но, напротив, считали, что она частица этой атмосферы, что она именно то,
чем ей положено быть, и ничего больше.
только что он стал жевать размоченный в кофе гренок, как третий звонок слева
возвестил о новом посетителе. "Вот это Эми", - сказал дядя и пошел отворять
племяннице дверь; а гость смотрел на пустое кресло, словно по-прежнему видел
перед собой старика - так ярко запечатлелись в его мозгу эти грязные руки,
это лицо, в морщины которого въелась копоть, это дряхлое, сгорбленное тело.
с обычным робким и застенчивым выражением лица. Только губы были слегка
приоткрыты, как будто сердце у нее билось сильнее обычного.
время вы уже обычно бываете там.
поговорил с вами дорогой, не задерживая вас и не злоупотребляя
гостеприимством вашего дядюшки.
никак не найдет свою трость, давая ей время привести в порядок кровать,
ответить сестре, нетерпеливо стучавшей в стену, шепнуть какие-то ласковые
слова дяде. Затем трость нашлась, и Кленнэм, пропустив Эми вперед, стал
вместе с нею спускаться по лестнице; а дядюшка стоял на площадке у своей
двери и, по всей вероятности, позабыл об их существовании прежде, чем они
добрались до нижнего этажа.
учеников Крипплза, собиравшихся в это время на занятия, что они уставились
на него во все глаза, бросив даже колотить друг друга ранцами и учебниками,
что составляло их обычную утреннюю разминку. Сперва они ограничились
безмолвным созерцанием чуда; но как только таинственный посетитель отошел на
безопасное для них расстояние, вслед ему полетел град камней и насмешек,
сопровождаемых вызывающими плясками; одним словом, трубка мира была зарыта с
таким неукоснительным соблюдением дикарского ритуала, что, будь мистер
Крипплз раскрашенным в цвета войны пождем племени Крипплаваров, это сделало
бы честь его наставническому искусству.
Крошке Доррит и Крошка Доррит оперлась на его руку. "Пойдемте через Железный
мост *, - предложил он. - Там мы будем дальше от уличного шума". Крошка
Доррит ответила: "Как вам угодно", и затем отважилась попросить своего
спутника "не оби-жаться" на учеников мистера Крипплза, в вечерних классах
которого она сама приобрела все свои скромные познания. Артур горячо заверил
ее, что прощает учеников мистера Крипплза от всей души. Таким образом,
Крипплз, сам того не зная, способствовал их более близкому знакомству и
сделал это лучше, чем мог бы сделать даже Красавец Нэш *, если бы они жили в
те золотые времена и если бы он нарочно приехал для этого из Бата в своей
карете шестерней.
не настиг их, покуда они шли к Железному мосту. Маленькая спутница Артура
казалась ему совсем юной, и он порой ловил себя на том, что мысленно - если
не вслух - разговаривает с ней как с ребенком. Может быть, он со своей
стороны казался ей стариком.
Как это неприятно!
ночь.
постели.
славой которого она дорожит и гордится.
говорил, что там можно великолепно пообедать. И даже с вином, - робко
добавила она.
такого заведения, как тюремная кофейня!
Артур. - Вы когда-нибудь слышали ее фамилию прежде, до того, как попали к
ней в дом?
глаза), и в этом взгляде было написано такое изумление, что он счел
необходимым добавить:
вопросы, но, во всяком случае, уверяю вас, тут нет ни малейшего повода для
какого-нибудь беспокойства или опасения с вашей стороны. Скорее напротив.
Так вы думаете, ваш отец никогда, ни в какую пору своей жизни не слыхал
фамилии Кленнэм?
полуоткрыв губы от волнения; и он замолчал, устремив глаза вперед, не желая
смущать ее дальнейшими расспросами.
в поле. Непогода усиливалась, бурными порывами налетал ветер, сдувал воду с
поверхности луж на мостовой и тротуарах и дождем брызг рассыпал ее над
рекой. Тучи бешено неслись по свинцово-серому небу; туман и дым стлались им
вдогонку; и река мчала в ту же сторону свои суровые темные воды. Казалось,
из всех божьих созданий Крошка Доррит - самое маленькое, тихое и слабое.
удержавшись, чтобы не добавить "бедное дитя".
солнце: она привыкла выходить в любую погоду. Он это знал и сам, и сердце
его дрогнуло от жалости, когда он представил себе, как эта маленькая фигурка
бредет вечером по темным, сырым, кишащим всяким людом улицам, пробираясь к
своему убогому пристанищу.
столько великодушия выказали моему отцу, что я не могла не отозваться на
вашу записку, хотя бы для того, чтобы сказать, как я вам благодарна - тем
более, что мне очень хотелось попросить вас... - голос ее задрожал и осекся,
слезы набежали на глаза, но не потекли.
тех, кто живет на воле. Он уже столько лет в Маршалси! Я не знаю, каков он
был до того, как попал туда, но наверно, он во многом изменился за это
время.
несправедливых мыслей о нем.
внезапной ноткой гордости, как видно испугавшись, не показалось ли
собеседнику, будто она отступается от отца. - Или что я должна стыдиться за
него. Его только нужно понять. Нужно только помнить о том, как у него
сложилась жизнь. Все, что вы слышали от него, - чистая правда. Все именно
так и есть, как он вам рассказывал. Его очень уважают в Маршалси. Каждый,
кто попадает туда, за честь считает с ним познакомиться. Его обществом
дорожат больше, чем чьим бы то ни было. Даже смотритель не пользуется таким
авторитетом.
гордость Крошки Доррит, выхваляющей заслуги своего отца.
что даже смотреть приятно. Я ни у кого в Маршалси не видела таких манер -
да, впрочем, все признают, что другим у нас далеко до него. Потому ему и
делают подарки, а не только из сочувствия к его нужде. А что он терпит
нужду, бедненький, так разве он в этом виноват? Четверть века прожив в
тюрьме, трудно разбогатеть.
слезах, сколько величия в ее нежной душе, как ярок тот подлинный свет, что
ложным сиянием окружает голову ее отца!
его. Сохрани бог! Я не вижу причин стыдиться и самой тюрьмы. Напрасно
думать, будто туда попадают только дурные люди. Я знаю очень много хороших,
честных, трудолюбивых людей, которые очутились там по несчастью. И с каким
сочувствием почти все они относятся друг к другу! Было бы попросту
неблагодарно с моей стороны забыть о том, сколько мирных, беззаботных часов
провела я в тюремных стенах; о том, какой чудесный друг нашелся у меня там в
мои детские годы и как он любил меня и баловал; о том, что там я училась,
там трудилась, там засыпала по вечерам спокойным сном. Только трусливое и
бессердечное существо могло бы, помня все это, не питать хотя бы небольшой
привязанности к этим стенам.
глаза на своего нового друга и скромно добавила:
никогда не случалось вести подобные разговоры - кроме одного раза. Но мне
кажется, так будет лучше. Я вчера высказала сожаление, сэр, что вы
выследили, где я живу. Сегодня я уже меньше жалею об этом - даже совсем не
жалею, вот только, если я очень путано говорила и вы - и вы меня не поняли.
Этого я больше всего боюсь.
Василенко Иван
Сертаков Виталий
Суворов Виктор
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия