Чтение 25–й страницы книги ~Признания авантюриста Феликса Круля~

ее в чемодан и лишь тогда поднялся, чтобы, слегка отступив, взглянуть
наверх, откуда исходил неведомый голос. И правда, над койкой, на которой я
сидел, лежал какой-то человек и, опершись на локоть, смотрел вниз. Значит,
я слишком бегло оглядел комнату, если не заметил его присутствия. Скорее
всего он в ту минуту лежал, натянув одеяло на голову. Это был молодой
человек, которому очень и очень не мешало бы побриться, так как, не считая
бачков, вся его физиономия беспорядочно заросла черными волосами; я успел
заметить, что у него славянский разрез глаз. Лицо этого молодого человека
было красно от жара, и хотя я отлично понял, что он болен, но досада и
замешательство побудили меня задать ему нелепый вопрос:

- Что вы делаете там наверху?

- Я? - удивился он. - Скорее мне надо было бы спросить, чем это ты
занимаешься там внизу.

- Будьте любезны меня не тыкать, - огрызнулся я. - Насколько мне
известно, мы с вами не родственники и в доверительных отношениях не
состоим.

Он засмеялся и вполне резонно заметил:

- Ну, положим, того, что я видел, достаточно, чтобы считать наши
отношения довольно-таки доверительными. Вряд ли твоя мамаша сунула тебе на
дорогу эти штучки. А ну, покажи-ка свои руки, интересно посмотреть, какой
они длины, или ты умеешь делать их длинными по мере надобности?

- Не говорите глупостей, - отвечал я. - Я не обязан отчитываться перед
вами в своем имущественном положении только потому, что вы не сочли нужным
предупредить меня о своем присутствии и стали за мной подглядывать. Это,
сударь, очень дурной тон...

- Ты еще будешь разговаривать! - возмутился он. - Брось ты эти
церемонии, у меня, знаешь ли, тоже губа не дура. А в общем могу тебе
сказать, что я только сейчас глаза продрал. У меня инфлюэнца, и я валяюсь
здесь уже второй день, голова прямо разламывается. Я проснулся и, ни слова
не говоря, решил поглядеть, чем это он там забавляется, милый мальчик? Ты
ведь очень недурен собой, надо тебе отдать справедливость. Будь у меня
такая рожица, я бы далеко пошел!

- Моя рожица не основание для того, чтобы тыкать меня. Я с вами больше
слова не скажу, если вы будете продолжать в том же духе.

- Ах, бог ты мой, уж не прикажете ли мне называть вас "ваше
высочество"? А ведь мы с тобой, видно, коллеги. Ты что, новичок?

- Да, меня направили сюда из дирекции, с тем чтобы я занял свободную
кровать. Завтра я приступлю к исполнению своих обязанностей в этой
гостинице.

- В качестве кого?

- Это еще не решено.

- Странно! Я работаю на кухне, вернее - в буфете, по холодным закускам.
Кровать, на которую ты уселся, занята. А вот верхняя койка, через одну от
тебя, та свободна. Ты откуда родом?

- Я сегодня приехал из Франкфурта.

- А я - хорват, - объявил он, - из Загреба. Там я тоже работал на
кухне, в ресторане. Да вот уж три года живу в Париже. Ты как? В Париже
разбираешься?

- Что это значит - "разбираешься"?

- Полно притворяться. Я спрашиваю, знаешь ли ты, где сбыть эти штуки по
сходной цене?

- Найду.

- Сам не найдешь. А долго таскаться с такой находкой тебе несподручно.
Если я тебе укажу надежного человека, возьмешь меня в долю, исполу?

- Странные вещи вы говорите. Исполу! И только за то, что вы мне укажете
адрес!

- Который тебе, желторотому, нужен, как хлеб насущный. Поразмысли-ка
хорошенько. Я тебе скажу, что одна только бриллиантовая цепочка...

Но тут нас прервали. Дверь распахнулась, и в комнату вошли несколько
человек, закончивших свой рабочий день: молоденький лифтер в серой ливрее
с красными галунами, два мальчика-рассыльных в синих курточках со стоячими
воротниками, двумя рядами пуговиц и золотыми лампасами на брюках, рослый
парень в синей полосатой блузе, с только что снятым передником в руках,
видимо судомойщик или что-то в этом роде. Почти тотчас же вслед за ними
явился парнишка, похожий на Боба, и еще какой-то малый, судя по белому
кителю с черными брюками, ученик или помощник кельнера. Они то и дело
говорили: "Merde!" [Черт побери! (франц.)], а немцы, оказавшиеся среди
них: "Фу, дьявол!" и "Черт бы все это побрал!" - восклицание, видимо,
относившееся к только что законченной работе, затем, взглянув вверх, на
больного, заметили: "Ну что, Станко, дело дрянь, а?" - начали громко
зевать и все разом принялись раздеваться. Мной они нимало не
заинтересовались, кто-то, впрочем, пошутил, сделав вид, что меня здесь
ожидали: "Ah, t'e voila! Comme nous etions impatients que la boutique
deviendrait complete!" [Ага, вот и ты! Нам уже не терпелось, чтобы здесь
был полный набор! (франц.)] Один из них подтвердил, что верхняя койка, на
которую мне указал Станко, действительно свободна. Я залез на нее,
поставив свой чемодан на соответствующую полку, разделся и, едва только
моя голова коснулась подушки, погрузился в глубокий и сладостный сон.

