Чтение 25–й страницы книги ~Сивцев Вражек~

мало ведомые, но реальные, а не гадаемые. Можно устраивать взрывы на
расстоянии, без проводов. Можно в Европе слышать голос из Америки. Говорят,
можно будет управлять полетом аэроплана без пилота. Это все, конечно,
чудеса. Это - техника; а в области духа чудес должно быть больше. Факиры
тоже не все шарлатаны. И не таких уж чудес я хочу. Я не скалу хочу двинуть,
а легкий шарик. Человек - источник огромной силы: изучить ее нужно и
направлять ее. Нет, Танюша, я не безумный.

- Я и не думала...

- Нет, вы именно подумали, я знаю. Я вообще многое чувствую острее, чем
другие, чем здоровые... целые люди. Но не в том дело. А дело в том... Но
вот... хотите, Танюша, взгляните на меня.

Она подняла глаза и встретила его опять изменившийся взгляд, сразу
словно и проницательный, и далекий, нездешний. Опять в темных больших глазах
Обрубка, в глубине их, в зрачке, искоркой горело то, что Танюше показалось
безумием.

- Вы не бойтесь, вы смотрите. Теперь смотрите сюда, на шарик, и вот
смотрите... пристальней... вот... вот...

Танюша замерла. И вдруг случилось непонятное, странное своей простотой
и неожиданностью: бронзовый шарик качнулся, покатился в сторону Танюши,
докатился до края стола и со стуком упал к ее ногам. Танюша вскрикнула,
отшатнулась, вскочила и отбежала к двери. Опомнившись, она оглянулась и
увидела откинутую назад голову Обрубка. Его глаза были полуоткрыты и
казались белыми. В комнату вошел Григорий.

- Что вы, барышня? Или плохо им?

Увидав; в каком состоянии Обрубок, Григорий покачал головой:

- Бывает это с ними. Опять своим шариком забавлялся. Эх, барышня, какой
они человек несчастливый. И день, и ночь вот так маются. Вы идите, барышня,
я тут сам управлюсь, это пройдет у них. Скоро отойдут, я знаю, тревожить не
нужно. А вам тут быть неудобно.

Танюша вышла, едва держась на дрожащих ногах. То, что случилось, было
так странно и так ужасно. Показалось ей - или и правда? Или он толкнул
столик? А как он был бледен и как безумны были его глаза. Это - самое
страшное, что видела Танюша в своей жизни.

Морозный воздух улицы вернул ей силы. Миновав Бронную, Танюша быстрой
походкой пошла в сторону консерватории. Если бы она встретила кого-нибудь из
знакомых,- она не узнала бы.

ВИЗИТ

К Стольникoву пришли под утро и стуком в дверь подняли Григория.

- Вы, гражданин, кто?

Григорий, хоть и понял, хмуро ответил вопросом:

- А вы сами кто такие? Чего вам нужно?

Четверо стояли с ружьями, а спрашивал пятый, в кожаной куртке, с
красным бутафорским бантом. Махнул у Григория под носом наганом:

- Мы вот кто. Офицер Стольников, который тут?

- На что вам его? Спят они. Не к чему их беспокоить.

- Ты что же, денщик его, что ли?

- Денщик.

- И тебя заберем. Денщиков, брат, нет больше, коли не понимаешь. Ну
поворачивайся.

И ввалились в спальню Стольникова.

Григорий смотрел мрачной тучей. Не испугался нисколько - видал всякие
виды.

Обрубок лежал под одеялом, повернув голову к вошедшим. Он проснулся от
стука, понял и теперь смотрел на вошедших молча, нахмурив брови. В глазах
была злая насмешка.

- Вы, что ли, офицер Стольников? А ну, вставай, не стесняйся, здесь баб
нет.

Григорий мрачно и раздельно сказал:

-- Спроси сначала, могут ли они встать. Не знаете сами, куда идете.
Разве это полагается инвалидов беспокоить?

Черная куртка прикрикнула:

- Ты, товарищ денщик, не очень разговаривай; заберем и тебя без
предписания. Подымай своего барина. Мандат у нас имеется. Без разговоров,
граждане, документы свои предъявите.

Стольников тихо произнес:

- Дай им документы, Григорий.

- Вы что же, инвалид?- спросил черный.

Стольников не ответил, смотрел черному в глаза насмешливо.

- Спрашиваю,- надо отвечать! И в постеле нечего проклажаться.
Предписано доставить вас, а уж там разберут, чем больны. Это дело не наше.

Солдаты смотрели с любопытством. И лицо и голос лежащего офицера были
особенными. И видели, что начальник наряда смущен, хоть и старается держать
тон.

Отдавая документы, Григорий сказал тихо:

-- Без рук, без ног они. Нечего вам с ними делать.

Начальник наряда промычал:

- Дело не мое. Есть приказ доставить. И никаких не может быть
рассуждений. Ходить-то может он?

- Ежели говорю, без рук, без ног.

- Мне все одно, хоть без головы. Приказ ясный, значит, не о чем
говорить. Смотри, как бы и тебя не забрали.

- Меня нельзя, я за ним хожу.

- Нянька? Тоже - солдат называется.

- Уж какой есть, тебя не спрашивал.

- А ты, товарищ, не дерзи, управа найдется. Ладно, подымай своего
барина.

- А ты, хам, на войне-то воевал? Или только с офицерами воюешь?

Черный вспылил:

-- Забирай его, ребята, как есть, нечего смотреть.

Ни один солдат не двинулся.

Тогда черный, держа в руке наган, подошел к постели Стольникова и
закричал:

- Встать!

Встретил насмешливый взгляд. Стольников не шевельнулся.

Черный в бешенстве схватил край одеяла и сдернул с лежащего. В прорезь
рубашки глянул лоснящийся рубец плеча; другой рукав был подвернут под спину,
а вся рубашка - под бедра. Не дрогнув мускулом лица, Обрубок только впился в
лицо черного.

Тогда сказал Григорий:

-- Что ж это, братцы, делается! Разве так можно!

Один солдат стукнул прикладом и проворчал:

-- Эй, брось его, пущай лежит. Какая в нем безопасность.

Другой поддержал:

- На кой он кому нужен. Видишь - инвалид полный.

Григорий подошел к постели, плечом отстранил черного и накрыл офицера
одеялом. Обрубок лежал, закрыв глаза. Левая щека дергалась. Зубы стиснул.

Черный, не зная, что делать, закричал на Григория:

- А ну ты, товарищ, забирай свое барахло и собирайся. Айда, шевелись.
Это у вас что тут за машина? Забирай, ребята, машину, велено для канцелярии.
Протокол составим и айда. Вы, гражданин инвалид, до расследования останетесь
дома, под арестом. Мое дело сторона, мандат имеется. А ты собирайся, денщик.
Тебе там покажут, как офицера укрывать.

Григорий сказал решительно:

-- Я не пойду. Тащи силой, коли на тебе креста нет. Воины!

Черный поднял наган, навел на Григория:

- Это видал? Скажи слово!

Но руку его резко отвела другая рука. Молодой солдат, покраснев до
белесых волос, угрюмо буркнул:

- Оставь! Говорю, не замай. Машинку, коли надо, забирай, а его оставь.
Не туда попали. Один на войне изрублен, а другой за ним ходит. Чай, не звери
мы. Айда, собираться будем.

Черный совсем присмирел, сунул револьвер.

- Это дело не ваше, товарищи; я тут отвечаю один, а ваше дело
исполнять.

- Ладно, очень тоже не начальствуй. Говорю - забирай машину, и будет.

И остальные заступились:

- Верно, здесь, товарищ, дело совсем особое. Тоже понимать нужно.

Черный совсем присмирел, сунул револьвер в кобуру, повернул к двери:

- Ну, там, который-нибудь, прихвати машину.

- Ладно.

Четверо повернули головы к Стольникову и, смотря вбок, oдин за другим
козырнули:

- Счастливо оставаться!

Молодой задержался, подошел к пишущей машинке, потрогал, опять
покраснел:

-- А ну ее к лешему, на кой она! Пущай остается.

И к Григорию:

-- Ты, товарищ, ничего не беспокойся. Тоже и мы люди.

Затем к Обрубку - фронтом:

-- Счастливо оставаться, ваше благородие!

И вышел, стуча сапогами.

КОНЦЕРТ

Дуняша в теплом платке поверх кофты и в валенках, Танюша в старых
ботинках и серой меховой шапочке. Последние морозы. Город замерз. Только бы
дотянуть до весны - там будет легче.

На дверях Совдепа много всяких объявлений, отстуканных на испорченных