так-то легко, она давала ему то одну, то другую работу, и он все исполнял
добросовестно и довольно успешно. Между прочим, она посадила его вместе с
девочками чистить зимние яблоки, но это у него не ладилось, тогда она
велела ему наточить кухонный нож; потом заставила его расчесывать шерсть,
и он скоро решил, что давно перещеголял доброго короля Альфреда в разных
показных геройствах, которые выходят такими замечательными в рассказах и
исторических книгах, словом! - что с него достаточно. И когда после обеда
фермерша дала ему корзинку с котятами и велела их утопить, он отказался.
Вернее, он собирался отказаться, так как чувствовал, что надо же
где-нибудь поставить точку и что удобнее всего отказаться именно топить
котят, - но ему помешали. Помешали Джон Кенти, с коробом разносчика за
спиной, и Гуго!
успели его заметить; не сказав ни слова, он взял корзинку с котятами и
тихонько вышел в заднюю дверь. Котят он оставил в сенях, а сам пустился во
всю прыть по узкому переулку.
20. ПРИНЦ И ОТШЕЛЬНИК
напряг все силы и помчался к далекому лесу. Он ни разу не оглядывался до
тех пор, пока не достиг лесной опушки; тогда он оглянулся и увидел вдали
двух мужчин. Этого было достаточно; он не стал рассматривать их, а
поспешил дальше и не убавлял шага, пока не очутился в сумрачной чаще леса.
Тут только он остановился, полагая, что теперь он в безопасности. Он чутко
прислушался, - кругом стояла глубокая, торжественная тишина - тяжелая
тишина, угнетавшая душу. Лишь изредка, напрягая слух, он различал звуки,
но такие отдаленные, глухие и таинственные, что казалось, то были не
настоящие звуки, а лишь их стонущие и плачущие призраки. Эти звуки были
еще страшнее той тишины, которую они нарушали.
вспотел, и теперь ему стало холодно; пришлось идти, чтобы согреться
ходьбой. Он пустился прямиком через лес, надеясь выйти где-нибудь на
дорогу, но ошибся. Он все шел и шел; но чем дальше, тем, казалось, гуще
становился лес. Стемнело, и король понял, что скоро наступит ночь. Он
содрогнулся при мысли, что ему придется заночевать в таком жутком месте;
он стал торопиться, но от этого двигался еще медленнее, так как в полутьме
не видел, куда ступает, и то и дело спотыкался о корни, запутывался в
ветках и колючих кустах.
подошел к огоньку, часто останавливаясь, чтобы оглядеться и прислушаться.
Этот огонек светился в оконце убогой маленькой хижины. Оконце было без
стекол. Король услыхал голос и хотел убежать и спрятаться, но, разглядев,
что тот, кому принадлежал голос, молится, передумал. Он подкрался к окну,
единственному во всей хижине, приподнялся на цыпочки и заглянул внутрь.
Комната была маленькая, с земляным полом, плотно утоптанным; в углу было
устроено ложе из камыша, покрытое изодранными одеялами; тут же у постели
виднелись ведро, кружка, миска, несколько горшков и сковородок; рядом
невысокая скамейка и табурет о трех ножках; в очаге догорало пламя. Перед
распятием, освещенным одною только свечой, стоял на коленях старик, а
возле него, на старом деревянном ящике, рядом с человеческим черепом,
лежала раскрытая книга. Старик был большой, костистый; волосы и борода у
него были очень длинные и белые, как снег; на нем было одеяние из овечьих
шкур, ниспадавшее от шеи до пят.
ступишь, священна!
беспокойные глаза и спросил:
отшельник подвинул скамейку к огню, усадил на нее короля, подбросил в
огонь охапку хвороста и возбужденно забегал по комнате из угла в угол.
недостойны и были изгнаны. Но король, отвергший корону, презревший суетные
почести, подобающие его сану, и облекшийся в лохмотья, чтобы провести свои
дни в святости и умерщвлении плоти, - он достоин, он желанный гость! Он
останется здесь до самой кончины.
дела, но отшельник не обратил на его слова никакого внимания, даже,
невидимому, не слышал их, а продолжал говорить с возрастающим жаром и все
повышая голос:
чтобы беспокоить тебя мольбами вернуться к пустой и суетной жизни, которую
ты покинул, повинуясь божьему велению. Здесь ты будешь молиться; ты будешь
изучать священное писание; ты будешь размышлять о безумии и обольщениях
мира сего и о блаженстве будущей жизни; ты будешь питаться черствым хлебом
и травами и ежедневно бичевать свое тело ради очищения души. Ты будешь
носить на голом теле власяницу; ты будешь пить только воду; ты будешь
наслаждаться покоем! - да, полным покоем, ибо тот, кто придет искать тебя,
вернется осмеянный; он не найдет тебя, он не смутит тебя.
что-то бормотал про себя. Король воспользовался этим, чтобы рассказать
свою историю. Под влиянием смутной тревоги и какого-то неясного
предчувствия он рассказал ее очень красноречиво. Но отшельник продолжал
ходить и бормотать, не обращая на него внимания. Все еще бормоча, он
приблизился к королю и сказал выразительно, подчеркивая каждое слово:
прислушиваясь, подошел, крадучись, к окну, высунул голову, вглядываясь в
потемки; потом на носках вернулся, приблизил свое лицо к самому лицу
короля и прошептал:
бродягами! Теперь я во власти сумасшедшего!"
взволнованным голосом отшельник продолжал:
начертан благоговейный страх! Никто не может пребывать в этой святости и
не ощутить этого страха, ибо это святость неба. Я улетаю туда и
возвращаюсь во мгновение ока. Пять лет назад сюда, на это самое место, с
небес были ниспосланы ангелы, чтобы возвестить мне о том, что я удостоен
архангельского чина. От них исходил ослепительный свет. Они преклонили
передо мною колени, ибо я еще более велик, чем они. Я вознесся в небеса и
беседовал с патриархами... Дай мне руку, не бойся... дай мне руку. Знай,
что ты коснулся руки, которую пожимали Авраам, Исаак, Иаков! Я был в
золотых чертогах, я видел самого господа бога!
затем лицо его исказилось, и он снова вскочил на ноги, восклицая сердито:
истинная правда. Мне это сказал голос во сне двадцать лет тому назад. Да,
меня должны были сделать папой! И я был бы папой, ибо такова воля небес.
Но король разорил мой монастырь, и меня, бедного, гонимого монаха, лишили
крова и отняли у меня мою великую будущность.
время от времени у него вырывались то проклятия, то жалобные возгласы.
сделаться папой!
Но вот ярость старика утихла, и он стал необычайно ласков. Голос его
смягчился, он сошел с облаков на землю и принялся болтать так просто, так
сердечно, что вскоре совсем покорил сердце короля. Он усадил мальчика
поближе к огню, стараясь устроить его как можно удобнее; ловкой и нежной
рукой промыл его порезы и царапины; затем стал готовить ужин, все время
весело болтая и то трепля мальчика по щеке, то гладя его по голове так
нежно и ласково, что вместо страха и отвращения король скоро почувствовал
к "архангелу" уважение и любовь.
помолившись перед распятием, отшельник уложил мальчика спать в маленькой
соседней каморке, укутав его заботливо и любовно, как мать, и, еще раз
приласкав его на прощанье, оставил его и уселся у огня, рассеянно и
бесцельно переворачивая головешки в очаге. Вдруг он остановился и
несколько раз постучал пальцем по лбу, словно стараясь вспомнить какую-то
ускользнувшую мысль. Но это ему, видимо, не удавалось.
костлявые руки, постоял в раздумье, учащенно дыша и глотая слюну, потом
хрипло выговорил: