Чтение 25–й страницы книги ~Возлюби ближнего своего~

- Поздравляю, Гольдбах! - сказал Штайнер. - Сегодня первый раз вы справились блестяще! Без единой ошибки, спокойно и обдуманно. Вы подали мне первоклассный знак, когда спичку спрятали в бюстгальтере, - а ведь это было действительно трудно.

Гольдбах посмотрел на него благодарными глазами.

- Откровенно говоря, я и сам точно не знаю, как это у меня вышло. Словно внезапно пришло просветление, после вчерашнего. Подождите немного, и я превращусь в хорошего медиума. Завтра начну подготавливать другие знаки.

Штайнер рассмеялся.

- Пойдемте лучше выпьем по рюмочке водки в честь этого радостного события!

Он достал бутылку "марилленгейста" и наполнил рюмки.

- Прозит, Гольдбах!

- Прозит!

Гольдбах поперхнулся и поставил рюмку на стол.

- Извините, - сказал он. - Я отвык... Если вы ничего не имеете против, я лучше пойду.

- Ну, конечно. Работа ведь наша уже закончена... А вы не хотите допить свою рюмку?

- Да, конечно!

Гольдбах послушно выпил.

Штайнер протянул ему руку.

- И не выдумывайте слишком много знаков. Иначе я запутаюсь в ваших хитростях и ничего не найду.

- Нет, нет.

Гольдбах быстро спускался по аллее, направляясь в сторону города. На душе у него было легко, ему казалось, что с плеч свалился страшный груз. Тем не менее это была легкость без радости. У него появилось такое чувство, будто кости его наполнены воздухом.

- Моя жена дома? - спросил он горничную у дверей пансиона.

- Нет... - Девушка рассмеялась.

- Почему вы смеетесь? - спросил он, неприятно удивленный.

- А почему бы мне и не посмеяться? Разве это запрещено?

Гольдбах посмотрел на нее каким-то отсутствующим взглядом.

- Я не это имел в виду, - пробормотал он. - Смейтесь себе на здоровье.

По узкому коридору он направился к своей комнате. Дойдя до комнаты жены, он остановился и прислушался, Ни звука. Гольдбах тщательно пригладил волосы и отряхнул костюм. Потом все-таки постучал в комнату жены. "Может быть, она все-таки уже вернулась, и горничная ее просто не заметила", - подумал он. Он постучал" еще раз. Никто не ответил. Гольдбах осторожно нажал на ручку и вошел в комнату. У ночного столика горел свет. Он уставился на него, словно шкипер на маяк. "Скоро вернется, - подумал он. - Иначе бы свет не горел..."

Но где-то в глубине своей души он уже знал, что она больше не вернется. Он чувствовал это в своем подсознании, но - подобно утопающему, хватающемуся за соломинку, - со страшным упорством держался бессмысленного: "Она должна вернуться, иначе бы свет не горел! Она должна..."

Потом ему бросилась в глаза необычная пустота в комнате. Перед зеркалом не было щеточек и баночек с кремом; дверца шкафа была приоткрыта, и в щели не было видно розовых и пастельных тонов ее одежды. Пасть шкафа, темная и покинутая, сонно глядела на него. В комнате остался лишь аромат - легкое дуновение жизни, но и тот был уже очень слаб; он лишь навевал воспоминания.

Потом он нашел письмо и удивился, глядя на него притупленным взглядом, как он до сих пор его не заметил, - письмо лежало на столе.

Прошло много времени, прежде чем он вскрыл письмо. Он и так уже знал все - так зачем же его распечатывать? Наконец он все-таки взрезал конверт забытой пилкой для ногтей, которая валялась на кресле. Он начал читать, но слова не проникали сквозь ледяную кору его мозга, они остались мертвы, - словно слова из какой-то газеты, книги, случайные слова, которые его совершенно не касались. Пилка в его руке была более живой, живее слов.

Он спокойно сидел, ждал боли и удивлялся, почему она не приходит. Его охватило лишь какое-то чудовищное отупение, какое появлялось обычно в тот страшный момент перед сном, если он принимал слишком большую порцию брома.

Он долго сидел так и смотрел на свои руки. Они лежали на коленях - белые и мертвые, словно два бледных бесчувственных спрута с пятью безжизненными щупальцами. Они больше не принадлежали ему. Он и сам больше не принадлежал самому себе, его тело было чужим, глаза обратились внутрь и уставились на парализованные, временами вздрагивавшие органы.

Наконец он поднялся и прошел в свою комнату. Он заметил галстуки, лежавшие на столе, машинально взял ножницы и стал резать - тщательно, полоска за полоской. Он не бросал отрезанные лоскутки на пол, а педантично собирал их на ладони и складывал на столе в пеструю кучку. В самый разгар этой машинальной работы он подивился тому, что делал, и отложил ножницы в сторону. В то же мгновение он забыл о них. Он сделал несколько нетвердых шагов и уселся в угол. Там он и остался сидеть на корточках, непрерывно потирая себе руки необычно усталым старческим движением, будто ему было холодно и не хватало больше сил согреться.

Керн подбросил в воздух последние спички. Внезапно на его плечо легла чья-то рука.

- Что вы здесь делаете?

Он вздрогнул, обернулся и увидел жандарма.

- Ничего, - пробормотал он. - Извините. Это просто ребячество - больше ничего.

Чиновник внимательно смотрел ему в лицо. Это был не тот жандарм, который арестовал Керна у Аммерсов. Керн быстро взглянул на окно. Рут не было видно. И она, вероятно, ничего не заметила - было слишком темно.

Керн попытался выдавить из себя искреннюю улыбку.

- Извините, пожалуйста, - сказал он спокойно. - Это всего лишь шутка. Вы же сами видите, ничего не произошло. Зажигал спички. Хотел закурить сигарету, но она никак не прикуривалась, тогда я чиркнул сразу полдесятка спичек и чуть не обжег себе пальцы.

Керн засмеялся, махнул рукой и хотел идти дальше. Но жандарм крепко схватил его за руку.

- Минутку! Вы - не швейцарец, не так ли?

- Почему не швейцарец?

- Слышно по вашему произношению. Зачем вы лжете?

- Я не лгу, - ответил Керн. - Меня только интересует, как вы об этом догадались?

Чиновник с подозрением посмотрел на него.

- Может быть, нам лучше... - пробормотал он и зажег карманный фонарь. - Послушайте, - сказал он уже совершенно другим тоном. - Вы знаете господина Аммерса?

- Понятия не имею, - по возможности спокойно ответил Керн.

- Где вы живете?

- Я приехал только сегодня и собирался как раз найти гостиницу. Вы сможете порекомендовать мне какую-нибудь? Не очень дорогую?

- Сперва вам придется пройти со мной. В полиции лежит донесение господина Аммерса. В нем указаны приметы, которые совпадают с вашими. Нужно все это выяснить.

Керн пошел с жандармом, проклиная себя за беспечность. Чиновник, должно быть, подкрался к нему бесшумно на своих резиновых подошвах. Целую неделю все шло хорошо, и Керн стал менее внимательным. Почувствовал себя в безопасности. Керн украдкой оглядывался, выискивая возможность скрыться, но путь оказался недолгим - через несколько минут они уже были в полиции.

За столом сидел чиновник, который отпустил его в первый раз; он что-то писал. У Керна снова появилась надежда.

- Это тот? - спросил полицейский, который его привел.

Сидевший за столом поднял голову.

- Возможно, - сказал он. - Но наверняка сказать не могу. Было очень темно.

Полицейский, который привел Керна, вышел.

- Эх, парень, - сказал второй, обращаясь к Керну. - Я думал, вас уже давно здесь нет. Теперь дела ваши плохи. Аммерс донес на вас.

- Мне нельзя снова убежать? - быстро спросил Керн. - Вы же знаете...

- Исключено. Единственный выход - через дежурную комнату. А там находится ваш приятель. Он звонит по телефону. Нет... Сейчас вы попались. И попались в руки самому ретивому. Он давно мечтает выслужиться.

- Черт возьми!

- Вот именно... И дело усугубляется тем, что вы один раз уже вырвались из рук полиции. В свое время я вынужден был подать об этом рапорт, так как знал, что Аммерс будет за мной шпионить.

- О, боже ты мой! - Керн отступил на шаг.

- Можете призывать и бога, и черта! - ответил чиновник. - На этот раз уже ничего не поможет. Вы получите свой срок.

Через несколько минут, едва переводя дух, появился Аммерс. Он всю дорогу бежал. Его остренькая бородка блестела.

- Это тот самый! - сразу заявил он. - Я сразу его узнал! Каков подлец!

Керн посмотрел на него.

- Надеюсь, на этот раз он от вас не убежит? - спросил Аммерс.

- На этот раз - нет! - подтвердил жандарм.

- Мельницы божьи мелют медленно, - победно и звучно продекламировал Аммерс. - Медленно, но удивительно мелко. Кувшин ходит за водой, пока не разобьется...

- А вы знаете, что у вас рак печени? - вдруг перебил его Керн, сам едва сознавая, что говорит, и удивляясь, как ему могла прийти в голову такая мысль. Им внезапно овладела такая бешеная злоба, что, даже не осознав своего несчастья полностью, он автоматически направил свои мысли на то, чтобы причинить Аммерсу боль. Избить его он не мог - за это он получил бы слишком большой срок.

- Что? - От неожиданности Аммерс даже забыл закрыть рот.

- У вас рак! Самый настоящий рак печени! - Керн заметил, что стрела попала в цель, и сразу же добавил: - Я - медик, и я знаю, что говорю! Через год он начнет разрастаться с удивительной быстротой, вы будете испытывать неимоверные боли и умрете страшной смертью! И никто из врачей не сможет вам помочь! Никто!

- Но ведь это же...

- Мельницы божьи! - прошипел Керн. - Так ведь, кажется, вы говорили? Мельницы божьи мелют медленно, медленно. Годами!

- Господин жандарм! - отчетливо выговаривая слова, произнес Аммерс. - Я требую, чтобы вы защитили меня от этого индивидуума.

- Советую вам составить завещание! - продолжал ликовать Керн. - Это - единственное, что вам осталось сделать! Рак сожрет вас изнутри, и вы сгниете!

- Господин жандарм! - Аммерс дикими глазами посмотрел на чиновника, ища у него помощи. - Ваша обязанность - защитить меня от этих оскорблений!

Чиновник, сидевший за столом, с интересом взглянул на него.

- До сих пор я еще не слышал никаких оскорблений в ваш адрес, - сказал он. - Он только поставил вам диагноз.

- Я требую, чтобы все было запротоколировано! - вскричал Аммерс.

- Вы только посмотрите! - Керн ткнул пальцем в сторону Аммерса, который, вздрогнув, отпрянул назад, словно увидел не палец, а змею. - Посмотрите на этот свинцово-серый цвет кожи! На пожелтевшие глазные яблоки! Более верных признаков и не бывает! Кандидат в смертники! За вас остается только молиться!

- Кандидат в смертники! - продолжал бушевать Аммерс. - Запишите в протокол, что он обозвал меня кандидатом в смертники!

- Кандидат в смертники - это не оскорбление, - объяснил чиновник, не скрывая своего злорадства. - На это вы не можете жаловаться. Мы все - кандидаты в смертники.

- Печень уже гниет в здоровом теле! - Керн, заметив, что Аммерс побледнел, шагнул вперед. Тот отпрянул, словно увидел сатану. А Керн с триумфом продолжал: - Да, на начальной стадии эту болезнь не установишь! А когда выясняется, что печень поражена раком, - уже поздно! Рак печени! Это самая страшная и медленная смерть, которая только существует на свете!

Аммерс уже не мог произнести ни слова. Он схватился за голову и бессмысленным взором уставился на Керна.

- Ну, ладно, хватит! - внезапно сказал чиновник резким тоном. - Сядьте вон туда и отвечайте нам на наши вопросы! Вы давно в Швейцарии?

На следующее утро Керн предстал перед окружным судом. Судья, пожилой и грузный мужчина с круглым красным лицом, оказался человеком гуманным, но помочь Керну не смог: четко сформулированные параграфы не допускали двоякого толкования.

- Почему вы не сообщили в полицию, когда нелегально перешли границу? - спросил он.

