завалинке. Милочка, все три Нины, Верочка, Дуся, Маша. Все в тапочках,
рваных, заношенных, - удастся ли что заработать - это еще как сказать, а
тапочками придется пожертвовать.
Они оживились, завидев Анну.
- А мы думали, проспите!
Но ни Прохорова, ни обещанной подводы не было.
- Маша, ты погорластее. Беги к Василию Кузьмичу. Где же лошадь? И на
конюшню. А ты, Верочка, за Прохоровым.
Всех поднять, всех собрать - сколько уходит времени!
Пришел Прохоров, выдал мешки с кукурузой. Маша вернулась на телеге.
Погрузили мешки, тронулись в поле...
Вот и участок, отведенный звену Милочки Губаревой: хорошая земля. Сама
Анна отвела ее Милочке.
- Девчата!
Это Милочка обратилась к подружкам, она была заражена нетерпением Анны,
ей тоже не терпелось взяться за эту землю, хорошо подкормленную,
унавоженную.
- Ох, девушки, затеяли мы с вами... - сказала Анна и не договорила:
она-то знала, что они затеяли, только по молодости девчатам все как с гуся
вода. Не жаль труда, хоть и труда жаль, а если не задастся - засмеют,
опозорят...
Вот они - эти пятнадцать гектаров, которые никто не хотел отдать и
которые Анна прямо-таки вырвала из недоверчивых поспеловских рук.
Она вздохнула.
- Ну, девчата, взялись за гуж, не говори, что не дюж. Где-то машинами
сеют, а мы - руками. Один выход - сажать вручную или голодать...
Милочка засмеялась.
- Трудней, чем при немцах, не будет.
- И то!
Поставили мешки с кукурузой. Анна бросила на мешок жакетку, засучила
рукава кофты.
Милочка удивилась.
- Анна Андреевна, а вы куда?
- Давайте, девчата, действовать...
Что тут было такого? Простое дело, незамысловатый труд. А она
испытывала такое удовольствие, точно ей привалило неведомо какое счастье.
Она с детства знала эту радость. Не столько знала сама, сколько
замечала у взрослых. Но только теперь она понимала, что это такое: выйти в
поле весной, после долгой зимы, вонзить лемех в сырую землю, провести плугом
первую борозду, отвалить первый пласт... Господи, какое это ни с чем не
сравнимое наслаждение! Все впереди, еще неизвестно - получится что или нет,
неизвестно еще, каков вырастет урожай. Но - поднять эту влажную землю...
Она все двигалась, двигалась, шаг за шагом...
Девчата наблюдали за ней, как она это делает, потом пошли сами.
"Бог вам в помощь, девчата! Бог вам в помощь! - мысленно твердила Анна.
- Только бы получилось, только бы удалось..."
Она шла и шла. Постепенно ощущение удовольствия улетучивалось. Она
превращалась в машину, да и в самом деле - не ждать же машин, когда-то они
еще будут, а жизнь не ждет - или ты ее, или она тебя!
Кто-то из девушек запел:
Синенький скромный платочек
Падал с опущенных плеч...
Анне вдруг захотелось заплакать, до того ощутимо где-то рядом возник
Толя. Во время войны все пели эту песню...
- Ох, до чего ж и нудно, и трудно, - пожаловалась Верочка. - С ума
сойти!
Анна была согласна с ней - тяжелая работа, с вечера она не думала, что
будет так тяжело.
- Зато зимой молоко будет, - сказала Анна. - Дети с молоком будут...
В детстве Анне иногда казалось, что мать любит корову больше детей, с
детьми она никогда не разговаривала так, как с коровой.
- Болезная моя, душенька, кормилица наша, матушка, золотце ты мое...
Она и пойло ей старалась получше заболтать, и сенцо посолить, и
морковкой угостить иной раз. Аннушку мать не очень-то баловала морковкой, а
уж с такими ласковыми словами не обращалась к дочери никогда.
Ты провожала и обещала
Синий платочек беречь...
Девчата пели протяжно и жалобно.
Ничего-то ты, Аннушка, не сберегла...
А может, сберегла?..
Интересно, тракторист испытывает такое же волнение, какое чувствовал
мужик, выходя в поле с сохой? Любят ли доярки своих коров так, как мать
любила Буренку?..
