прочесть. В эту минуту словно какой-то туман заслонил от него женщину, и он
видел не ее, а залитые солнцем просторы Запада, где мужчины и женщины
нравственно были неизмеримо выше этих растленных жителей прогнивших городов
Востока.
попросите, чтобы я вас отпустила?
попросил, если бы...
отпустить меня, если бы вы были порядочной женщиной.
Наш мир - прегнусное место, если в нем разгуливают люди вроде вас, но он,
мне думается, не так низко пал, чтобы позволить вам безнаказанно продырявить
меня. Вы дрянная женщина, но беда ваша в том, что вы слабы. Убить человека
не так уж трудно, но вы не посмеете сделать это. У вас не хватит духу.
плохо кончится. От меня зависит, будет ли вам вынесен приговор суровый или
мягкий.
таким, как вы, безнаказанно делать подлости! Не понимаю, зачем ему так зло
издеваться над бедным человечеством... Если бы я был богом...
повреждены или что другое. Станция не отвечает.
полицией, а затем возвращайтесь сюда. И они снова остались вдвоем.
говорил что-то о звонке. Я все время следил за вами и не видел, чтобы вы
дотронулись до звонка.
и теперь я в этом убежден. Я доверился вам и открыл вам душу, а вы все время
подло меня обманывали.
что носите юбку, а не брюки, провели меня. И все это время ногой нажимали
кнопку звонка! Что ж, и в этом есть кое-какое утешение. Я предпочитаю
оставаться бедным Хьюги Люком и десять лет сидеть в тюрьме, чем быть в вашей
шкуре. Таким женщинам, как вы, мэм, место в аду!
глаз. Он, казалось, изучал ее и принимал какое-то решение.
сделать? Я поднимусь со стула и пойду к двери. Я отнял бы у вас револьвер,
но вы можете сделать глупость и спустить курок. Ладно, оставлю его вам! А
жаль, револьвер хороший. Да, так я пойду прямо к двери. И вы не будете
стрелять. Чтобы убить человека, необходимо мужество, а у вас его нет. Ну,
теперь приготовьтесь и посмотрим, сможете ли вы выстрелить. Я не причиню вам
никакого вреда и уйду через эту дверь. Я ухожу.
поднялся. Она смотрела на револьвер, и он тоже.
дошел. Ну-ка, попробуйте убить человека, сделайте в нем дыру величиною с
кулак, чтобы его мозг брызнул на ваш пол. Вот что значит убить человека.
спеша пошел к двери. Она подняла револьвер, целясь Люку в спину. Дважды
курок поднимался, но нерешительно опускался вниз.
усмехаясь, он тихо, с расстановкой, произнес отвратительное ругательство,
вложив в него всю свою ненависть к этой женщине.
общественно-политическая организация.} и подавно. Он был их "маленькой
загадкой", их "великим патриотом" и по-своему работал для грядущей
мексиканской революции не менее рьяно, чем они. Признано это было не сразу,
ибо в Хунте его не любили. В день, когда он впервые появился в их людном
помещении, все заподозрили в нем шпиона - одного из платных агентов Диаса.
Ведь сколько товарищей было рассеяно по гражданским и военным тюрьмам
Соединенных Штатов! Некоторые из них были закованы в кандалы, но и
закованными их переправляли через границу, выстраивали у стены и
расстреливали.
был действительно мальчик, лет восемнадцати, не больше, и не слишком рослый
для своего возраста. Он объявил, что его зовут Фелипе Ривера и что он хочет
работать для революции. Вот и все - ни слова больше, никаких дальнейших
разъяснений. Он стоял и ждал. На губах его не было улыбки, в глазах -
привета. Рослый, стремительный Паулино Вэра внутренне содрогнулся. Этот
мальчик показался ему замкнутым, мрачным. Что-то ядовитое, змеиное таилось в
его черных глазах. В них горел холодный огонь, громадная, сосредоточенная
злоба. Мальчик перевел взор с революционеров на пишущую машинку, на которой
деловито отстукивала маленькая миссис Сэтби. Его глаза на мгновение
остановились на ней, она поймала этот взгляд и тоже почувствовала безыменное
нечто, заставившее ее прервать свое занятие. Ей пришлось перечитать письмо,
которое она запечатала, чтобы снова войти в ритм работы.
свою очередь, вопросительно взглянули на него и затем друг на друга. Их лица
выражали нерешительность и сомнение. Этот худенький мальчик был
Неизвестностью, и Неизвестностью, полной угрозы. Он был непостижимой
загадкой для всех этих революционеров, чья свирепая ненависть к Диасу и его
тирании была в конце концов только чувством честных патриотов. Здесь крылось
нечто другое, что - они не знали. Но Вэра, самый импульсивный и решительный
из всех, прервал молчание.
революции. Сними куртку. Повесь ее вон там. Пойдем, я покажу тебе, где ведро
и тряпка. Видишь, пол у нас грязный. Ты начнешь с того, что хорошенько его
вымоешь, и в других комнатах тоже. Плевательницы надо вычистить. Потом
займешься окнами.
снимать куртку.
чистил. Он выгребал золу из печей, приносил уголь и растопку, разводил огонь
раньше, чем самый усердный из них усаживался за свою конторку.
значит найти доступ к ее тайнам, к спискам имен, к адресам товарищей в
Мексике. Просьбу отклонили, и Ривера никогда больше не возобновлял ее. Где
он спал, они не знали; не знали также, когда и где он ел. Однажды Ареллано
предложил ему несколько долларов. Ривера покачал головой в знак отказа.
Когда Вэра вмешался и стал уговаривать его, он сказал:
Хунта постоянно находилась в стесненных обстоятельствах. Члены Хунты
голодали, но не жалели сил для дела; самый долгий день был для них
недостаточно долог, и все же временами казалось, что быть или не быть
революции - вопрос нескольких долларов. Однажды, когда плата за помещение
впервые не была внесена в течение двух месяцев и хозяин угрожал выселением,
не кто иной, как Фелипе Ривера, поломойка в жалкой, дешевой, изношенной
одежде, положил шестьдесят золотых долларов на конторку Мэй Сэтби. Это стало
повторяться и впредь. Триста писем, отпечатанных на машинке (воззвания о
помощи, призывы к рабочим организациям, возражения на газетные статьи,
неправильно освещающие события, протесты против судебного произвола и
преследований революционеров в Соединенных Штатах), лежали неотосланные, в
ожидании марок. Исчезли часы Вэры, старомодные золотые часы с репетиром,
принадлежавшие еще его отцу. Исчезло также и простенькое золотое колечко с
руки Мэй Сэтби. Положение было отчаянное. Рамос и Ареллано безнадежно
теребили свои длинные усы. Письма должны быть отправлены, а почта не дает
марок в кредит. Тогда Ривера надел шляпу и вышел. Вернувшись, он положил на
конторку Мэй Сэтби тысячу двухцентовых марок.
революции, по мере надобности продолжал выкладывать золото и серебро на
нужды Хунты.
мальчика. Повадки у него были совсем иные, чем у них. Он не пускался в
откровенности. Отклонял все попытки вызвать его на разговор, и у них не
хватало смелости расспрашивать его.