Чтение 25–й страницы книги ~Двадцатые годы~

сейчас умнее сделать вид, что поверил.
Быстров сел за стол, нацарапал несколько слов - "лошади хлеб продукты
гужповинность доносы", знаки препинания он второпях не расставил, похлопал
ладонью по листку.
- Завтра к утру написать и принести в исполком.
- Я не успею...
- А не успеете, отправлю завтра в Чеку...
- Напрасно, - сказал Андриевский, от волнения грассируя особенно
сильно. - Зачем прибегать к угрозам? Я и так сделаю...
- То-то. И написать так, чтоб ни у кого никаких колебаний!
Андриевскому вообще не хочется писать, а Быстров требует, да еще с
огоньком... Славушка не участвует в разговоре, но внутренне он на стороне
Быстрова.
Жизнь здорово потерла, но не очень-то отшлифовала этого поваренка из
имения князей Корсунских, повар из него получился грубоватый, блюдами своего
изготовления он вряд ли потрафит вкусу таких, как Андриевский, но они
вынуждены не только есть, но и похваливать!
Быстров знает свои возможности и не берется за то, с чем не справится,
но зато с удивительной настойчивостью умеет принудить выполнять свои
указания. Воззвание к населению, нацарапанное самим Быстровым, получится
курам на смех, он знает это и вот заставляет врага, - конечно, врага! -
написать воззвание, и тот напишет, и напишет так, как нужно Быстрову... Вот
у кого учиться напору и воле!
- Может быть, вы объясните поподробнее, что написать? - спрашивает
Андриевский деловым тоном. - Мне кажется, к угрозам лучше не прибегать, люди
привыкли к угрозам, лучше объяснить, что помогать деникинцам им просто
невыгодно.
- А мне это вовсе не кажется, им действительно невыгодно помогать
деникинцам, - перебивает Быстров. - Вот это и объясните.
- Хорошо.
Ведь это же против себя, против себя, - Славушка отлично понимает, - а
ведь соглашается... Славушка видел уже таких интеллигентов, не согласны, не
верят, а выполняют приказ!
- Только вы там не очень распространяйтесь, - сказал Быстров. -
Покороче. А то у мужиков терпенья не хватит читать.
Он еще учит! Не умеет, а учит! И Андриевский согласно кивает...
И вдруг с Андриевским происходит метаморфоза, чем-то он неуловимо
меняется.
- Можно с вами откровенно, Степан Кузьмич?
- Валяйте!
Андриевский садится, откинувшись на спинку стула, у него довольно-таки
бесцеремонный вид, и Быстров садится, подтянутый, настороженный.
Солнце переместилось к юго-западу, золотистые блики исчезли со шкафов,
корешки книг тускнеют, сиреневая тень стелется под потолком.
- В чем смысл революции?
Быстров озадачен. На митинге он нашелся бы, а так, с глазу на глаз,
наедине с человеком, который никогда с тобой не согласится... Правда, в чем
смысл революции? Крестьянам - землю. Рабочим - фабрики и заводы. А таким,
как Андриевский? Постановка любительских спектаклей...
Но конечный смысл революции Быстрову ясен.
- Счастье.
- А что такое счастье?
Ну это-то Быстров знает, он читал об этом и сам это постиг:
- Борьба!
- Допустим, хотя я с вами и не согласен. Вы революционер, возможно, вы
действительно находите счастье в борьбе... Но вот ваши дети... У вас,
кажется, есть дети?
- Да, от первой жены. - Быстрову не нравится вопрос. - Мальчик и
девочка.
- А как представляете вы счастье своих детей?
- Ну как... Чтоб все у них было. Чтоб хорошо учились... - В голосе
Быстрова нет уверенности. - Ученье, конечно.
- Гм! Я что-то не представляю счастья в виде уроков математики или даже
лекций по юриспруденции. Вы же говорите - борьба?
- А разве овладение знаниями - не борьба?
- Борьба с таблицей умножения?
Андриевский ставит Быстрова в тупик, разговор-то ведь не на людях,
требуется не переговорить противника, а отразить доводы по существу.
- Серьезно, Степан Кузьмич, какой борьбы желаете вы своим детям? -
продолжает Андриевский. - Дети нуждаются в конкретных материальных благах.
- Никаких благ не получишь без борьбы!
- Не дети же их добудут себе, вы их обязаны добыть детям.
- Даровое счастье плохо ценится.
- Даже у животных родители заботятся о детенышах, не бросают их в
самостоятельную борьбу за существование.
Быстров поколеблен, но Андриевский совершает ошибку.
- В какой борьбе может участвовать, например, Славушка?