Девчата еще пели, но Анна уже не прислушивалась к песням. Она просто
устала, было уже невмочь...
К вечеру звено засадило четыре гектара. Больше всех одолела Милочка.
Смешная девчонка, чуть ли не моложе всех, худенькая, силы в ней не видать,
но в работе мало кому удается ее обойти. Маленькая, да удаленькая!
Возвращались домой куда медленнее, чем шли в поле.
- Туговато, - призналась Милочка.
- А как завтра?
- Неужто утремся?
Они разошлись с уважением друг к другу. Никто не упал духом, все были
уверены, что назавтра никто не раскиснет.
Когда Анна вернулась домой, палисадник тонул в сумеречном полусвете.
Поднялась на крыльцо. Постояла. За дверью пело радио. Она открыла дверь.
Алексей сидел за столом. Он тотчас выключил репродуктор. Из-за печки вышла
свекровь.
- Дети спят? - спросила Анна.
- Спят, - не сразу ответил Алексеи.
- Зачем выключил радио? - спросила Анна.
- Так, - сказал он. - Надоело.
- Ужинать будем? - спросила свекровь.
- А как же? - сказала Анна. - Почему не ужинать?
- Кто тебя знает, - сказала свекровь. - Ходишь по людям Лучше бы мужние
рубахи постирала.
- Да ведь вы стираете.
- Рубашка, которую жена выстирает, помягче...
Надежда Никоновна не осмелилась высказаться до конца.
Она подала картофельный суп, жареную картошку.
- Маленькую подать? - осведомилась она у сына.
Алексей вопросительно взглянул на жену:
- Как?
- С какой это стати? - возразила она. - Что за праздник?
- Как хочешь, - примирительно согласился Алексей...
Поужинали. Легли.
- Чего это тебя на кукурузу понесло? - спросил Алексей. - Ты агроном
или кто? Полезла в грязи копаться. Для чего только училась? - Алексея обнял,
притянул ее к себе. - Аня! Люблю я тебя все-таки...
Она отодвинулась от него.
- Ты чего?
- Спать хочу, - сказала она. - Подвинься.
Она повернулась к мужу спиной. Поясница у нее болела, как при родах.
Надсадно, тяжело, ноюще. Но ничего нельзя было поделать. Кому-то надо
работать, надо самой показать пример, без этого ничего не получится.
XXVI
Как-то, еще в бытность в Севастополе, Толя повез жену в Ялту. Дорога
долго петляла по горным склонам с низкорослыми южными лесами, вилась обок с
нависшими серыми скалами. Но вот машина на мгновение замерла перед
приземистыми Байдарскими воротами, рванулась вперед, и перед ними открылся
ослепительный простор. Бирюзовое море, зелень садов, сказочный голубой
воздух, окутанные белой дымкой поселки, безграничный солнечный мир. Точно
такое ощущение было у Анны сейчас, хотя на дворе бесновался вьюжный,
коварный февраль.
Может быть, это звучит слишком романтично и даже наивно, но, вероятно,
всякий коммунист, пришедший к партии по зову сердца, как-то особенно
воспринимает партийный съезд, участником которого он впервые, пусть хоть и
заочно, делается, став коммунистом.
Первый съезд! Молодой коммунист выбирает делегатов на районную
конференцию, а может быть, и сам примет в ней участие, выбирает делегатов на
областную, посылает делегатов на съезд...
Анна напряженно следила за всем, что происходило в Кремле. Она слушала
все сообщения по радио, читала газеты. Все ее интересовало. Она не
чувствовала себя неоперившейся молодой коммунисткой, ее вот уже как три года
избирали секретарем партийной организации. В партии она пятый год, срок как
будто небольшой. Но если из этих пяти лет три года отвечаешь не только за
себя, но за всех, кто работает рядом, если ты должна тревожиться за судьбу
каждого, невольно появляется ощущение, что в партии ты давным-давно, начнет
казаться, что вообще не было такого времени, когда ты не был коммунистом.
Она находилась в состоянии какой-то юношеской восторженности. Ей все
нравилось - и речи, и ораторы. Она воспринимала съезд как праздник, все
участники представлялись ей значительными и хорошими людьми, все, что они
говорили, она принимала как непреложные истины...
Афанасьев Роман
Каргалов Вадим
Свержин Владимир
Корнев Павел
Роллинс Джеймс
Шилова Юлия