стадо, я взял Галлоуэя, Ника и Чарли Фарнума и поехал с ними накосить сена.
недостающие косы и взялись за работу. Галлоуэй и я, мы еще с детства были в
это дело влюблены, и мы пошли, взмахивая косами в лад, в ровном ритме и
широко захватывая. Ник и Чарли Фарнум в косьбе были новички, им труднее
приходилось. Оружие мы держали под рукой, а один-два индейца обычно были в
дозоре. Мы для этого использовали мальцов. Глаз у них острый, они вовсю
рвались помогать, а стоять в дозоре - это занятие для воина, так что они
были в восторге.
у каждого из нас было слишком много работы, чтобы болтаться по округе
попусту. Если кто думает, что у ранчера всего и делов посиживать да
поглядывать, как коровки жирок нагуливают, так у него мнение изменится,
когда он попадет на ранчо. Скотоводство - это тяжкий труд от зари до зари,
от темна до темна. Для особо непонятливых объясняю: от рассвета и до
вечерней темноты.
Оказалось, что никто в нашей компании не может так сметать стог, как он. Ну,
если подумать, так удивляться нечего. Им там внизу, на равнинах, приходится
складывать в стога куда больше сена, чем нашему горному люду. А что вы
хотите, там, откуда я родом, даже у коров ноги с одного боку короче, чем с
другого, от вечной ходьбы по косогору!
привыкли катиться вниз по склону, что ежели кто затеет испечь, к примеру,
яблочный пирог, так у него получится только полпирога, потому что яблоки все
равно скатятся на одну сторону.
время в траве сидеть, начисто сбитые с толку. Они же привыкли летать не над
землей, а сбоку от нее.
попадет на пастбище или на арбузную грядку к соседу, от чего бывает
множество недоразумений.
церковь - просто скатывались с горы. Мы в нашей части Камберленда имели
славу добрых христиан, потому как не могли скатиться с пути истинного, мимо,
церкви то есть, даже если б захотели.
здоровенный и сильный, и захват у него получался пошире, чем у любого из
нас. Он успевал за утро накосить полную дневную норму, а после посиживал
себе у огонька и отпускал замечания насчет нашей медлительности. Ну, наконец
мы траву скосили и принялись складывать в стога, и Логан себя в этом деле
тоже показал, хотя все равно даже ему не удавалось так здорово вывершить
стог, как у Пармали получалось. А еще Пармали был большой любитель чтения,
он без своих книжек шагу не делал. Я только никак не мог понять, на черта
они ему нужны, потому что он помнил чуть не наизусть все, что прочел, а
прочел он чистую прорву книжек. По вечерам у костра, когда кто-нибудь другой
принялся бы рассказывать байки про привидения и всякое такое, он нам читал
наизусть стихи. Он совсем обыкновенно читал, как вроде по-простому
рассказывает историю, и слова из него так и катились.
их читал, как что-то необыкновенное. Они с Ником Шэдоу могли часами
низвергать друг на друга потоки этой всякой поэзии. Ну, а если ни один из
них не затевал стихи читать, тут за дело брался Логан. Не знаю уж, где он
набрался книжной образованности, сам-то он вечно хныкал, что темный и
ничегошеньки на свете не знает, но на самом деле знал до обалдения много
всякого. Разок он обмолвился, что как-то зимой занесло его снегом, а в
хижине нашлось пять книжек, и он их все перечитал, и не по одному разу. Одна
их них была Библия. Истории-то оттуда он все знал, но, сдается мне, шибко
много морали из них не извлек.
парни крутые и не очень чтили закон. Вечно они были запутаны в какие-то
свирепые междоусобицы, вечно кому-то жестоко мстили, бойцы они были отменные
и жили своим обычаем, большей частью как одинокие волки, пока какой-то
другой Сакетт не попадал в беду...
повествовать о краях, которые ему довелось повидать, и о плохих людях.
