере приближения путешественника к этому городу
облик итальянца меняется; красота его становится сатанинскою, и вам едва ли
встретится одно лицо из сотни, которое не было бы на своем месте в Колизее,
если б его завтра восстановили.
устрашающего величия, которое представить себе поистине невозможно! Мы
выбрались на Аппиеву дорогу * и долго ехали мимо обрушившихся гробниц и
развалившихся стен, лишь кое-где встречая заброшенный, необитаемый дом; мимо
цирка Ромула, где отлично сохранилось ристалище для колесниц, места судей,
соревнующихся и зрителей; мимо гробницы Цецилии Метеллы; * мимо ограждений
всякого рода, стен и столбов, заборов и плетней, пока не выехали на открытую
равнину Кампаньи, где по эту сторону Рима нет ничего, кроме развалин. Не
считал далеких Апеннин, встающих на горизонте слева, все обширное
пространство пред вами - сплошные развалины. Разрушенные акведуки, от
которых остались лишь живописнейшие ряды арок; разрушенные храмы;
разрушенные гробницы. Целая пустыня развалин, невыразимо унылая и мрачная,
где каждый камень хранит следы истории.
и при участии самого папы. Впечатление, оставленное во мне собором при этом
втором посещении, было таким же, как в первый раз, и сохранилось неизменным
после многократных посещений его. Он не воздействует на религиозное чувство
и в этом смысле не трогает. Это - огромное здание, где не на чем отдохнуть
душою и где взор быстро утомляется. Истинное его назначение не выражено ни в
чем, разве только вы приметесь изучать различные детали его, но ведь дело не
в отдельных деталях, а в общем воздействии. Здание это с равным успехом
могло бы быть пантеоном * или залом заседаний сената или крупным
архитектурным памятником, строители которого не ставили себе иной цеди,
кроме триумфа архитектуры. Правда, тут есть черная статуя св. Петра под
красным балдахином; она больше натуральной величины, и набожные католики
постоянно прикладываются к большому пальцу ее ноги. Вы не можете не заметить
этой статуи: уж очень она бросается в глаза, и возле нее всегда толпится
народ. Но как произведение искусства она не усиливает впечатления,
производимого храмом, и он - так по крайней мере мне кажется - не отвечает
своему высокому назначению.
формы, как в Итальянской опере в Англии, только более пестро украшенные. В
центре этого своеобразного театра, отгороженного решеткой, находилось
возвышение с балдахином для папского кресла. Пол был покрыт ярко-зеленым
ковром, и из-за этого зеленого цвета, нестерпимо-красных и малиновых