- В классовой! - восклицает он. - В классовой!
Мальчик молчит. Революционеру свойственна скромность. Быстров не
нуждается в его поддержке. Но он всей душой с Быстровым. В какой борьбе он
может участвовать? В классовой! В битвах пролетариата с буржуазией. Сейчас
Быстров поставит Андриевского на свое место.
Но встает Андриевский. Высокий, громадный, он гораздо крупнее Быстрова,
спиной прислоняется к косяку окна, скрещивает на груди руки, ни дать ни
взять - Цицерон перед сенатом.
- Нет, Степан Кузьмич, вы совершаете непростительную ошибку. Ваша
партия совершает ошибку. Хорошо, вам удалась ваша революция, вы пытаетесь
удержаться у власти. История рассудит, кто прав, кто виноват. Но при чем тут
дети? Оставьте детей в покое. Вовлекать детей в политическую игру -
преступление...
Быстров молчит, как-то по-мужицки молчит, не будь у него военной
выправки, он бы и покряхтел, и затылок почесал, но он не кряхтит и не
чешется, только молчит, раздумчиво, выжидательно, и вдруг произносит всего
одно слово:
- Вовлекать!
Но как он его произносит! Славушка смотрит на Быстрова во все глаза.
- О какой игре речь? Это жизнь, а в жизнь мы вовлечены с рождения. И
мальчики сами устроят свою жизнь, как получше...
- Вы полагаете, Слава знает, что ему нужно?
Славушка не вмешивается в разговор. Но ведь это о нем. О нем спор! Да
он и не может ничего сказать. Он не субъект, а объект спора. Слушай, слушай!
Спор обо мне... За меня. Предыдущие поколения вступили в спор с ним самим...
- Политика - занятие взрослых, а до совершеннолетия человек выполняет
лишь биологические функции, он еще слишком в себе. Noce te ium! Познай
себя! Как цветок оберегают от сорняков, так и вокруг подростков следует
пропалывать окружающее их пространство. Телята гибнут в стаде, пока не
окрепнут...
Проклятый Цицерон! Все бурлит в мальчике, как пар в закрытом котле. Это
ведь его назвал Цицерон теленком...
- Неправда, - спокойно возражает Быстров. - Я не знаю, что у вас на
душе. Вы ставите спектакли, выдаете книги, насаждаете культуру... Служите
народу. А иногда мне кажется, вы все это презираете и ненавидите. Но
разбираться в вас нам некогда, а польза от вас очевидна. А если не верите в
то, что делаете, это ваше личное дело. Ваше личное отношение к революции
меня мало заботит, не для вас делают ее большевики. - Это уже с ним
случалось - Быстров запутался, рассуждения увели его от основной мысли, и
вот он снова и снова возвращается к тому, что сказал, теряется, не находя
доказательств, и сердится, когда их не находит. - Думаете, революция - это
нечто вроде коммерческой операции: сразу извлекай выгоду? Революция редко
когда приносит пользу поколению, которое ее совершило, революции совершаются
для последующих поколений... - Он ухватился за мысль, которую хотел
высказать. - Революцию совершают определенные классы и в интересах своего
класса. Нашу революцию совершил русский пролетариат в союзе с русскими
мужиками. Но на этот раз для всего народа. Наша революция действительно
принесет людям свободу и счастье. В труде, в личных взаимоотношениях, во
всей их деятельности. Не сразу, а принесет. Поэтому мы и вовлекаем в
революцию тех, кому предстоит пользоваться ее плодами...
- Горькими плодами познания... Отравленными плодами! Вы бросаете детей
в политику, как в пасть Молоха. Вы ссылались на Евангелие. Вспомните:
поднявший меч от меча и погибнет. История повторяется.
- Неправда! - страстно возражает Быстров. - Такой революции еще не
было. Пролетариат не превратит капиталистов в рабов и не возвеличит своих
детей за счет детей других классов. Пролетариат жертвует собой ради общего
счастья.
- Конечно. Пролетариату терять нечего...
- Но мир он приобретет не для себя, а для всего человечества.
- История повторяется. Молодежь была уже вовлечена в массовое
политическое движение и... погибла.
- Этого не было.
- Вы знаете историю?
- Кое-что знаю.
- Слышали о крестовых походах?
- Это когда феодалы и рыцари шли завоевывать Иерусалим?
- Гроб господен.
- Читал.
- А слышали о крестовом походе детей?
Быстров промолчал, он никогда не слышал о крестовом походе детей, но
Славушка читал об этом какую-то повесть...
- Религиозные войны, эпидемии, обнищание обездолили бесчисленное
множество детей... И всякие проходимцы возглавили их движение. Дети из