хочу ли я сказать, что изумруды, фамильные или контрабандные, осели в
карманах защитников Империи? Сколько отчаяния, сколько "все или ничего"
нужно было иметь в душе Аврааму, чтобы решиться на подобный шаг! И сколь
невероятным кажется предположение о том, что взятка была принята! Нет, нет,
мы должны приписать случившееся доблести военных моряков - ибо подлая
"Медея" была в конце концов потоплена - или тому, что внимание нацистов
сосредоточилось на других театрах военных действий; или, если хотите,
назовите это чудом; или слепой удачей.) При первой возможности Авраам
возместил матери стоимость одолженных драгоценностей и предложил щедрую
прибавку. Но молча и мрачно ушел, когда она, отвергнув доплату, спросила с
жалобным укором: "А где самоцвет, который ты мне обещал? Когда я его увижу?"
Я требую закона и уплаты.
существовании письменного обязательства. Месяцы, сменяя один другой,
сложились в год. Авраам упорно держал язык за зубами. Теперь он управлял
семейным бизнесом единолично: Айриш никогда не имел к этому вкуса и после
того, как его новый свойственник совершил чудесное избавление, элегантно
отошел от дел, сосредоточившись -хм, хм - на частной жизни... Первого числа
каждого месяца Флори отправляла сыну, процветающему купцу, письмо. "Не
надейся увильнуть. Я жду мой самоцвет". (Как странно, как судьбоносно, что в
горячие дни перечно-пряной любви Аурора не забеременела! Потому что, если бы
родился мальчик - я говорю как единственный сын моих родителей, - то костью
или, точнее, потрохами, из-за которых перегрызлись Флори и Авраам, стал бы
я.)
взмолился: как он может забрать у молодой жены новорожденного сына и отдать
той, кто ее ненавидит? Флори была неумолима. "Надо было думать раньше". В
конце концов злоба взяла в нем верх, и он взбунтовался. "Можешь выкинуть эту
бумажонку! - кричал он в трубку телефона. - Посмотрим, кто из нас больше
заплатит судье". Зеленые камешки Флори и вправду мало что значили против
возрожденной мощи семьи; к тому же, если это действительно был контрабандный
товар, ей следовало хорошенько подумать прежде, чем показывать его судейским
при всей их жадности. Что ей оставалось делать? В божественном воздаянии она
разуверилась. Мстить нужно было на этом свете.
эпидемия сведения счетов свирепствует в этой повести! Бесконечное "око за
око, зуб за зуб", что заразней малярии, холеры, тифа. Неудивительно, что я
кончил... Но странно было бы говорить о конце, не добравшись даже до начала.
Итак, Аурора в день своего семнадцатилетия весной 1941 года в одиночку
пришла к гробнице Васко; а там, в церкви, в темном углу дожидалась старая
карга...
Ауроре на миг почудилось, что это ее бабушка Эпифания, восставшая из могилы.
Но, быстро оправившись от испуга, она улыбнулась, вспомнив, как огрызнулась
на отца, вдруг уверовавшего в призраков; нет, нет, это просто какая-то
старуха, и что это за клочок бумаги она ей тычет? Иногда нищенки совали
людям такие бумажки: "Помилосердствуйте Бога ради, я немая, дома 12 голодных
детей..."
начала уже отворачиваться, как вдруг старуха произнесла ее имя.
здесь написано.
x x x
покойного отца и выйти за первого, кто верно отгадает один ларец из трех
(золотой, серебряный, свинцовый), представлена Шекспиром как воплощение
справедливости. Но прислушайтесь: когда принц Марокканский, ищущий ее руки,
не справляется с загадкой, она облегченно вздыхает:
счастью, выбирает нужный ларчик, где лежит портрет Порции ("ты, простой
свинец"). И вот как этот безупречный юноша объясняет свой выбор:
даже сравнима с личиной "хитрого века"! Поэтому мавры, индийцы и, само
собой, "жид" (Порция лишь дважды снисходит до того, чтобы назвать Шейлока по
имени, в остальных случаях ограничиваясь обозначением нации) должны знать
свое место. Воистину благочестивая пара; этакие нелицеприятные судьи... Я
для того привожу все эти цитаты, чтобы объяснить, почему, признавая, что
наша Аурора не была Порцией, я лишь отчасти могу поставить ей это в вину.