- Потому что меня сразу же выслали бы, - устало сказал Керн.

- Конечно, выслали бы.

- А там, на той стороне, я снова должен был бы заявить в полицию, чтобы не идти против законов. И оттуда на следующую ночь я бы вернулся обратно в Швейцарию. Так бы и умер от голода, шатаясь по границе. В лучшем случае я бы шагал от одной полиции к, другой... Что же нам еще делать, как не идти против законов?

Судья пожал плечами.

- Ничем не могу помочь. Я должен вас осудить. И самое легкое наказание в таких случаях - 14 дней. Таков закон. Мы должны защитить свою страну от потока беженцев.

- Знаю.

Судья полистал бумаги.

- Единственное, что я могу сделать для вас, это написать в Верховный суд, чтобы вам заменили судимость арестом.

- Большое спасибо, - ответил Керн. - Но мне безразлично, как это будет называться. Я уже давно забыл, что такое честолюбие.

- Но это все-таки не одно и то же, - с некоторой поспешностью добавил судья. - Ведь это очень важно для гражданских прав. Если вы отсидите только под арестом, вы не будете иметь судимость. Вы, наверное, этого не знаете?

Некоторое время Керн смотрел на этого наивного и добродушного судью.

- Вы говорите о гражданских правах, - сказал он. - А что мне делать с этими гражданскими правами? У меня вообще нет никаких прав! Я - тень, призрак, мертвец в гражданском отношении! Так разве могут меня интересовать такие, например, понятия, как гражданские права и прочее?!

Некоторое время судья молчал.

- Вы же могли бы достать какие-нибудь документы, - наконец сказал он. - Может быть, вы могли бы получить паспорт через немецкое консульство?

- Год назад чешский суд уже пробовал это сделать. Просьбу отклонили. Для Германии мы вообще больше не существуем. А для остального мира - только как нежелательные элементы.

Судья покачал головой.

- И Лига наций тоже ничего для вас не сделала? Вас же тысячи, и вы должны как-то существовать!

- Лига наций уже несколько лет решает вопрос о выдаче нам документов, и все это время каждая страна пытается выпихнуть нас в какую-нибудь другую. Видимо, это протянется еще несколько лет...

- Ну, а до тех пор...

- До тех пор? Вы сами видите, каково сейчас положение...

- О, боже ты мой! - довольно беспомощно произнес судья своим мелодичным голосом с мягким швейцарским акцентом. - Это же целая проблема! Что с вами будет?

- Вот этого я не знаю... Для меня гораздо важнее знать, что случится со мной сейчас.

Судья провел рукой по вспотевшему лицу и посмотрел на Керна.

- У меня есть сын, - сказал он, - который приблизительно вашего возраста. И если я представлю себе, что его гоняют из страны в страну только по той причине, что он родился...

- У меня есть отец, - ответил Керн. - И если бы вы увидели его...

Он отвернулся и посмотрел в окно. Осеннее солнце мирно освещало небольшую, полную плодов яблоню. Там, за окном, была свобода! Там, за окном, была Рут!

- Мне хотелось бы задать вам один вопрос, - сказал судья спустя минуту. - Вопрос этот не относится к делу, но тем не менее я хотел бы его задать. Вы верите еще во что-нибудь?

- О, да! Я верю в святой эгоизм! В бессердечность! В ложь! В косность души!

- Я так и думал. Иначе и не могло быть.

- Но это не все, - продолжал Керн спокойно. - Я верю также в товарищество, в любовь, в готовность прийти на помощь ближнему. С этим я тоже близко познакомился. Может быть, даже ближе, чем человек, который живет в нормальных условиях.

Судья поднялся, тяжело ступая, обогнул свое кресло и подошел к Керну.

- Приятно слышать от вас такие слова, - пробормотал он. - Если бы я только знал, чем могу вам помочь!

- Ничем, - ответил Керн. - Я ведь тоже знаю законы, и у меня есть приятель, специалист по такого рода вопросам. Отсылайте меня в тюрьму.

- Я пошлю вас под арест и передам ваше дело дальше, в Верховный суд.

- Что ж, если это облегчит вам душу. Но если это затянется на более длительный срок, то я предпочитаю тюрьму.

