Чтение 25–й страницы книги ~Секретный фарватер~

Мысленно он,как бы прикрикнул на себя.

Море между тем делалось все более грозным, волны чаще накрывали Шубина с
головой. Три балла, четыре балла! Он хотел забыть о делениях этой проклятой
шкалы.

Его стало тошнить. Укачало наконец! Никогда не верил в то, что пловцов
укачивает в море, и вот...

Шубин задыхался, отплевывался, пытался приноровиться к участившимся
размахам моря.

Что-то пролетело над ним. Самолет? Пикирует самолет? Он инстинктивно
втянул голову в плечи, но в этот момент был на гребне волны и резиновый
жилет помешал ему нырнуть.

Не самолет! Всего лишь чайка! Полгоризонта закрыли ее изогнутые, как
сабли, крылья, нежно-розовые, но с черными концами, словно бы их обмакнули в
грязь. Она взвилась и стремительно опустилась, будто хотела сесть Шубину на
макушку.

О! Да тут их много, этих чаек!

Они вились над Шубиным, задевая его крыльями, с размаху падали к самой
воде, взмывали в воздух. Сквозь свист ветра он различал их скрипучие голоса.
Птицы азартно перебранивались, будто делили его между собой.

Делили? Моряки с Ладоги рассказали Шубину о том, что произошло с одним
нашим летчиком, которого сбили в бою над озером. Капковый жилет не дал ему
утонуть, и через два-три часа его подобрали. Он был жив, но слеп. Чайки
выклевали ему глаза!

Шубин высунулся до пояса из воды и заорал что было сил. Он мог только
орать, руки окоченели до того, что почти не двигались.

Вдруг что-то огромное, в белых дугах пены, надвинулось на него, какая-то
гора. Линкор или плавучий кран - так показалось ему...

Он закашлялся и очнулся. Обжигающая жидкость лилась в рот. Сводчатый
потолок был над ним.

Шубин полулежал на полу. Кто-то придерживал его за плечи.

Подняв глаза на стоявших вокруг людей, он удивился их виду. У многих из
них были бороды, а лица отливали неестественной, почти мертвенной белизной.
Люди как-то странно смотрели на него, и он откинулся на спину.

Тотчас это движение было прокомментировано.

- Укачался, ничего не понимает, - сказал кто-то по-немецки. - Дай ему еще
глоток!

Немцы? Стало быть, он в плену?

Но - не спешить! Оглядеться, выждать, понять!

Шубин закрыл глаза, чтобы протянуть время.

- Ослабел после морских купаний, - произнес тот же голос с уверенными,
отчетливыми интонациями. - Не заметили бы в перископ чаек над ним...

Перископ? Он на подводной лодке?

И вдруг Шубин услышал непонятное.

- Но это же не русский! Это финн!

- Не может быть!

- Вот его воинское удостоверение!

- Какая неудача! На черта нам финн?

- Он очнулся, господин капитан-лейтенант, - сказал кто-то над ухом
Шубина, по-видимому немец, поддерживавший его под мышки.

Шубин открыл глаза.

Над ним, широко расставив ноги, стоял человек в пилотке и пристально
смотрел на него. Он держал что-то в руке.

Шубин скорее угадал, чем увидел: размокшее воинское удостоверение
летчика, которое было спрятано в кармашке жилета!

- Ваша фамилия Пирволяйнен? - неожиданно спросил немец.

Пауза. Шубин собирается с мыслями.

- Пирволяйнен Аксель? - Немец заглянул в удостоверение и нетерпеливо
пригнулся, уперев руки в колени. - Ну, отвечайте же наконец! - поторопил он.
- Вы лейтенант Аксель Пирволяйнен?

Пирволяйнен? Мертвый летчик был финном? Шубин перевел дух. словно перед
прыжком в воду. Потом, решившись, тихо сказал:

- Да. Я Пирволяйнен...

- Очень жаль, - сердито пробормотал человек в пилотке.

Шубина подняли, усадили на табуретку. Рядом очутился пучеглазый человек,
который отрекомендовался врачом. Шубин пожаловался на головную боль и
тошноту.

- В порядке вещей. - Врач значительно закивал. - Не удивлюсь, если у вас
легкое сотрясение мозга.

Мнимому Пирволяйнену дали переодеться. Комбинезон затрещал по всем швам
на его плечах и груди. Пирволяйнен! Финн! Очень хорошо. Этим можно объяснить
погрешности в немецком произношении. Лишь бы только не нашлось никого, кто
знает финский язык!