Она была богата (и в этом похожа на Порцию), но выбрала себе мужа сама (а в
этом не похожа); она была, безусловно, умна (в этом вновь похожа) и в
семнадцать лет цвела своей очень индийской красотой (в этом совершенно не
похожа). Мужем ее стал еврей, чего с Порцией никогда не могло случиться. Но
подобно тому, как девица из Бельмонта не позволила Шейлоку получить фунт
кровавого мяса, так и моя мать нашла способ, не нарушив справедливости,
отказать Флори в ее требовании.
она жива, никто у меня не родится. -Сказав это, она выставила его из
спальни. - Ты делай свои дела, я буду делать свои. Но того дела, какого
Флори от нас ждет, - этого ей не дождаться.
x x x
чтобы не осталось и намека на пряный любовный аромат. (Помните? Я
моюсь-разммваюсь...) Потом заперла дверь спальни на замок и задвижку и
погрузилась в глубокий сон без сновидений. В последующие месяцы, однако, в
ее работах, будь то рисунки, картины или ужасные маленькие фигурки из
красной глины, насаженные на палочки, преобладали пламя, ведьминские пляски,
светопреставление. Позже она уничтожила большую часть произведений
"красного" периода, следствием чего стал неудержимый рост цен на уцелевшие
вещи; появление какой-либо из них на аукционе всякий раз становилось
событием и вызывало ажиотаж.
тщетно. В конце концов подрядил, за неимением Сирано****, местного
певца-аккордеониста петь серенады во дворе под ее окном, а сам при этом,
стоя с идиотским видом подле музыканта, громко вторил словам старых любовных
песен. Аурора, растворив ставни, бросила им цветы; затем выплеснула воду из
цветочной вазы; наконец швырнула саму вазу. Все три раза она добилась прямых
попаданий. Тяжеленная каменная ваза угодила Аврааму в левую лодыжку и
сломала кость. Мокрого и стенающего, его отвезли в больницу, и с тех пор он
оставил попытки смягчить ее сердце. Их жизненные пути начали расходиться.
Уныние сквозило в каждой черточке его лица, оттягивало вниз углы рта, делало
его красивое лицо мрачным. Аурора же цвела, как прежде. Нарождавшаяся в ней
гениальность заполняла пустоты в ее постели, сердце, утробе. Она ни в ком не
нуждалась, кроме самой себя.
x x x
своих длительных поездок в Бомбей, где ее приметил и взял под крыло Кеку
Моди, молодой парс, который поддерживал и пропагандировал новых индийских
художников (не очень выгодное занятие в то время) и чей дом на Кафф-парейд
стал для многих из них центром притяжения. Хромой Авраам туда с ней не
ездил; при расставании она неизменно говорила: "Пока, не скучай, Ави! Смотри
за хозяйством". Там, вдали от него, недоступная его раненому взгляду,
полному неизбывной тоски, Аурора Зогойби выросла в ту гигантскую
общественную фигуру, которую мы все помним, в красавицу с роскошными,
артистически распущенными волосами, ставшую эмблемой
национально-освободительного движения и бесстрашно шедшую во главе
демонстраций бок о бок с Валлабхаи Пателем и Абул Калам Азадом, в доверенное
лицо - и, согласно упорным слухам, любовницу - пандита Неру, в его
"ближайшую из близких", которая впоследствии будет бороться за его сердце с
Эдвиной Маунтбеттен. Хоть ей и не доверял Махатма Ганди, а Индира Ганди ее
ненавидела, ее арест в 1942 году, после резолюции Конгресса с требованием
ухода англичан, сделал ее национальной героиней. Джавахарлал Неру, также
арестованный, сидел в крепости Ахмаднагар, которую в шестнадцатом веке
принцесса-воительница Чанд Биби обороняла от полчищ Великого Могола Акбара.
И пошли разговоры, что Аурора Зогойби - это новая Чанд Биби, восставшая
против другой, еще более могущественной империи, и ее изображение стало
появляться повсюду. Рисунки на стенах домов, карикатуры в газетах -
создательница образов сама превратилась в образ. Два года ее продержали в
окружной тюрьме города Дехрадун. Когда ее выпустили, ей было двадцать лет, и
волосы у нее были совершенно седые. Она вернулась в Кочин, овеянная
легендой. Авраам встретил ее словами: "Хозяйство в порядке". Она небрежно
кивнула и принялась за работу.
тюрьме, Принц Генрих-мореплаватель, многолетний любовник Айриша да Гамы,
серьезно заболел. Оказалось, что у него тяжелая форма сифилиса, и вскоре
Лукин Евгений
Шилова Юлия
Орлов Алекс
Доценко Виктор
Куликов Роман
Сертаков Виталий