Чтение 25–й страницы книги ~Хромой бес~

В этот же вечер Передонов поспешно обошел всех сослуживцев, от
инспектора до помощников классных наставников, и всем рассказывал, что
Пыльников - переодетая барышня. Все смеялись и не верили, но многие, когда
он уходил, впадали в сомнение. Учительские жены, так те почти все поверили
сразу.
На другое утро уже многие пришли на уроки с мыслью, что Передонов,
может быть, и прав. Открыто этого не говорили, но уже и не спорили с
Передоновым и ограничивались нерешительными и двусмысленными ответами:
каждый боялся, что его сочтут глупым, если он станет спорить, а вдруг
окажется, что это - правда. Многим хотелось бы услышать, что говорит об этом
директор, но директор, сверх обыкновения, вовсе не выходил сегодня из своей
квартиры, только прошел, сильно запоздав, на своей единственный в тот день
урок в шестом классе, просидел там лишних пять минут и ушел прямо к себе,
никому не показавшись.
Наконец, перед четвертым уроком седой законоучитель и еще двое учителей
пошли в кабинет к директору под предлогом какого-то дела, и батюшка
осторожно завел речь о Пыльникове. Но директор засмеялся так уверенно и
простодушно, что все трое разом прониклись уверенностью, что все это -
вздор. А директор быстро перешел на другие темы, рассказал свежую городскую
новость, пожаловался на сильнейшую головную боль и сказал, что, кажется,
придется пригласить почтеннейшего Евгения Ивановича, гимназического врача.
Затем в очень добродушном тоне он рассказал, что сегодня урок еще усилил его
головную боль, так как случилось, что в соседнем классе был Передонов, и
гимназисты там почему-то часто и необычайно громко смеялись. Засмеявшись
своим сухим смехом, Хрипач сказал:
- В этом году судьба ко мне немилосердна, три раза в неделю приходится
сидеть рядом с классом, где занимается Ардальон Борисыч, и, представьте,
постоянно хохот, да еще какой. Казалось бы, Ардальон Борисыч человек не
смешливый, а какую постоянно возбуждает веселость!
И, не дав никому сказать что-нибудь на это, Хрипач быстро перешел еще
раз к другой теме.
А на уроках у Передонова в последнее время действительно много
смеялись, - и не потому, чтобы это ему нравилось. Напротив, детский смех
раздражал Передонова. Но он не мог удержаться, чтобы не говорить чего-нибудь
лишнего, непристойного: то расскажет глупый анекдот, то примется дразнить
кого-нибудь посмирнее. Всегда в классе находилось несколько таких, которые
рады были случаю произвести беспорядок, - и при каждой выходке Передонова
подымали неистовый хохот.
К концу уроков Хрипач послал за врачом, а сам взял шляпу и отправился в
сад, что лежал меж гимназиею и берегом реки. Сад был обширный и тесный.
Маленькие гимназисты любили его. Они в нем широко разбегались на переменах.
Поэтому помощники классных наставников не любили этого сада. Они боялись,
что с мальчиками что-нибудь случится. А Хрипач требовал, чтобы мальчики
бывали там на переменах. Это было нужно ему для красоты в отчетах.
Проходя по коридору, Хрипач приостановился у открытой двери в
гимнастический зал, постоял, опустив голову, и вошел. По его невеселому лицу
и медленной походке уже все знали, что у него болит голова.
Собирался на гимнастику пятый класс. Построились в одну шеренгу, и
учитель гимнастики, поручик местного резервного батальона, собирался что-то
скомандовать, но, увидя директора, пошел к нему навстречу. Директор пожал
ему руку, рассеянно поглядел на гимназистов и спросил:
- Довольны вы ими? Как они, стараются? Не утомляются?
Поручик глубоко презирал в душе гимназистов, у которых, по его мнению,
не было и не могло быть военной выправки. Если бы это были кадеты, то он
прямо сказал бы, что о них думает. Но об этих увальнях не стоило говорить
неприятной правды человеку, от которого зависели его уроки.
И он сказал, приятно улыбаясь тонкими губами и глядя на директора
ласково и весело:
- О, да, славные ребята.
Директор сделал несколько шагов вдоль фронта, повернул к выходу и вдруг
остановился, словно вспомнив что-то.
- А нашим новым учеником вы довольны? Как он, старается? Не утомляется?
- спросил он лениво и хмуро и взялся рукою за лоб.
Поручик, для разнообразия и думая, что ведь это - чужой, со стороны
гимназист, сказал:
- Несколько вял, да, скоро устает.
Но директор уже не слушал его и выходил из зала.
Внешний воздух, невидимому, мало освежил Хрипача. Через полчаса он
вернулся и опять, постояв у двери с полминуты, зашел на урок. Шли упражнения
на снарядах. Два-три незанятых пока гимназиста, не замечая директора,
стояли, прислонясь к стене, пользуясь тем, что поручик не смотрел на них.
Хрипач подошел к ним.
- А, Пыльников, - сказал он, - зачем же вы легли на стену?
Саша ярко покраснел, вытянулся и молчал.
- Если вы так утомляетесь, то вам, может быть, вредна гимнастика? -
строго спросил Хрипач.
- Виноват, я не устал, - испуганно сказал Саша.
- Одно из двух, - продолжал Хрипач, - или не посещать уроков
гимнастики, или... Впрочем, зайдите ко мне после уроков.
Он поспешно ушел, а Саша стоял, смущенный, испуганный.
- Влетел! - говорили ему товарищи, - он тебя до вечера будет
отчитывать.
Хрипач любил делать продолжительные выговоры, и гимназисты пуще всего
боялись его приглашений.
После уроков Саша робко отправился к директору. Хрипач принял его
немедленно. Он быстро подошел, словно подкатился на коротких ногах к Саше,
придвинулся к нему близко и, внимательно глядя прямо в глаза, спросил:
- Вас, Пыльников, в самом деле утомляют уроки гимнастики? Вы на вид
довольно здоровый мальчик, но "наружность иногда обманчива бывает". У вас
нет какой-нибудь болезни? Может быть, вам вредно заниматься гимнастикой?
- Нет, Николай Власьевич, я здоров, - отвечал Саша, весь красный от
смущения.
- Однако, - возразил Хрипач, - и Алексей Алексеевич жалуется на вашу
вялость и на то, что вы скоро устаете, и я заметил сегодня на уроке, что у
вас утомленный вид. Или я ошибся, может быть?
Саша не знал, куда ему скрыть свои глаза от пронизывающего взора
Хрипача. Он растерянно бормотал:
- Извините, я не буду, я так, просто поленился стоять. Я, право,
здоров. Я буду усердно заниматься гимнастикой.
Вдруг, совсем неожиданно для себя, он заплакал.
- Вот видите, - сказал Хрипач, - вы, очевидно, утомлены: вы плачете,
как будто я сделал вам суровый выговор. Успокойтесь.
Он положил руку на Сашино плечо и сказал:
- Я позвал вас не для нотаций, а чтобы разъяснить... Да вы сядьте,
Пыльников, я вижу, вы устали.
Саша поспешно вытер платком мокрые глаза и сказал:
- Я совсем не устал.
- Сядьте, сядьте, - повторил Хрипач и подвинул Саше стул.
- Право же, я не устал, Николай Власьевич,- уверял Саша.
Хрипач взял его за плечи, посадил, сам сел против него и сказал:
- Поговорим спокойно, Пыльников. Вы и сами можете не знать
действительного состояния вашего здоровья: вы - мальчик старательный и
хороший во всех отношениях, поэтому для меня вполне понятно, что вы не
хотели просить увольнения от уроков гимнастики. Кстати, я просил сегодня
Евгения Ивановича притти ко мне, так как и сам чувствую себя дурно. Вот он
кстати и вас посмотрит. Надеюсь, вы ничего не имеете против этого?
Хрипач посмотрел на часы и, не дожидаясь ответа, заговорил с Сашей о
том, как он провел лето.
Скоро явился Евгений Иванович Суровцев, гимназический врач, человек
маленький, черный, юркий, любитель разговоров о политике и о новостях.
Знаний больших у него не было, но он
внимательно относился к больным, лекарствам предпочитал диэту и гигиену
и потому лечил успешно.
Саше велели раздеться. Суровцев внимательно рассмотрел его и не нашел
никакого порока, а Хрипач убедился, что Саша вовсе не барышня. Хотя он и
раньше был в этом уверен, но считал полезным, чтобы впоследствии, если
придется отписываться на запросы округа, врач гимназии имел возможность
удостоверить это без лишних справок.
Отпуская Сашу, Хрипач сказал ему ласково: - Теперь, когда мы знаем, что
вы здоровы, я скажу Алексею Алексеевичу, чтобы он не давал вам никакой
пощады.

x x x

Передонов не сомневался, что раскрытие в одном из гимназистов девочки
обратит внимание начальства и что, кроме повышения, ему дадут и орден. Это
поощряло его бдительно смотреть за поведением гимназистов. К тому же погода
несколько дней под ряд стояла пасмурная и холодная, на биллиард собирались
плохо, - оставалось ходить по городу и посещать ученические квартиры и даже
тех гимназистов, которые жили при родителях.
Передонов выбирал родителей, что попроще: придет, нажалуется на
мальчика, того высекут, - и Передонов доволен. Так нажаловался он прежде
всего на Иосифа Крамаренка его отцу, державшему в городе пивной завод,-
сказал, что Иосиф шалит в церкви. Отец поверил и наказал сына. Потом та же
участь постигла еще нескольких других. К тем, которые, по мнению Передонова,
стали бы заступаться за сыновей, он и не ходил: еще пожалуются в округ.
Каждый день посещал он хоть одну ученическую квартиру. Там он вел себя
по-начальнически: распекал, распоряжался, угрожал. Но там гимназисты
чувствовали себя самостоятельнее и порою дразнили Передонова. Впрочем,