Ну, а лицо? Офицер в пилотке держал удостоверение перед самым своим носом
и все же спросил: "Вы Пирволяйнен?" Ослеп, что ли? Есть же фотография в
воинском удостоверении! А сходства между летчиком и Шубиным никакого. Уж
он-то на всю жизнь запомнил это мертвое лицо, скалившее зубы над пышным
гофрированным воротником!

- Который час? - спросил он.

Кто-то услужливо ответил.

Шубин попытался сделать подсчет. Получалось, что он провел в воде
немногим более двух часов.

Не может быть! Боролся с мертвецом, волнами, питом чайками! На это
наверняка ушло не менее суток! Впрочем...

- Командир просит к себе, - сказал врач и пропустил Шубина вперед.

Палуба мерно подрагивала под ногами. Значит, лодка была на ходу.

Из-за двери раздалось короткое:

- Да!

Врач остался за дверью, а Шубин, собрав все свое мужество, шагнул через
порог.

Каюта была очень маленькая, как все помещения на подводной лодке, где
дорог каждый метр пространства. На стенке каюты висели мерно тикавшие часы,
портрет Гитлера, еще что-то - Шубин не успел разглядеть.

- Лейтенант Пирволяйнен?

Спину Шубина обдало холодом. Где-то он уже слышал этот голос: неприятно
тонкий и брюзгливо-медлительный.

На вращающемся кресле повернулся коренастый, почти квадратный человек.

Темно-красные волосы его составляли резкий контраст с лицом, белым как
бумага. Рыжие нечасто бывают бледными. Этот был бледным.

Борода короткая, редкая. Усов нет. Очень узкие губы, щель вместо рта. Но
нижняя часть лица, полускрытая бородой, была тяжелая, чувственная.

Возраст? Лет пятьдесят, вероятно. Пятьдесят - и всего лишь командир
подводной лодки? Это необычно. Полагалось уже быть адмиралом.

Шубин спохватился и выпрямился. Но не смог заставить себя щелкнуть
каблуками перед фашистом. Это было свыше его сил.

Командир подводной лодки молчал, не отрывая от Шубина взгляда.

Странный это был взгляд - изучающий, взвешивающий и в то же время
рассеянный. Глаза были очень близко посажены к переносице. Казалось,
вдобавок, что один располагается несколько выше другого. Это происходило,
вероятно, оттого, что вследствие увечья или привычки командир держал голову
набок - с какой-то недоверчивой, лукавой ужимкой.

Проверяя себя, он заглянул в удостоверение, лежавшее на столе:

- Правильно - Пирволяйнен!.. Вы говорите по-немецки?

Сомнений нет. Голос тот же самый - "шхерный"! Значит, он, Шубин, на борту
"Летучего Голландца"?!

С трудом Шубин выдавил из себя:

- Да, господин командир.

Смысл последующих слов был непонятен.

- Ну что ж! - сказал подводник. - Я надеялся, что вы русский. Если бы я
знал, что вы всего только финн... Но не выбрасывать же снова за борт... Я
высажу вас в двух милях от Хамины. Ваше командование извещено по радио. Вас
будут ожидать на берегу.

Но внимание Шубина было сосредоточено на полуразмокшем воинском
удостоверении. Подводник рассеянно вертел его короткими пальцами, потом
поставил ребром на стол.

- В район Хамины придем через шесть часов. Этим я вынужден ограничить
свою помощь...

Шубин пробормотал, что ему неловко затруднять господина командира
подводной лодки. Конечно, у того есть свои собственные задачи, которые...

Немец предостерегающе поднял руку.

- Не ломайте над моими задачами голову! Рискуете сломать ее! - Он
улыбнулся Шубину, вернее, сделал вид, что улыбнулся. Просто показал десны и
тотчас же спрятал их, не считая нужным слишком притворяться. - По
возвращении в часть, - резко сказал он, - ваш долг забыть обо всем, что вы
видели здесь! Забыть даже, что были на борту моей субмарины!

Он встал из-за стола.

Только теперь Шубин по-настоящему рассмотрел его глаза. Они были очень
светлые, почти белые, с маленькими зрачками, что придавало им выражение
постоянной, с трудом сдерживаемой ярости.

- Забыть, забыть! - с нажимом повторил немец. - И вы забудете, едва лишь
покинете нас. Забудете вс", словно бы ничего и не было никогда!

Шубин молчал. Подводник опять со странной ужимкой склонил голову набок,
будто присматриваясь к своему собеседнику. Вспышка непонятного гнева прошла
так же внезапно, как и возникла.

После паузы он сказал спокойно:

- Доложите своему командиру, что были подобраны немецким тральщиком.

Подводник небрежно перебросил Шубину раскрытое воинское удостоверение
финского летчика.

Шубин стиснул зубы, чтобы не крикнуть.