8

Несколько будильников почти одновременно затрещали и зазвонили еще в
потемках - было только шесть часов, - и те из моих соседей, что первыми
выскочили из постелей, зажгли лампочку. Не отозвался на этот звон и треск
только Станко, продолжавший лежать неподвижно. Сон очень освежил и ободрил
меня, так что противная толкотня в узких проходах между койками всех этих
парней - растрепанных, громко зевающих, потягивающихся и стаскивающих
через голову ночные рубашки, не подействовала на меня угнетающе. Даже спор
из-за мытья - пять умывальников на семь человек - не омрачил моего
веселого настроения, хотя воды не хватало и то один, то другой нагишом
выскакивали в коридор, чтобы наполнить кувшин под водопроводным краном. Не
говорю о том, что мне досталось совершенно мокрое полотенце, непригодное
для вытиранья. Зато я получил разрешение взять для бритья немного горячей
воды из той, что лифтер и ученик кельнера сообща разогрели на спиртовке.
Привычными движениями водя бритвой по щекам, верхней губе и подбородку, я
гляделся в осколок зеркала, который они умудрились пристроить на
подоконнике.

- He, beaute [эге, красавчик (франц.)], - изрек Станко, когда я, со
свежевымытым лицом и приглаженными волосами, возвратился в спальню, чтобы,
как все другие, застелить свою койку. - Как тебя звать-то? Ганс или Фриц?

- Феликс, с вашего позволения, - отвечал я.

- Тоже недурно. Так вот, не будете ли вы так добры, Феликс, после
завтрака принести мне из столовой чашку кофе с молоком? А не то я до
обеда, когда есть надежда поесть протертого супу, буду сидеть вовсе без
еды.

- С удовольствием, - отозвался я. - Я принесу кофе, а потом еще раз
зайду, узнать, не надо ли вам чего-нибудь.

Такую заботливость я проявил по двум причинам. Во-первых, потому, что
мой чемодан не запирался, а Станко не внушал мне доверия. Во-вторых, мне
хотелось вернуться к вчерашнему разговору и на более или менее подходящих
условиях получить от него адрес, который он посулил мне.

В просторной столовой для служащих, в самом конце коридора, било тепло,
уютно и пахло кофе, который буфетчик и его супруга, очень дородная и
добродушная женщина, разливали из двух блестящих кипятильников. Сахар уже
лежал в чашках, буфетчица подливала в них молока и на каждое блюдце клала
по сдобной булочке. Здесь толклось множество отельной прислуги из разных
дортуаров, в том числе несколько кельнеров в синих фраках с голубыми
пуговицами. Почти все ели и пили стоя, хотя в зале имелось несколько
столиков. Памятуя о своем обещании, я попросил у добродушной буфетчицы
кофе "pour le pauvre malade de numero quatre" [для бедного больного из
четвертого номера (франц.)]. Она немедленно подала мне полную чашку, с
улыбкой, которая обычно появлялась на лицах тех, к кому я обращался.

- Pas encore equipe? [Еще не экипировались? (франц.)] - осведомилась
она.

В немногих словах я объяснил ей свое положение. Затем поспешил отнести
кофе Станко и повторил ему, что в скором времени зайду еще раз. Он
насмешливо хихикнул мне вслед, так как отлично понял причины моей
заботливости.

Вернувшись в столовую, я, в свою очередь, выпил кофе, которое пришлось
мне очень по вкусу, - я давно уже не имел во рту ничего горячего, - и
закусил сдобной булочкой. Было уже семь часов, и столовая быстро опустела.
Поэтому я пристроился за одним из покрытых клеенкой столиков, подле
пожилого кельнера, который неторопливо достал из кармана пачку сигарет и
закурил. Мне достаточно было улыбнуться и чуть-чуть подмигнуть ему, чтобы
тоже получить сигарету. Мало того, после нескольких слов, которыми мы
обменялись, я и ему рассказал о своем все еще неопределенном положении, а
он, уходя, презентовал мне добрый десяток сигарет, остававшихся в пачке.

Затянуться после кофе черным пряным табаком было очень приятно, но я не
мог долго сидеть здесь и наслаждаться, так как мне надо было спешить к
своему подопечному. Он встретил меня с явно наигранной брюзгливостью.

- Ты опять тут? Что тебе надо? Я в твоем обществе не нуждаюсь. Мне не
до болтовни, голова у меня так и не прошла, и горло тоже болит.

- Так вам, значит, не лучше? - отвечал я. - Очень жаль. А я как раз
собирался спросить, не почувствовали ли вы себя бодрее после кофе, которое
я вам принес из товарищеских побуждений.

- Я-то знаю, почему ты мне принес кофе, да только не хочу мешаться в
твои дурацкие дела. От такого олуха только и жди беды.

- Это вы первый заговорили о делах, - заметил я. - Не знаю, почему бы