и его нареченной невесты невольно напомнило ему двух собак на одной сворке,
которые тянут в разные стороны, насколько позволяет веревка, но не могут
разойтись. Он только покачал головой, но не посмел возразить лицемерному
тирану. Однако Людовик, по-видимому, угадал его мысли.
детьми, я уверен <Здесь король намекает на истинную причину, заставлявшую
его настаивать на этом браке с такой деспотической жестокостью. Причина эта
заключалась в том, что вследствие своего физического уродства принцесса едва
ли могла иметь детей, и ближайшая ветвь Орлеанского дома (единственная
наследница французского престола за неимением законных наследников) должна
была сама собой угаснуть. (Примеч. автора.)>. Впрочем, не всегда дети бывают
для нас утешением.
короля замолчать; на один миг дрожавшая на его губах злая усмешка сменилась
новым выражением, похожим на раскаяние. Но через минуту он продолжал совсем
другим тоном:
брака (тут он перекрестился), я бы предпочел, чтобы Орлеанский дом дарил нам
таких доблестных воинов, как ты и твой отец, людей, в чьих жилах течет кровь
французских королей, не давая им прав на французский престол, чем видеть
нашу страну разорванной на клочки, как Англия, из-за междоусобных распрей
законных претендентов на престол. Нет, льву никогда не следует иметь более
одного детеныша!
государю не только не улучшило бы, а могло лишь ухудшить положение его
несчастного родственника. Однако он все же не выдержал и спустя минуту
сказал:
осмелюсь заметить, что, откинув в сторону грех его родителей, мы можем
назвать его счастливым, хотя он и родился от незаконной любви, а не от
ненавистного законного брака.
святом таинстве брака! - шутливо заметил король. - Но к черту разговоры!..
Вон там, кажется, подняли зверя... Спускайте собак! Спускайте собак, во имя
святого Губерта! Ату, ату его!
вперед в сопровождении двух-трех стрелков своей гвардии, в числе которых был
и наш друг Квентин Дорвард. Но замечательно, что даже в пылу увлечения
любимой забавой король, уступая своему злорадному нраву, нашел время
помучить кардинала Балю и поиздеваться над ним.
выше, было убеждение, что, несмотря на свое низкое происхождение и скромное
образование, он все же ловкий кавалер и настоящий придворный. Правда, он не
выходил, как Бекет <Бекет Томас (1118 - 1170) - английский государственный
деятель; имея духовный сан, разделял с королем Генрихом II его рыцарские
развлечения, позднее стал архиепископом Кентерберийским (главой церкви в
Англии), поссорился с Генрихом II и был убит по его повелению; католическая
церковь причислила его к лику святых.>, на турниры, не командовал войсками,
как Уолси, но рыцарская галантность, не чуждая и этим двум государственным
деятелям, была положительно слабым местом кардинала. Между прочим, он всегда
уверял, что обожает воинственную забаву - охоту. Но, каков бы ни был его
успех у некоторых дам, в глазах которых его могущество, богатство и влияние
в государственных делах искупали его внешние недостатки, благородные кони,
которых он приобретал за огромные деньги, оставались совершенно
нечувствительными к чести носить на себе столь влиятельного седока и
оказывали ему не больше уважения, чем оказали бы его отцу - погонщику,
мельнику или портному, который мог бы соперничать с сыном в искусстве
верховой езды. Король отлично это знал. И вот, то принимаясь горячить своего
коня, то натягивая поводья, он привел лошадь кардинала, которого он не
отпускал от себя, в состояние такого раздражения против седока, что близость
их неизбежной разлуки сделалась для всех очевидной. И в то время как
взбешенное животное делало отчаянные скачки, то взвиваясь на дыбы, то
начиная бить задом, царственный мучитель, невзирая на бедственное положение
кардинала, продолжал расспрашивать его о серьезных делах и делал вид, что
желает сообщить ему одну из важных государственных тайн, к которым кардинал
еще так недавно проявил столь неумеренное любопытство.
близкого советника короля, принужденного вести беседу со своим государем в
то время, как каждый скачок его взбесившейся лошади грозит ему новой бедой.
Фиолетовая ряса кардинала развевалась во все стороны, и лишь глубокое седло
с высокой лукой спасало его от падения. Дюнуа хохотал как сумасшедший, а
король, который по-своему наслаждался собственными шутками, сохраняя
совершенно серьезный вид, мягко выговаривал своему служителю за его пылкую
страсть к охоте, не позволяющую ему уделить даже нескольких минут для
серьезного разговора.
добавил король, обращаясь к обезумевшему от страха кардиналу, и дал поводья
своему коню.
понеслась как вихрь, оставив далеко за собой короля и Дюнуа, которые ехали
более умеренным галопом и весело смеялись над несчастным государственным
мужем. Если кому-нибудь из наших читателей случалось кататься верхом (как
случалось и нам в свое время), то он знает, что испытывает человек, которого
понесла лошадь, и легко себе представит всю опасность, весь ужас и нелепость
положения кардинала. Четыре ноги животного, над которым часто не властен не
только седок, но и сам скакун, несущийся с такой быстротой, как будто задние
хотят обогнать передние; две судорожно скорченные ноги всадника, которыми
ему очень хотелось бы стоять на земле, но которые теперь только ухудшают его
бедственное положение, стискивая бока лошади; руки, выпустившие узду и
уцепившиеся за гриву; туловище, которое, вместо того чтобы держаться прямо,
сохраняя центр тяжести (как советует старик Анджело <Скотт имеет в виду
известного в его время учителя фехтования, автора руководства по
фехтованию.>), или наклоняться вперед (как ездят ньюмаркетские жокеи),
беспомощно лежит на шее у лошади, ежеминутно готовое свалиться, как куль с
мукой, - все это вместе делает картину достаточно смешной для зрителей,
однако далеко не приятной для исполнителя. Но прибавьте к этому какую-нибудь
особенность в костюме или наружности бедного наездника - рясу священника или
блестящий мундир да вообразите, что действие происходит где-нибудь на
скачках, на параде или во время какой-нибудь торжественной процессии, в
присутствии толпы зрителей, - и тогда, если несчастный не хочет сделаться
всеобщим посмешищем, ему остается только сломать себе руку или ногу либо,
что будет еще вернее, разбиться до смерти; только такой ценой его падение
может вызвать искреннее сочувствие. В настоящем случае коротенькая
фиолетовая сутана кардинала (которую он надевал для верховой езды вместо
своей обыкновенной длинной мантии), пунцовые чулки и такого же цвета шляпа с
длинными развевающимися завязками, в сочетании с полной беспомощностью
прелата, еще усиливали смехотворность его попыток овладеть кавалерийским
искусством.
мчался во весь опор по длинной зеленой аллее и вскоре нагнал толпу охотников
с собаками, которые неслись по следам вепря. Сбив с ног двух-трех ловчих,
никак не ожидавших нападения с тыла, передавив нескольких псов и спутав всю
травлю, бешеный скакун, еще более возбужденный криками испуганных охотников
и лаем переполошившихся собак, вынес кардинала прямо на вепря.
Рассвирепевший зверь, с клыками, покрытыми пеной, мчался как вихрь наперерез
злополучному всаднику. Увидев себя в таком близком соседстве со страшным
животным, Балю испустил громкий вопль о помощи. Этот ли крик или вид
разъяренного зверя испугал его лошадь, но только она сделала неожиданный
прыжок в сторону, и кардинал, державшийся раньше в седле только потому, что
скакал все прямо, тяжело свалился на землю. Этот внезапный конец неудачной
скачки произошел так близко от вепря, что, если бы животное не было в эту
минуту поглощено своими собственным делами, его соседство могло бы иметь для
упавшего гибельные последствия, как это произошло с Фавилой <Фавила - король
Астурии (VIII в.), погиб на охоте, задавленный медведем.>, королем
вестготов. Однако на этот раз могущественный прелат отделался только
испугом; поднявшись на ноги, он поспешил убраться с дороги и видел, как вся
охота пронеслась мимо, причем никто и не подумал оказать ему помощь. В те
времена охотники были так же равнодушны к подобного рода несчастьям, как и в
наши дни.
зато как рыболов, когда надо выудить чужую тайну, мог бы поспорить с самим
апостолом Петром <По евангельской легенде, апостол Петр, один из учеников
Христа, был рыбаком.>. Впрочем, сегодня он и на этом осекся.
сопровождались, помог ему разгадать их смысл. Недаром говорят, что дьявол
всегда пользуется минутами слабости, чтобы искушать человека. Случай был как
раз подходящий, ибо в душе Балю поднялась буря негодования против короля.
Как только кардинал убедился, что падение не причинило ему никакого вреда,
страх его прошел, но не так-то легко могли успокоиться оскорбленное
самолюбие и обида.
по-видимому, был скорее зрителем этой забавы, чем ее участником. За ним
ехали несколько слуг Всадник был очень удивлен, что застал кардинала одного,
без лошади, без свиты и вообще в таком положении, которое ясно показывало,
что за происшествие с ним только что случилось. Спрыгнуть с седла,
предложить свою помощь, приказать одному из слуг спешиться и отдать
кардиналу свою смирную лошадь и высказать удивление по поводу обычаев
французского двора, дозволяющих покинуть в таком критическом положении