мостового, как пополнятся кладовые воеводские и у Мытника. Стрижак имел
неограниченное время, он мог выложить своим ученикам все, что знал, все
они могли бы объединиться этим знанием в противовес остальным мостищанам,
не обладавшим не только высокими знаниями, но не умевшими даже запомнить
молитв, даром что Стрижак советовал Мостовику поморить голодом непокорных,
а то ведь негоже, что молятся далеко не все, а жрет каждый.
на своем месте, каждый должен делать свое дело, и если появился на их
голову откуда-то еще и этот наполненный непостижимо запутанными словесами
человек, то пускай себе разглагольствует, раз уж хочет он каждый день
надоедать им с чудесами святого Николая, который до сих пор молча висел
себе в каплице и в гульбище на мосту, пускай надоедает, - видно, так уж
суждено им. Те же трое, что сидели каждый день в сенях перед Стрижаком,
кажется, тоже не торопились примыкать к нему в высоких знаниях, дети точно
так же держались за руки, точно так же постреливала глазами молчаливая
половчанка, и казалось, что все они только и ждут того момента, когда у
Стрижака пересохнет гортань, чтобы разлететься отсюда, каждому в свой
угол. Половчанка пряталась в глубине воеводского дома, малыши бежали
куда-то в плавни или в лес, беззаботные, равнодушные к хлопотам взрослых,
увлеченные своими настроениями.
опыту он знал, что наука проникает в человека незаметно, собирается в нем,
как вода в губке, наполняет его, подобно тому как ветер наполняет парус.
выслеживать. И впрямь, зачем все это делать? Ведь достаточно того, что
рядом с тобой твой товарищ, что ты держишь его за руку, а он держит тебя,
что тебе радостно видеть его каждый день рядом с собой, а ему тоже
радостно, когда кажется, что и говорите вы одинаковыми словами, и смеетесь
тем же самым смехом, даже дышите словно бы совместно.
добрых, ни злых, отчужденность ее объяснялась глубоким несчастьем молодой
женщины, однако человеку присуще не смиряться с безвыходностью. Он
начинает искать путей из неволи телесной, а в особенности же из неволи
чувства, - вот почему в Воеводихе проснулась бывшая Лала, странным и,
сказать бы, зловещим образом соединилась с выдуманной мостищанами
Вудзиганкой, сочетание же такое не предвещало добра никому.
всматривалась, она выискивала, она вышаривала, она выжидала. Чего? Она и
сама еще не знала.
сказки. Немного их знал, это были, главным образом, сказки про царя
Траяна.
овес, засыпанный в сумку, и пока начинали петь петухи. И вот однажды брат
любовницы Траяна насыпал коню вместо овса песок в сумку, а у петухов
повыдергивал языки. Спохватился Траян, да поздно. Вскочил на коня,
помчался. Уже всходило солнце. Траян спрятался в копну сена. Пришли коровы
- разворошили копну. Растопило солнце Траяна. Вот так и любая скрытность
становится явью, освещенная узнаванием.
козлиные уши. Спрашивал всех, кто к нему приближался, и все говорили, что
видят козлиные уши, и всех за это казнили. Тогда пришел один мальчонка и
на вопрос Траяна: <Что видишь?> - ответил, не будь дураком: <Царя вижу>.
Обрадовался Траян и не подпускал к себе никого больше, кроме этого
мальчика. А мальчик загрустил тяжко, так загрустил, что даже хворь на него
напала. Заметил это отец, спросил у сына, а тот молчит. Догадался отец,
что сушит сына какая-то тайна, да и говорит малому: <Пойди в поле, вырой
яму и зарой в нее то, что тебя сушит>. Послушался мальчик, пошел в поле,
вырыл ямку, оглянулся, чтобы никто не услышал, да и сказал в ямку: <У царя
Траяна козлиные уши>. И зарыл ямку. Но выросла из этой ямки пышная бузина.
Пастух пас в поле скотину, сел под бузиной, срезал ветку, сделал дудку,
подул в нее, а дудка и произнесла: <У царя Траяна козлиные уши>. Так всем
стала известна тайна царя, потому что на земле ничего нельзя утаить.
помощь время с его спокойной и неотвратимой длительностью, а ускоряет
раскрытие тайны случай.
думая, что он единственный из мостищан приручил Немого, сделал его своим
товарищем, если хотите, то и подчинил, но не грубо, не насильно, как
Воевода, а по-человечески, всячески выражал Немому свою благосклонность и
близость и однажды в зной, идя по мосту, пригласил Немого вместе
искупаться в Днепре, на что Немой сразу и охотно согласился, потому что
любил воду, любил плавать, нырять, с раскрытыми глазами углубляться в
зеленоватую тьму, притаившуюся и нетронутую, как мир его загадочной души.
Не ведал Немой, что такое приглашение было очень многозначительным, потому
что в Мостище мужчины никогда не купались попарно или группами, если и
выбирался кто к реке, то делал это в одиночку, торопливо, вскакивал в воду
и поскорее выбегал на берег, чтобы вода не успела смыть с него силу.