начинался обмен сведениями обо всем, что лежало впереди и позади. Мы
узнавали о дорогах и тропах, о маршалах, плохих людях, плохих лошадях,
нечестных трактирщиках и всяком прочем, что творилось в таких местах,
которых в жизни не видывали, - потому что слова на месте не лежат.
слушали великое множество рассказов о крепких старых быках с замшелыми
рогами, о диких лошадях и о людях, умевших обламывать их. В каждой команде
был хотя был один человек, мастерски обращающийся с оружием, и хотя бы один
несравненный объездчик дичков - "бронков". Мы хвастались лошадьми,
надрессированными на работу с веревкой и на отсечку телков от стада - а это
частенько бывали не одни и те же лошади, вспоминали тяжелые перегоны. Мы ели
бобы, мясо и лепешки, а на сладкое - патоку. В дождь и в жару спали под
открытым небом, а возили нас полуобъезженные лошади, которые из пилы могли
бы зубы вытрясти...
жизнью, человеку надо было обрасти корой. Мы никого ни о чем не
расспрашивали, и пока человек делал свое дело, никого не интересовало, кем
он был раньше и что делал.
западном понимании он был очень плохой человек. На Западе плохой человек -
это вовсе не обязательно злой человек или преступник. Это человек, с которым
опасно связываться. Это такой человек, которого лучше не трогать, - вот как
раз таким и был Логан. Он не раздумывая хватался за револьвер, и если вы
собирались грубо говорить с ним, так лучше вам было бы вытаскивать револьвер
на первом слове, да и то будет поздно.
подозреваю, что ему случалось угнать пару-тройку бычков, и, может быть, его
скот не всегда носил то клеймо, которое на нем выжгли впервые. Я бы не
удивился, если бы узнал, что ему случалось разок-другой остановить почтовый
дилижанс и потрясти пассажиров. Я не задавал ему вопросов об этой стороне
его жизни. Однако я был твердо уверен в одном: никогда в жизни он не
совершил подлого или мелкого поступка.
некоторого времени ты становишься беззаботным. Мы, конечно, не спускали глаз
с холмов, и индейцы время от времени разведывали местность, но совершенно
внезапно в один прекрасный день раздался винтовочный выстрел, и один из
наших индейцев упал на землю и умер.
костру зачерпнуть себе бобов из котелка, а он стал на мое место с миской в
руках, ожидая своей очереди. Я уверен, что выстрел предназначался мне, что
Верн Хадди уже прицелился, а потом на мгновение отвел взгляд, пока взводил
курок, и нажал на спуск раньше, чем понял, что цель изменилась. По крайней
мере, так я себе это представлял. Я жалел этого индейца, но радовался за
себя.
мест.
есть свои привычки. Стрельба из винтовки в этом смысле самое поганое дело -
она вырабатывает схему. Наверняка у него сложилась определенная манера. Если
я найду место, откуда он стрелял, то пойму, какого рода места он для этого
выбирает.
узнает, что на него охотятся, и тогда сам превращается в охотника.
зависимости от того, кто кого раньше увидит. Но, скорее, на это уйдет много
времени и потребуются долгие и тщательные поиски. Так что я решил кинуть
взгляд на горы, когда начало темнеть. Я воткнул в землю рогульку и подпорку
для своей винтовки, прикинул рост убитого индейца и место, куда попала пуля,
приблизительно выставил винтовку, а потом посмотрел вдоль нее и заметил
участок, с которого эта пуля могла быть выпущена.
сбежал и нашел себе новую позицию. Может быть, он не знает, что убил не
меня, а может, и знает. Днем я одолжил у Логана подзорную трубу и изучил
участок горного склона, откуда прилетела пуля.
купить кое-какие мелочи. И, конечно, нос к носу столкнулся с Мег Росситер.
есть город, даже самый махонький, и такая девушка, как Мег, просто обязана
там бывать.
оба остановились там на минутку - ей надо было чуть приподнять юбку, чтобы
не волочить подол по земле, а мне - слезть с лошади. В конце концов я
сказал:
и ступил на ступеньку крыльца, она сказала: - Полагаю, ваш брат весьма собой
гордится.
Как ему не стыдно?!