колебаниям конец! Решение принято! Он вздохнул с облегчением.
Потом улучить время и однажды ночью, когда страж заснет, убить его и
выскользнуть в коридор. Кабинет профессора где-то поблизости. Бесшумно
добраться до него и...
лгать упорным молчанием!
головой. Он же предупреждал штандартенфюрера: не увлекайтесь, не
перегружайте подопытного - выносливость человеческого организма имеет свои
пределы!
пружина сворачивалась все туже внутри. Но никто до поры до времени не
должен был знать об этой пружине.
все предусмотреть, учесть, рассчитать!
беспрерывно - пол сотрясает мелкая дрожь. (Вот почему тревожно позванивала
ложечка в стакане, который стоял на тумбочке у койки.)
который по мере надобности выпускают в сад.
соседству размещается спальня эсэсовцев, откуда по утрам и по вечерам
доносятся зычные голоса. За другой стеной кухня, где стучат ножами и
тарахтят кастрюлями. Третья стена (с двумя занавешенными окнами) выходит,
надо думать, во двор. А за четвертой стеной - коридор.
"стукалок". Заключенных проводят по одному в сад. Часа в три дня, иногда
несколько позже, процессия движется по коридору в обратном направлении.
"Стукалок" уже не слышно. "Мертвоголовые" протаскивают заключенных
волоком.
чрезвычайно обострился слух.)
глаз. Только мозг бодрствовал, напряженно перерабатывая информацию,
которую доставляли ему уши.
смеху, манере сморкаться, открывать и закрывать двери, но прежде всего,
конечно, по находке.
спускаясь вниз, жил на втором этаже, как раз над комнатой, приспособленной
под лазарет. Шаги были очень легкие, едва слышные, задорно семенящие,
иногда подпрыгивающие.
Хорошо было слышно, как по утрам ходят ходуном железные ступеньки и дробно
позванивают стаканы и тарелки на подносе. Это относили наверх завтрак.
После небольшого интервала по коридору прогоняли очередную жертву сада.
воображении, как человек сутулится у окуляров перископа, поглощенный
работой.
дребезжала, позванивала посуда на подносе. Человек подкреплялся.
Вероятно, сосед Колесникова принадлежал к тому типу людей, которым лучше
всего думается на ходу. Он принимался быстро ходить, почти бегать взад и
вперед по своей комнате.
присаживался к столу только для того, чтобы записать мелькнувшую мысль или
внести исправление в формулу. Потом, вскочив, возобновлял странную
пробежку.
скрипела. Наступив на нее, человек несколько секунд стоял неподвижно,
затем, нервно притопнув, ускорял бег.
лютеола.
не рискнул это сделать.
быстро приближающиеся. Это шаги не Вилли, не Густава, не Альберта. Шаги -
те!
лекарство, поспешно встал с табурета. Однако профессор не вошел в комнату.
Стоя на пороге, он пристально смотрел на Колесникова. Тот догадался об
этом по сверлящей боли во лбу.
Стоило, казалось ему, скреститься их взглядам, как профессор сразу понял
бы, что Колесников не болен, а лишь притворяется.
ни жестом. "Я - камень! - мысленно повторял он. - Только камень, точильный
камень!.."
состоянии больного, а профессор прерывал его нетерпеливыми репликами.
лязгнула несколько раз.
камня".
эксперимента. Тогда пропало все. После пребывания в саду он бывает вконец
вымотан, измучен, полумертв. Все силы души и тела уходят на борьбу с
безумием, которое вьется и неистово пляшет среди роз и тюльпанов.
начал уже втайне заниматься гимнастикой. Лежа навзничь с закрытыми
глазами, он сжимает под одеялом пальцы, напрягая и расслабляя мускулы рук
и ног.
будущие действия. Это как бы репетиция воли и мускулов.
передний край на исходе ночи, когда бдительность часовых ослабевает.
соседней комнате, засыпают после двенадцати. Для перестраховки накинем
час, другой. В четыре часа сменяется "сиделка" у койки. А между
двенадцатью и четырьмя сильнее всего хочется спать. Время перед рассветом
- самая трудная вахта. Недаром на флоте ее называют "собака".
головой не затихнут - профессор работает до рассвета.
Колесников позволял себе открыть глаза, даже приподнять голову над
подушкой. Так, в несколько приемов, он сумел осмотреть комнату.
шторы свисают до пола. Дверь обита клеенкой и войлоком.
"мертвоголовый", в комнате других табуреток нет. Тумбочка с лекарствами и
стаканом стоит у самой койки.
Все чаще будет он вставать и прохаживаться по комнате, чтобы прогнать сон,
с бульканьем вливать в себя воду из графина, бормотать под нос
ругательства в адрес этой колоды - русского, потягиваться и зевать. Но как
зевать! Разламывая с треском скулы, охая, пристанывая!
сопротивляться. Пристроится на табурете у кровати, скрестит руки. Вскоре
его голова бессильно свесится на грудь. Тогда к гулу движка в подвале, к
поскрипыванию половиц наверху, к шороху и скрипу веток за окном прибавится
еще и храп.
тренированный, почти кошачий.)
русским.
Вилли или Густава ребром ладони по шее, по сонной артерии. Вилли или
Густав мешком свалится возле койки.
сапоги - на ноги! Парабеллум в кобуре? Порядок!
пробежать к лестнице! (Только бы не лязгнули проклятые железные ступени!)
Придерживаясь за перила, вверх, вверх!