и ребят поспрошать надо. Пусть вот выборные ихние определение скажут. А то
для чего выбирать было?
вскочил, руки по швам, как перед кафедрой.
останется - придираться будет. Шурка гулко глотнул комок в горле. Душа его
ушла в пятки. Но Ламберг каблуками так больно стиснул в это время под столом
Шуркину ногу, что душа бомбой вылетела из пятки обратно,
лампа раскачивалась.
росли и опадали. Длиннее всех был унылый нос директора.
гимназии. Временно, до утверждения округом, обязанности директора возложить
на инспектора гимназии Николая Ильича Ромашова".
Ромашов с победным видом пушил бороду. Довольная борода нового директора
теперь уже не смахивала на жало. Скорее она напоминала большой, рыхлый
ломоть калача, аппетитно выеденный посередине.
запрыгало от дружного хохота. Даже по плечу похлопали Шурку:
прикрываясь ладонями. У Шурки слипались глаза.
кидало маленькие острые протуберанцы. Над стеклом струилось волнистое тепло.
Спать хотелось до черта. А тут еще вентилятор этот укачивал:
уудж-уррдж-ууу...
преподаватели, родители, наконец, новый директор, и уйти просто так,
казалось ему, было невозможно. И Шурка заготовил длинную и совсем взрослую
фразу: дескать, его присутствие больше не требуется и он, мол, считает
возможным покинуть собрание. Шурка встал. Он уже совсем открыл рот, чтобы
сказать приготовленное, как вдруг потерял самое первое слово. Начал его
искать и упустил все другие. Слова, словно обрадовавшись, вылетели из сонной
Шуркиной головы и заскакали перед слипающимися глазами. А самое трудное и
длинное слово "присутствие" надело мундир с золотыми пуговицами и нахально
влезло в стекло лампы. Пламя показало Шурке язык, а "присутствие" стало
бро-саться в Шурку точкой над I. Точка была на длинной резинке. Она
отскакивала от Шуркиной головы, как бумажные шарики, которые продавал на
базаре китаец Чи Сун-ча.
стерло с него все звездные чертежи. Черная, топкая тишина проглотила город.
Шурка первые минуты после учительской барахтался в этой кромешной тьме, как
муха в кляксе. Потом он разглядел перед собой темную фигуру.
на его место пока инспектора.
с твоими выборными!
поперли, а заместо его инспектора посадили. Эх!..
Куковала караульная колотушка - деревянная кукушка уездных ночей. Вскоре
побрели по темной площади учителя и родители.
всякий случай в кондуитный журнал Ламберга и Гвоздило. Так кондуитом,
хвостатой подписью Цап-Царапыча кончился этот знаменательный день.
стоячего воротничка, как крылышки херувима... Александр Федорович Керенский.
молитву всех классов отменили. По утрам, перед уроками, стали читать прямо в
классе коротенькую молитву. Затем либеральный новый директор решился на
смелый шаг: он отменил отметки.
Ромашов перед родительским комитетом.
Вместо единицы писалось "плохо", вместо двойки - "неудовлетворительно".
Тройку заменяло "удовлетворительно". "Хорошо" означало прежнюю четверку, а
"отлично" стоило пятерки. Потом, чтобы не утратить прежних "плюсов" и
"минусов", стали писать "очень хорошо", "не вполне удовлетворительно",
"почти отлично" и так далее. А латинист Тараканиус, очень недовольный
реформой, поставил однажды Биндюгу за письменную уже нечто необъяснимое:
"совсем плохо с двумя минусами". Так и за четверть вывел.
латыни отметка за четверть такая, что простым глазом и не углядишь. Черт его
знает, чему это равно. Хорошо, если нуль. А вдруг еще меньше?..
навесом всегда пахтала воздух веялка. На парусине росли золотые дюны
пшеницы, и широкоплечие весы передергивали железными плечами, как человек,
которому хочется незаметно почесать спину. Целый день на дворе бабы длинными
иглами чинили мешки. Бабы пели очень печальные песни про любовь и разлуку.
был сын Аркаша. Он учился в начальном училище. Ар-каша был мал ростом и
веснушчат. Лицо его было похоже на парусину с рассыпанной пшеницей. Он был
очень способный мальчонка и страстно хотел учиться.
матери состояла в этом комитете. По ее настоянию комитет принял участие в
способном мальчугане, и Аркаша Портянко, сдав без сучка и задоринки экзамен,
был принят бесплат-ным учеником в наш класс.
его безобидные шалости, веселые шутки резко отличались от дикого озорства
одноклассников. Учился он отлично и каждую четверть года приносил на кухню к
матери табели, туго набитые пятерками. В каждой клеточке, как в дольках
стручка, сидели похожие друг на друга пятерки. Даже число пропущенных уроков
обычно равнялось пяти. Внизу стояло: "Подпись родителей". С великой
гордостью, пачкая табель масляными пальцами, подписывалась кухарка.
"Перасковия Портянк", - выводила она и трепетно, словно свечу перед иконой,
ставила точку.
неоспоримую формулу его любви: "Аркаша+ Люся=!!" Люся была дочерью богатой
председательницы сердобольного дамского комитета. Мать Аркаши, узнав об
этом, качала головой:
вдвоем интересные книжки. Солнце, просочившись сквозь листву, осыпало их
кружочками своего теплого конфетти. Однажды Ар-каша принес Люсе букет
ландышей.
матери. Вычистив и выгладив свой мундирчик, отправился Аркаша на елку. Он
вошел в ярко освещенный подъезд и уже предвкушал радости вечера, как вдруг
мать Люси, высокая дама, испуганно зашумев шелком, выросла передним. Она
очень растревожилась, увидев у себя на балу кухаркиного сына.
приходи со двора. Люсе сейчас некогда. У нее гости. Вот тебе и твоей маме
гостинцы.
Осунулся и учиться стал хуже.
горячо говорил собравшемуся народу, что теперь нет больше бар, господ и
рабов, а все равны. Аркаша поверил ему, решив, что раз сам господин говорит,
что господ нет, значит, это уж верно. И Аркаша решил написать Люсе. Вот это
письмо. Я нашел его через несколько лет в кондуите вместе с засушенными
стебельками ландыша.