смело ступай всеми копытами, а я набью свою трубку и буду внимательно
слушать.
девой тридцати зим от роду. Они въехали в дремучий лес, и в лесу их
настигла ночь; по дну глубокого оврага они добрались до замка герцога
Южных Болот и попросили пустить их переночевать. Наутро герцог послал за
сэром Мархаузом и предложил ему приготовиться. Сэр Мархауз встал, надел
латы, выслушал обедню, позавтракал и во дворе замка, где должна была
произойти битва, сел на коня. Герцог, закованный в латы, уже ждал его на
коне, и вместе с ним ждали шестеро его сынов с копьями в руках; и они
съехались; герцог и два его сына обломали свои копья о сэра Мархауза, но
сэр Мархауз держал свое копье острием кверху и не тронул ни одного из них.
И тогда кинулись на него попарно остальные четыре сына, и сначала первая
пара обломала свои копья, а потом и вторая. Но сэр Мархауз не тронул их.
Он поскакал к герцогу, ударил его своим копьем, и тот рухнул вместе с
конем на землю. Потом сэр Мархауз поверг на землю шестерых его сынов.
Тогда сэр Мархауз слез с коня и потребовал, чтобы герцог подчинился ему, а
иначе он убьет его. Тем временем некоторые из сынов герцога очнулись и
снова хотели напасть на сэра Мархауза. Тогда сэр Мархауз сказал герцогу:
"Укроти своих сынов, а не то я убью вас всех". Герцог, видя, что жизни его
угрожает неминуемая опасность, повелел своим сынам покориться сэру
Мархаузу. Они все упали на колени протянули рыцарю рукояти своих мечей, и
рыцарь принял их мечи. Они помогли встать своему отцу, затем сообща дали
сэру Мархаузу обет никогда не поднимать оружия против короля Артура, а в
ближайший троицын день явиться к его двору и передать себя на его
милость... Вот как было дело, благородный сэр Хозяин. Вы, конечно, уже
догадались, что герцог и шестеро его сынов - те самые рыцари, которых вы
тоже победили и отправили ко двору Артура!
герцогенят! Что ж, Сэнди, улов недурен. Ремесло странствующего рыцаря
бессмысленное и очень утомительное, но теперь я начинаю понимать, что при
удаче оно довольно доходно. Не думай, что я сам хочу приняться за это
ремесло: я не примусь. Ни одно прочное и честное предприятие не может быть
основано на спекуляции. Что останется от удачи странствующего рыцаря, если
отбросить все глупости и взять только трезвые факты? Удача рыцаря - все
равно что удача торговца свининой... Ты, конечно, разбогатеешь...
разбогатеешь внезапно... на день, на неделю может быть, а потом кто-нибудь
другой завалит рынок свининой, и вся твоя торговля пошла прахом. Разве не
так, Сэнди?
мне такими длинными и запутанными...
так. Скажу даже больше: если как следует разобраться, странствующее
рыцарство _хуже_ свиноторговли, ибо в случае неудачи свинина все-таки
останется и кто-нибудь ее съест; а какое имущество останется от
странствующих рыцарей, если их постигнет неудача? Груда изрубленных тел и
два воза железного лома. Разве это можно назвать имуществом? Нет, по мне
свиньи куда лучше! Прав я или не прав?
последнее время событий и приключений, и не только моя голова, и не только
ваша голова, но обе наши головы, должно быть...
ты не смыслишь ничего, вот в чем беда. Ты берешься спорить о делах и
всякий раз попадаешь впросак. Но бросим этот разговор, Улов у нас хороший,
- с таким уловом не стыдно будет показаться при дворе Артура. Кстати о
ковбоях - какая удивительная тут страна: здешние женщины и мужчины совсем
не стареют. Взять, например, фею Моргану - на вид она молода, как курочка
из Вассара; или этот старый герцог Южных Болот, он до сих пор машет то
мечом, то копьем - и это в его-то годы и при таком огромном семействе!
Если я не ошибаюсь, сэр Гоуэн убил семерых его сыновей, и тем не менее у
него осталось еще шестеро для сэра Мархауза и для меня. Или, например, та
дева шестидесяти зим от роду, которая все еще разъезжает по свету,
несмотря на свой преклонный возраст, овеянный холодом могилы... А тебе
сколько лет, Сэнди?
ремонт.
20. ЗАМОК ЛЮДОЕДА
немало для лошади, везущей тройную ношу - мужчину, женщину и железные
доспехи; затем мы долго отдыхали под деревьями у прозрачного ручья.
Приближаясь, он горько сетовал на злую долю. Прислушавшись, я понял, что
он ругается последними словами. Тем не менее я обрадовался ему, потому что
на груди у него висела доска, на которой сияющими золотыми буквами было
написано:
оказался сэром Мэдоком де ля Монтэном, высоким здоровяком, который
прославился тем, что однажды чуть было не сбросил с коня сэра Ланселота.
Каждому новому знакомому он непременно под каким-нибудь предлогом
рассказывал об этом великом событии. Но в его жизни было и другое событие,
почти столь же великое, - он от него не отрекался, хотя и не рассказывал о
нем, если его не спрашивали; суть этого второго события заключалась в том,
что ему только оттого не удалось сбросить сэра Ланселота с коня, что сэр
Ланселот, не дождавшись, сбросил с коня его самого. Этот простодушный
увалень не видел большой разницы между этими двумя событиями. Мне он
нравился, и я дорожил им, потому что он относился к своей работе
добросовестно. Было приятно поглядеть на его широкие плечи, на его львиную
голову, украшенную перьями, на его большой щит со странным гербом -
изображение руки в железной перчатке, держащей зубную щетку, и девиз:
"_Требуйте Нойодонт_". Нойодонтом называлась зубная паста, пущенная мною в
продажу.
изнуренный, но слезть с коня он не хотел. Он объяснил, что гонится за
человеком, распространяющим политуру для печек. Вспомнив о нем, он снова
принялся отчаянно ругаться. Распространение печной политуры было поручено
сэру Оссэзу Сюрлюзскому, храброму рыцарю, известному тем, что однажды на
турнире он сразился с самим сэром Гахерисом, - впрочем, безуспешно. Он был
весельчак и насмешник и ни к чему на свете не относился серьезно. Это его
свойство и побудило меня поручить ему пропаганду печной политуры. Дело в
том, что железных печек у нас еще не существовало, и потому о печной
политуре нельзя было говорить серьезно. От такого агента требовалось
только одно - осторожно и постепенно подготовлять публику к предстоящей
великой перемене, чтобы к тому времени, когда на сцене появится железная
печь, публика уже понимала необходимость содержать ее опрятно.
ругательства доведут его душу до ада, но не мог удержаться; он не хотел
слезть с коня, не хотел отдохнуть, не хотел ничего слушать, пока не найдет
сэра Оссэза и не посчитается с ним. Из бессвязных его речей я понял, что
на рассвете он случайно встретил сэра Оссэза, и тот сказал ему, что, если
он поедет напрямик через горы и долы, через поля и болота, он нагонит
путешественников, которые, несомненно, раскупят и всю его зубную пасту и
все зубные щетки. Сэр Мэдок, со свойственным ему усердием, тотчас же
отправился по указанному направлению и после трех часов мучительной скачки
нагнал свою добычу. И что же? Это были пять престарелых узников, накануне
выпущенных мною из тюрьмы. У них, у бедняг, последние зубы выпали двадцать
лет назад, даже корней не осталось!
печку. Если бы мне поперек дороги стал рыцарь и почище этого Оссэза, так и
тот бы не снес головы. Только бы мне поймать его. Я дал великую клятву
отомстить ему, и я отомщу!
дальше. А перед вечером, в маленькой бедной деревушке, мы сами повстречали
одного из тех старцев. Он грелся в лучах любви родных и друзей, которых не
видел пятьдесят лет; к нему ласкались его потомки, которых он не видел
никогда; но для него и те и другие было равно чужими, потому что память
его потухла и разум умер. Казалось невероятным, что человек в состоянии
прожить полстолетия в темной норе, словно крыса; но его старуха жена и
уцелевшие сверстники подтвердили нам, что так оно и было. Они помнили, как
он, сильный, здоровый мужчина, поцеловал свою дочку, передал ее на руки
матери и удалился во тьму забвения. Обитатели замка не знали, сколько лет
просидел в темнице этот человек за какую-то давно забытую вину. Но старуха
жена знала; знала и старуха дочь, уже окруженная женатыми сыновьями и
замужними дочерьми; она жадно вглядывалась в отца, который всю ее жизнь
был для нее всего лишь именем, мыслью, бестелесным образом, преданием - и
вдруг возник перед нею живым человеком.
по другой причине - еще более, на мой взгляд, любопытной. Даже такое