Женщины же, которые купались охотнее и дольше, заходили в воду в длинных
льняных сорочках, потому что иначе вода смыла бы красоту, а этого ни одна
женщина не переживет.
это должно было расцениваться как высочайшее доказательство мужской
дружбы, которая так и называется: неразлейвода.
свою наготу, тут Положай заколебался, он терся-мялся на берегу, попробовал
воду, осторожно погружая пальцы ноги в воду и выдергивая поскорее назад,
точно это был кипяток. Немой же тем временем быстро разделся, с разгону
влетел в воду, нырнул, долго не появлялся на поверхности, потом вынырнул
уже вдали от берега, взмахнул руками, снова скрылся в глубине и, только
нанырявшись вдоволь, лениво разлегся на воде, увидел, что Положай до сих
пор не разделся, замычал ему, замахал рукой ободряюще, приглашая к себе.
Тогда Положай, чтобы не опозориться окончательно, медленно разделся, ежась
и прикрывая срам, несмело забрел в воду, быстро присел на мелком и уже
хотел было выскочить из воды, одеться, но Немой засмеялся над его
пугливостью и снова замахал руками, приглашая идти на глубокое. Не мог же
он знать, что в Мостище никто не умел плавать, кроме старого рыбака Иони,
у которого каждый раз на середине Днепра опрокидывалась лодка, и он
выбирался на берег измученный, без рыбы, без ничего, чтобы налаживать
новую лодку и снова бросаться на состязания с Рекой, которая иногда
все-таки дарила ему то огромного сома, то щуку толщиной с бревно, то
судака с таким ртом, в который можно засунуть руку, а то и княжью рыбу -
осетра, не говоря уже о стерляди, которая шла на уху для Воеводы.
надобности. Воевода даже считал, что мостищанам вредно умение плавать, -
такое умение привело бы к распылению силы в людях, а их сила должна быть
сосредоточенной на одном - на мосту.
глубины, на Реку смотрел только с высоты моста или со стороны своей
левады, в чем имел преимущество перед многими мостищанами, загнанными в
пески или на опушку леса. Никогда не представлялось случая Положаю
забредать на глубину. Но вот здесь он сам должен был показать Немому свою
храбрость, свою привычность к Реке, - ведь, если разобраться, именно он
был хозяином этих вод, а Немой - случайный здесь, приблудный человек, и
разве что благодаря случаю или деяниям лукавого этот человек сразу упал в
воду и поплыл, будто скотина, которой на роду написано не тонуть. Так
размышляя, Положай, до смерти испуганный в душе, не подавал виду, что
боится, и медленно брел к Немому, который улыбался искренне и
поощрительно, поторапливал Положая, подгонял поощрительными жестами, но
тут уже Положай не поддавался, он сначала нащупывал ногой дно, разгребал
там большим пальцем зыбкий песок, пробовал, достанет ли пальцем, и только
после этого двигался дальше, чтобы снова запускать вперед вытянутую ногу и
снова искать опору для своего большого, грузного, неуклюжего и начисто
непослушного тела. Внезапно случилось так, что палец Положая ни на что не
наткнулся, нога словно бы провалилась в безвесть, что-то словно бы дернуло
человека за ногу, он перекошенно погрузился в глубину, беспомощно
всплеснул руками по воде, хотел крикнуть, но не успел, захлебнулся,
провалился с головой, исчез, но через миг все же как-то вырвался наверх,
отфыркнулся, выкрикнул: <Тону!>, нырнул снова, чтобы еще раз показаться
над поверхностью взбаламученной воды и еще раз крикнуть отчаянно и
умоляюще: <Тону!>
человеком, хотя и видел, как тот нырял, странно вытаращивая глаза,
появляясь на поверхности, он думал, что Положай шутит, резвится от избытка
сил, как это делал и сам Немой еще когда-то в детстве. Ему казалось также,
будто Положай хочет его посмешить, и, чтобы доставить удовольствие
товарищу, которого тайком обворовывал в самом дорогом и святом, Немой
смеялся охотно, искренне, но тем временем Положай исчез под водой и больше
не появлялся, это длилось слишком долго, как показалось Немому, который
хорошо разбирался во всем, что касалось Реки; лишь после этого он
забеспокоился, быстро поплыл к тому месту, где исчез Положай, нырнул и
увидел, как быстрое течение переворачивает по дну беспомощное,
призрачно-зеленоватое тело. Немой схватил утопленника за волосы, изо всех
сил потащил его к берегу, вырвал из воды, бросил на песок, встряхнул,
держа вниз головой, из Положая полилась вода, она лилась долго и тяжко,
казалось, что уже конец этому человеку, но Немой знал свое дело, он
вытряхивал и выдавливал из Положая воду до тех пор, пока тот открыл глаза
и глотнул первый глоток воздуха. Тогда Немой показал ему кулак, погрозил,
схватил свою одежду и побежал от берега, одеваясь на бегу.
Посняков Андрей
Контровский Владимир
Громыко Ольга
Контровский Владимир
Никитин Юрий
Шилова Юлия