- Нет, не затянется. Я позабочусь об этом.

Судья вынул из кармана большое портмоне.

- К сожалению, существует только этот примитивный способ помощи, - нерешительно сказал он, вынимая из портмоне сложенную бумажку. - Я очень огорчен, что не могу сделать для вас ничего больше...

Керн взял деньги.

- Это - единственное, что нам действительно помогает, - ответил он и подумал: "Двадцать франков! Какое счастье! На эти деньги Рут сможет доехать до самой границы!"

Послать весточку Рут он не отважился - сразу же стало бы известно, что они находились в стране уже давно, и Рут могли осудить. А так ее просто вышлют. Если же повезет, то и просто выпишут из больницы.

В первый вечер своего заключения Керн чувствовал себя несчастным и от волнения не мог спать. Перед его глазами возникал образ Рут, - лежавшей на кровати, тяжело больной, - и он в страхе все время просыпался. Ему даже приснилось, что ее хоронят. Он приподнялся на нарах и долгое время сидел, поджав ноги. Керн не хотел поддаваться страху, но чувствовал, что страх сильнее его. "Во всем виновата ночь, - подумал он. - И страхи ночи. Дневной страх разумен, ночной - не имеет границ!"

Он встал и начал холить взад-вперед по маленькому помещению. Потом снял с себя куртку и стал заниматься гимнастикой. "Я не могу допустить, чтобы у меня сдали нервы, - думал он. - Иначе я погиб. Я должен сохранить свои нервы в порядке!" Он приседал, выгибал корпус, и ему удалось отвлечься от тягостных мыслей. А потом он вспомнил о вечере, который провел в полицейском участке Вены, и о студенте, который дал ему уроки бокса. Он усмехнулся. "Если бы не этот студент, я бы не смог сегодня так разговаривать с Аммерсом, - подумал он, - Это он мне помог, он и Штайнер, и вся эта жестокая жизнь. Она и должна меня ожесточить, но не должна разбить. Я буду защищаться!" Он принял позицию, приготовившись к бою, и, мягко пружиня ногами, стал всем телом наносить удары в темноту - вправо, влево, в перерыве между, ними - несколько коротких апперкотов, все быстрее и быстрее. Внезапно в темноте перед ним замерцала, словно призрак, остренькая седая бородка больного раком печени Аммерса, и удары приобрели смысл и направление.

Он бил его сильными прямыми ударами в подбородок и уши. Вслед за этим нанес два "крюка" в сердце и сильный удар в солнечное сплетение, и ему даже послышалось, как тот со стоном упал на пол. Он снова его поднял и продолжал, тяжело дыша от возбуждения, систематически обрабатывать своего врага, наградив его напоследок двумя сильными ударами в печень, которые показались особенно удачными. К этому времени забрезжил рассвет, и он, изможденный и усталый, упал на нары и сразу заснул, стряхнув с себя ночные страхи.

Два дня спустя в камере появился доктор Беер. Керн быстро вскочил.

- Как ее здоровье?

- Хорошо, то есть нормально.

Керн вздохнул с облегчением.

- Как вы узнали, что я здесь?

- Очень простым путем. Вы не пришли ко мне - значит, угодили в кутузку.

- Да, конечно. Она знает об этом?

- Да. Когда вчера вечером вы не выступили под ее окном в роли Прометея, она подняла на ноги все небо и ад в придачу, чтобы увидеть меня. Через час мы уже знали, что случилось. И надо же было додуматься - затеять эту игру со спичками!

- Да, сглупил, конечно... Но когда человек чувствует себя в безопасности, он наверняка рано или поздно сделает какую-нибудь глупость. Меня осудили на 14 дней. Через 12 дней, я, наверное, выйду. Она поправится к тому времени?

- Нет... Во всяком случае, она еще не сможет продолжать ваше путешествие. Я думаю, что мы оставим ее в больнице до тех пор, пока не прояснится картина с вами.

- Конечно! - Керн задумался. - В таком случае мне придется ждать ее в Женеве. Я же не смогу взять ее с собой. Меня вышлют.

Беер достал из кармана письмо.

- Вот! Я вам кое-что принес.